Побратим змея (СИ) - "Arbiter Gaius". Страница 35

И все же по опыту Большого путешествия Тур помнил, как дорого обходятся невыясненные с самого начала непонятные сцены. И повторять своих ошибок не собирался.

К ужину он безнадежно опоздал. У костра, правда, обнаружился Шох, доедавший свою порцию. Обернулся на смотрящего голодными глазами собрата – и молча подвинул ему еду. Тур так же молча приложив ладонь к груди, принял пожертвованное: слишком гордым или брезгливым он не был никогда, – а перспектива поесть в следующий раз только на поминальном ужине и вовсе лишила его этих качеств.

– Есть работа на вечер? – поинтересовался он. Благодарность за угощение никто не отменял.

– Ребята смогли добыть кабана, – ответил богатырь. – Нужно освежевать его для завтрашнего пира. Поможешь?

Тур кивнул, поднимаясь на ноги. Свежевание и потрошение дичи – работа тяжелая и грязная, зато прекрасно избавляет от всяких посторонних мыслей.

Кабан оказался на удивление крупным и жирным – такой богатой добычи охотники не видели уже давно.

– Жаль, что для поминального пира, – вздохнул Шох. – Все равно есть невозможно будет.

– Это смотря, насколько голодным будешь, – оптимистично возразил охотник.

Оптимизм, однако, никого не убедил: оба они прекрасно знали, что Шох прав: мясо для поминального пира мариновалось в специальном горьком травяном настое, символизирующем горечь утраты, становясь малопригодным в пищу. Остатки его обычно закапывали возле могилы усопшего на утро после пира.

Как бы там ни было, а работа сама не сделается. Пока Тур раскладывал рядом с тушей необходимые для разделки инструменты, Шох сходил к Фетхе за травяным отваром.

– Почти весь Род пришел проститься с Анхом, – рассказал он, ставя тяжелый глиняный чан на землю. – Я видел твоего родителя, он сказал, чтобы, как тут закончим, ты пришел к Ритуальной хижине и приготовил обрядовое оружие на погребение.

– Хорошо.

Тур взглянул на серебристый диск Светлоликого, уже начавший свое путешествие по ночному небу и понял, что поспать ему в эту ночь вряд ли удастся. Обрядовое оружие являлось собственностью Взывающего и после его смерти укладывалось к нему в могилу, чтобы служить своему владельцу и в загробном мире. Очевидно, что лишь бы как наточенное или выполненное с огрехами оружие в последний путь с собой не возьмешь. А значит, нужен был кто-то, кто приведет его в надлежащее состояние. Работа эта требовала умения и кропотливости, считалась почетной и доставалась лишь выдающимся воинам. Тур понимал, что то, что выбор на сей раз пал на него, было неслыханной честью. Впрочем, тут же одернул он самого себя, скорей всего, все старшие воины просто слишком заняты.

Шох между тем разделся до набедренной повязки. Поежился, но выбора не было: вздумай он разделывать кабана одетым, – одежда бы после годилась только на выброс. Тур последовал его примеру, мрачно вспоминая ледяную речную воду. Второй помывки за сегодня уж точно не избежать.

– А, еще смешно, – заговорил богатырь, вооружаясь тесаком и примериваясь, чтобы половчее отрубить кабану копыта. – Ёль с Кнышем разучивают плачи на завтра. Орут – что твои лисы в гоне! Твой родитель терпел-терпел – потом выгнал их к Белой границе, чтоб не смешили. Гнал, правда, Ёля – Взывающего теперь поди погони!..

Тур согласно хмыкнул, начиная свежевать тушу, а Шох уже серьезней продолжил:

– Странный он, да?.. Заклинаний не читает, по Запретному лесу бегом бегает... Думаешь, он и правда видит духов?

Тур пожал плечами.

– Откуда бы он еще узнал про своего родителя? Да и тогда, когда мы в Холмы предков отправлялись...

Шох энергично кивнул.

– То-то и оно! Если бы он просто так – не знает ничего и не знает – было бы ясно. А так – вроде и духов заклинать не умеет – а на душе тогда так хорошо стало, как он сказал, что они не прогневаются...

– А Анхэ что о нем говорит? – решился Тур на вопрос. – Она же все про всех всегда знает.

– Да ничего не говорит... – задумчиво протянул богатырь. – Этим восходом только обронила, когда мы из лесу вернулись – мол, жалко его – других словом лечит – а как самого горе коснулось – так и поддержать его некому. Некому рядом быть... Что-то такое.

– Словом лечит? – не понял Тур. Слова Анхэ показались ему странными: еще недавно она Кныша считала чем-то вроде еще одного дерева в Ближнем лесу – только ходящего и изредка говорящего. А тут вдруг... С чего бы такие характеристики?..

– Да я сам не увидел, – Шох опрометчиво вытер ладонью вспотевший лоб, пытаясь убрать прилипшие к нему непослушные пряди волос – и на лице его тут же осталась широкая кровавая полоса. – Сказала и сказала. Молодые вечно что-то говорят.

– Я видел их с Кнышем, когда возвращался с реки, – признался Тур. – На опушке Ближнего леса.

– И?.. – не понял Шох. – Они там что?..

Его глаза округлились, но как мог заметить его друг – больше от удивления, чем от гнева или ревности.

– Нет! Просто... Стояли, разговаривали.

Плечистый охотник нахмурился.

– Анхэ не разговаривает с мужчинами. Если только не хочет с ними лечь. Хотя... Тогда тоже не разговаривает. Она и со мной-то не говорила, до той охоты. Хотя... Может, все дело в Кныше? Молодые не хотят его, так может, с ним Анхэ может говорить?

– Но раньше-то не говорила, – возразил Тур.

– Слушай... – после паузы медленно проговорил богатырь. – А может, она уже с ним легла? Раньше? Оно, конечно, не страшно, мы все после Путешествия... Но когда только успели?!.

– Ты очень хорошо спросил... – задумчиво протянул Тур.

====== Глава 23 ======

Трепещущие огоньки жировых светильников, во множестве принесенных в Ритуальную хижину, где лежало тело Взывающего Анха, наполняли пространство колеблющимися голубовато-желтыми бледными всполохами. Дым ел глаза, а от резкого запаха горелого рыбьего жира (животный не использовали еще с начала голодных времен, теперь все шло в пищу) першило горло и сбивалось дыхание.

Погребальные носилки установили на двух высоких толстых деревянных колодах. Обычно они не использовались, и покойников укладывали прямо на полу, – но поступить так со старым Взывающим ни у кого не хватило духу. Однако, несмотря на оказанную честь, восковое лицо Анха, казалось, и в посмертии было суровым и недовольным.

«Неудивительно!..» – подумалось вождю Маруху, который не отходил от носилок с самого момента прибытия в Ритуальную хижину. Ему, Румару и еще нескольким старейшим и самым уважаемым членам Рода предстояло провести у изголовья покойного целую ночь, отдавая последнюю дань уважения.

От предписанной обрядом позы – на коленях, склонив голову, все тело начинало ломить буквально в считанные минуты – но поделать с этим было ничего нельзя. Приходилось собрать волю в кулак и гнать из головы непрошеные картинки того, как здорово было бы сейчас распрямить спину и смачно, до хруста, потянуться...

Марух поморгал, отгоняя коварное видение.

Лучше сосредоточиться на том, что им еще не так плохо. Скоро в хижину войдут Хойт и другие старейшины, они их сменят, и можно будет, не нарушая приличий, выбраться из этой удушающей, но при этом все равно холодной атмосферы и пойти ненадолго домой. Может, даже вздремнуть немного, до пробуждения Лучезарной...

Вождь снова поморгал. Думать о сне, как оказалось, тоже было весьма чревато. А еще о голоде... И о саднящих после прежних носилок ладонях... И о... Хватит!

Ему и правда еще не так плохо. Кнышу, например, хуже. Он, как сын и как Взывающий, никуда уйти не сможет до самого утра.

Марух припомнил, как когда-то, очень давно, еще совсем зеленым мальчишкой он провожал в последний путь своего родителя. И как адски болело все тело после нескольких часов такого бдения, тоже помнилось отлично. А ведь он не был Взывающим, а значит, на последовавшем утром погребальном обряде был просто пассивным зрителем. Выдержит ли мальчишка? И какими карами со стороны разгневанных духов и душ предков обернется ситуация, если не выдержит?..

Марух скосил глаза на стоящего рядом Взывающего, с тревогой отмечая, что цветом лица он уже практически сравнялся с покойным родителем. Глаза Кныша были открыты, но, судя по остановившемуся слепому взгляду, это никак не было благоприятным признаком.