Побратим змея (СИ) - "Arbiter Gaius". Страница 36

Румар, видимо, разделял опасения старого товарища. Едва заметно шелохнувшись, он коснулся его локтем, затем перевел глаза на молодого Взывающего и чуть покачал головой, словно говоря «Так не пойдет».

Вождь еще раз скользнул по Кнышу взглядом, заметил пальцы с побелевшими костяшками, судорожно вцепившиеся в ритуальное одеяние и вопросительно кивнул на оставленный открытым выход из хижины: «Предложить уйти?».

Румар легким кивком выразил согласие.

Как раз в этот момент в хижину вошел Тур, закончивший подготовку ритуального оружия. Осторожно сгрузил его в угол, затем, как и все, преклонил колени. Марух едва слышно завистливо привздохнул: сыну, как молодому члену Рода, достаточно было провести здесь всего несколько минут.

Заметив чуть позже, как охотник одним слитным движением поднялся на ноги, вождь наконец решился: кивком приказав сыну подождать, он обратился к Кнышу.

– Взывающий?..

Строго говоря, это было нарушением правил: никто не имел права прикасаться к Взывающему или говорить с ним, когда тот участвовал в обряде. Марух, однако же, чувствовал, что иного выхода нет.

Кныш обернулся к нему, остановив на его лице все такой же невидящий взгляд. Выглядело это странно и жутко, так, что бывалый воин растерялся и на автомате обратился к нему не церемониально, а как привык – по имени.

– Кныш?

Тот сморгнул, и глаза его прояснились, а взгляд стал осмысленным.

– Что? Уже пора?

– Нет еще. Но... Иди отдохни.

– Я не могу.

– Ты еле живой, – Румар, поддержавший вождя, категорически не умел ходить вокруг да около. – Как только Лучезарная проснется, начнется погребальный обряд. Ты не можешь в нем ошибаться...

Он хотел сказать «как тогда, перед Запретным лесом», но промолчал.

– Если ты не выдержишь, будет очень плохо, – подхватил его мысль Марух. – Гораздо хуже, чем если не пробудешь здесь всю ночь. Иди, скоро придут другие старейшины. Твоему родителю окажут все надлежащие почести. Тур проводит тебя. Да, Тур?

– Твоя воля, родитель.

Кныш, при упоминании о сопровождении раздраженно поморщился и, видимо, хотел возражать и дальше – но два выжидающих взгляда со стороны вождя и его поплечника сделали свое дело. Коротко кивнув в знак согласия, он неловко поднялся, едва сдержав болезненную гримасу, и на негнущихся ногах вышел из хижины. Тур последовал за ним.

Отойдя немного от Ритуальной хижины, Взывающий остановился, с наслаждением вдыхая холодный ночной воздух. Постояв немного, он обернулся к Туру, остановившемуся рядом.

– Ты можешь не провожать меня, – сказал он. – Я знаю, где моя хижина. Не нужно обращаться со мной, как с ребенком.

Голос его звучал гораздо мягче, чем в Запретном лесу – но Тур без труда уловил в нем те же властные нотки, заставившие его, обычно послушного воле родителя, склонить голову в знак согласия.

– Твоя воля, Взывающий,– ответил он. – До Общего костра нам по одной дороге, а потом, если захочешь, иди один.

Кныш кивнул и направился к центру селища. Прошло некоторое время прежде, чем он заговорил снова.

– Ты очень, очень хорошо сделал, когда помог мне на обряде, – Кныш приложил ладонь к груди.

Тур небрежно махнул рукой.

– Ничего большого. Мы же не могли стоять там весь восход, – его собеседник едва заметно усмехнулся, а охотник продолжил уже серьезно. – Как по мне, ты очень хорошо все сделал этим восходом. Он был долгим, и ты справился. Если твой родитель видел тебя – его сердце должно было бы стать больше.

– Скорей он, наверное, пожалел, что у него нет подходящей палки, чтобы прибить меня, когда я забыл вдохнуть силу в узоры, – усмешка Взывающего стала горькой.

Тур смущенно кашлянул, в очередной раз заметив про себя, что не силен он во всех этих задушевных разговорах.

– Я знаю, что твой родитель часто не был хорош с тобой, – заговорил он. – Но знаю и то, что когда теряешь кого-то, с кем прожил очень долго – от этого плохо. Очень плохо. Может, ты сейчас так не чувствуешь. Но потом все равно будет плохо. И когда плохо – хуже всего быть одному. Тебя, конечно, одного не оставят – ты ведь Взывающий. Всем нужен... Но и ты – старайся быть с кем-нибудь, говорить. Тогда отпускает, – охотник немного помолчал, а затем добавил: – Особенно с женщинами говорить хорошо. Они как-то знают, что сказать. У мужчин так не выходит. Фетха, например. Она снаружи колючая, но на самом деле хорошая.

Имя Анхэ готово было сорваться с языка – но Тур вовремя сдержался: начинать такой странный, непонятно к чему приведший бы разговор на дико уставшую голову показалось ему неправильным.

– Да, знаю, – голос Кныша звучал тепло. – Ты очень хорошо сказал. Ты все замечаешь и видишь лучше, чем другие... Может, лучше, чем ты и сам думаешь.

Они вышли на площадку посреди селища.

– Точно не хочешь, чтобы я довел тебя до хижины?

На усталом лице Взывающего мелькнула тень улыбки:

– Я не молодая, чтобы ты меня провожал, сын вождя.

Тур оценил иронию, негромко хмыкнул.

– Твоя воля. Отдыхай.

Взывающий взмахнул рукой в прощальном жесте и растворился в темноте.

====== Глава 24 ======

Когда Тур добрался до своей хижины и ничком рухнул на подстилку из шкур, последней осознанной его мыслью стала мысль о том, что всех Больших барабанов* Отца-Неба не хватит, чтобы его разбудить. Так и случилось. Бодрящим эффектом не возобладал даже голос его родителя, который неожиданно возник на границе сна и реальности и сердито-требовательно о чем-то спросил. Мозг Тура, больше спящий, нежели разбуженный, однако же, отказывался выстраивать долетающие словно из ниоткуда слова в осмысленную речь, а потому смысл вопроса безнадежно от него ускользал, смешиваясь с образами из сновидения.

Затем его сильно потрясли за плечо. Это несколько помогло, и охотник смог уловить вопрос целиком:

– Ты ведь довел его до хижины, как я тебе приказал?

На этом мозг, видимо, решил, что его функция выполнена и снова начал благополучно отключаться. Смысла вопроса поэтому Тур так до конца и не уразумел – но гаснущее сознание все же смогло уцепиться за конец фразы: «как я тебе приказал». Если родитель говорит что-то делать – он, Тур, делает. Значит, и это задание он, скорее всего, выполнил – в чем бы оно ни состояло. А раз так...

Охотник с усилием мотнул головой, промычал нечто вроде «угу» и, с облегчением почувствовав, что сильная хватка на плече исчезла, с чувством выполненного долга снова провалился в сон.

Разбудил его негромкий, но какой-то тревожный шум, доносившийся снаружи. Хищник? Нет, тогда молодые бы точно кричали. Скорей всего, забыли о чем-то важном для похоронного обряда. А значит, его помощь наверняка пригодится.

Охотник потянулся и, не без сожалений отбросив теплый меховой плед, выбрался в предутреннюю свежесть.

Шум раздавался, казалось, сразу отовсюду, и Тур решил выйти на площадку с общим костром – новости будут неизбежно стекаться туда.

На площадке обнаружился вождь Марух в компании Румара и других старейшин. Выглядели пожилые воины обескураженно и даже несколько испуганно. Заметив Тура, его родитель устремился к нему.

– Вот и ты! Взывающего нет в его хижине. Да и вообще нигде нет. Ты ведь довел его до его хижины, как я тебе приказывал, верно?

Сердце Тура стучало не хуже небесных барабанов – но врать он посчитал для себя невозможным.

– Нет.

– Что?..

Услышав его ответ, старейшины прервали свой разговор, и в воцарившейся тишине шепот Маруха прозвучал как шипение змеи.

– Я плохо сделал, – Тур приложил кулак к груди. – Я дошел с ним до Общего костра. Затем он захотел пойти один – и я оставил его.

– Ты... Ты...

Марух, с силой схватив сына за плечо, зло вытолкал его к краю площадки.

– Мало того, что ты ослушался меня, – тихо, но угрожающе пророкотал он. – Но ты ведь сказал, что выполнил мой приказ! Ты что... Ты соврал мне, сын?! Посмел опозорить меня перед старейшинами и всем Родом?!