Побратим змея (СИ) - "Arbiter Gaius". Страница 20

Обещание не виделось заманчивым: желудок, казалось, завязался тугим узлом. Пить, правда, хотелось, и Кныш сделал несколько больших глотков из бурдюка, который Взывающий успел снова целиком наполнить. Подумал, – и вылил немного воды на ладонь, умыл лицо, смочил волосы. Эффект был не таким бодрящим, как вечером, и, кроме того, создавал неприятное ощущение, что тело поднялось, но не проснулось.

Еще раз протерев глаза, Кныш надел на плечи лямки от кожаного мешка со всем необходимым, захватил светильник и вышел из хижины. Наклонившись, чтобы поднять с земли готовую вязанку дров, он уловил краем глаза какое-то движение в темноте. Родитель?.. Но Анх стоял рядом, готовый к выходу. Зверь?..

Сердце Кныша тревожно забилось.

– Что? – Взывающий не понимал причины задержки.

– Там... Там кто-то есть.

Анх поднял повыше светильник, сделал несколько шагов в направлении, указанном сыном. Пятно света сместилось вместе с ним, – однако ничего подозрительного не обнаружилось.

– Глаза подвели тебя. А если и нет – если бы это был большой хищник – он бы уже напал. Идем.

Поднимаясь вслед за родителем на Жертвенный холм, Кныш вспоминал свой разговор с Туром. Переход, грозивший гибелью всему Роду, пугал его своими опасностями, но еще больше пугала какая-то безнадежность, поселившаяся в сердцах соплеменников из-за бесконечной зимы. Охотники, ушедшие в Ближний лес, чтобы набить дичи для Большой жертвы, не надеялись на счастливый исход – это было видно по их серым, изможденным, каким-то каменным лицам. И против этого были бессильны все воззвания и заклинания, которые читал его родитель, призывая на добытчиков удачу и заговаривая их оружие. Взывающий чувствовал, в свою очередь, что его слова не встречают отклика, и голос его звучал более резко, более нервно, чем обычно. Словно он и сам не верил в то, что говорил. Словно не ощущал в себе силы, которая могла бы повлиять на духов, заставить или же умолить их сменить гнев на милость. «Осталось последнее средство», – вспомнились Кнышу слова Тура. Все так. Последнее средство не только вернуть лето – вернуть общение с духами, вернуть их благосклонность и поддержку. Последнее, что Взывающий может им предложить.

И когда это не сработает...

«Если!» – мысленно осекся Кныш. – «Если не сработает! Не может быть, чтобы надежды не было вовсе!»

Не может.

Но что, если эта надежда исходит не от Взывающего – а от него самого?

Кныш зажмурился и помотал головой, отгоняя непрошенные мысли. Он ведь, по сути, тоже ничего не знает! Он не знает, чего хотят духи, не знает, как вернуть лето...

– Ты что?

Голос родителя вернул его к реальности.

– А? Нет, ничего. Просто задумался.

– О чем?

Раньше Анх не проявлял никакого интереса к тому, о чем думает его сын, и такой вопрос был для него необычен. Кныш поколебался мгновение, но затем счел это знаком, что нужно хотя бы попробовать. Может, родитель знает что-то, чего не знает он? Или хотя бы выслушает?..

Он глубоко вздохнул.

– Родитель?

– Что?

– Хорошо сделаю, если спрошу?

– Хорошо.

– Откуда мы знаем, чего хотят духи?

– Чего хотят?.. – Анх, казалось, не понимал, о чем идет речь.

– Ты сказал, чтобы Тур и другие охотники принесли оленей по-пальцам-руки. Почему? Может, духи хотят не по пальцам одной руки, а двух? Или наоборот, не по всем пальцам руки. Или не оленей, а кабанов?..

– У оленей самое ценное мясо! Олени по пальцам руки – это большая жертва! Это очень хорошо! Предки всегда приносили такую жертву, если духи не были милостивы.

– А предки откуда узнали?

– Ты плохо спрашиваешь! Мой родитель обучил меня, когда какие жертвы приносить. А его научил его родитель...

– А если от тебя или от меня духи хотят не того, чего хотели от родителя твоего родителя? Если то, что было хорошо тогда – плохо сейчас?

– То, что хорошо – хорошо! – отрезал Анх, раздраженно поджав губы. – Жертвы, принесенные так, как учили предки, всегда заставляли духов сменить гнев на милость. Так будет и сейчас. Если духи не откликнулись на жертву – значит, нужна большая жертва. Ты сделаешь хорошо, если, наконец, запомнишь, что и как нужно делать и не будешь плохо спрашивать. А еще если поспешишь: Лучезарная скоро проснется, а мы еще не готовы.

– Плохо сделал, – Кныш привычно стукнул себя кулаком в грудь, но не успел Анх отвести от него удовлетворенного взгляда, как он тихо добавил. – Но если бы, например, они захотели чего-то нового, не того, что мы им даем обычно? Они могли бы нам как-то об этом сказать? Могут духи говорить с нами?

Взывающий резко повернулся к нему, и когда он заговорил, голос его звучал гневно:

– Даже если бы попытались – это нужно было бы сразу пресечь! Духам нечего делать в нашем мире! Они слишком сильны и опасны. Мы заклинаем их не гневаться и оберегать нас. Мы приносим им жертвы и пользуемся их благосклонностью. Мы поклоняемся Великому волку и просим советов у душ наших предков. Но мы не впускаем их в наш мир. Мы огораживаем от них наше селище – и наши души. И уж конечно мы не говорим с ними, а они с нами. Живые с живыми, духи с духами. Скажи это.

– Живые с живыми, духи с духами, – послушно повторил Кныш, опуская голову.

Попытка провалилась.

====== Глава 10 ======

Шох?.. Шох??!

Да нет, не может быть... Леса-то пустые стоят, хищников там уже не осталось, – а хотя бы и остались, чай не дитя, что ему сделается...

А вдруг?!

Нет... Мало ли что привиделось! Может, Фетха вообще все выдумывает на этих гаданиях, чтобы молодых потешить?..

Потешила, называется!

Весь последовавший за злополучным гаданием восход, а следом и вся ночь оказались для Анхэ сплошным мучением. Фетха на все вопросы и причитания ответила лишь, что слезы лить рано, а от судьбы так или иначе не уйдешь: как Отец-Небо захочет, так и будет.

Насчет Отца-Неба и его желаний разумно было бы поговорить со Взывающим – но тот был неуловим, готовясь к обрядам, а под вечер и вовсе ушел с сыном на Жертвенный холм. Их возвращения измученная молодая так и не дождалась, промаялась всю ночь в страшной тревоге и дошла до того, что под утро выскользнула из хижины, надеясь перехватить Анха до того, как он уйдет встречать Лучезарную. Оказалось, однако, что и тут опоздала: Взывающий с Кнышем уже собрались в путь. Пришлось притаиться за хижиной, чтобы не выдать своего присутствия: разговор бы так или иначе не состоялся.

Еще восход прошел во все тех же переживаниях. Утром третьего же восхода страсти накалились до предела, когда буквально у самых границ селища послышалась переливчатая песнь родичей. Встревожила она всех, и поселянам, в дополнение к обычным хлопотам, пришлось спешно складывать и разводить костры по всему периметру поселения: огня родичи боялись и приближаться бы не рискнули. Работали на износ все, кто был способен помочь хоть чем-то – а у Анхэ все валилось из рук при одной лишь мысли о плечистом богатыре, затерянном где-то в кишащих родичами лесах.

– Не затерянном, а к дому идущем! И не один он там! Справятся! – буркнула на попытки поплакаться Фетха. – Нашла время в рев ударяться! Работай давай!

К вечеру, правда, песнь отдалилась: запах дыма, видимо, заставил родичей отойти подальше. Однако же и охотников, которые ожидались к закату, не было.

Чем больше сгущалась темнота, тем тревожней становилось не только Анхэ, но и всем поселенцам. Было очевидно: чтобы вернуться до рассвета, охотникам придется идти по лесу ночью. Зная Тура и других участников охоты, Рослые не сомневались, что это их не остановит. Вот только успеют ли? И будут ли благосклонны к ним духи, которые если и допускали смертных в свои владения днем, то уж ночью властвовали в них безраздельно? Сжалятся ли те, от кого они уже так долго не видели никакой жалости?..

Светлоликий поднялся высоко в небе, и песнь родичей снова зазвенела завораживающим – но жутким многоголосьем. Анхэ, вздремнувшая было в своей хижине, резким движением села на лежанке. Прислушалась. Судя по тишине, царившей в селище, добытчики так и не вернулись.