Семь кругов яда (СИ) - Юраш Кристина. Страница 47
Бокал выпал у меня из рук в тот момент, когда я попыталась поставить его на стол и случайно промахнулась.
Резкое движение его руки, и в мою спину больно впился корсет. Еще один грубый рывок и мое платье безвольно повисло на бедрах.
- Тише-тише-тише-е-е, - шептали мне, гладя по щекам и нежно целуя в поджатые от внезапной боли губы. – Тише-е-е, де-е-етка… Тише-е-е, ма-а-аленькая! Я сдела-а-ал тебе бо-о-ольно? Не може-е-ет бы-ы-ыть… Как я мо-о-ог…
Нежная и прохладная рука гладила мою спину, прося прощение за внезапную боль. Эврард заглянул в глаза, медленно-медленно и сладко-сладко прикасаясь губами к моим губам.
Внезапно меня дернули за заколку, которая деражала прическу. Рука больно потянула за волосы, а потом вплелелась в них пальцами, даря им всю нежность. Он наклонился к ним и вдыхал их запах.
- Ну что такое, ма-а-аленькая, - на меня смотрели виноватым взглядом. – Что тако-о-ое… Я снова сде-е-елал тебе бо-о-ольно… Я неча-а-аянно…
Я взяла его лицо в свои руки и впервые погладила его пальцами, а потом приблизилась, чтобы поцеловать…
- Соблазня-я-яешь, цвето-о-очек? – я закрыла глаза, чтобы почувствовать на своих губах его дыхание. – Бессо-о-овестный цвето-о-очек…
Я чувствовала себя кроликом в объятиях удава, когда наивного маленького кролика душат, а он радостно улыбается: «Уря! Обнима-а-ашки!», а в тот момент, когда его пытаются проглотить, пушистик радуется: «Целова-а-ашки!». А пока изумленный удав понимает, что придется изменить гастрономические предпочтения, глядя на этот комочек меха, кролик тает… Через минут пять выяснилось, что кролик – это не только ценный мех, но и три – четыре поцелуя в секунду.
Покачиваясь на коленях и чувствуя, как прохладная рука меня слегка придушивает, чтобы тут же превратиться в самую нежную руку на свете, как губы то мучают и издеваются, то жалеют и нежат.
Эврард встал со мной на руках, отбрасывая в сторону ногой мое платье. Через мгновение стол, стоящий на его пути, был перевернут, и отлетел к стене. Звон разбитого стекла и упавшего на пол бронзового подсвечника.
- Какой у меня не-е-ежный цвето-о-очек, - шептали мне, укладывая на ковер. – Не-е-ежный и оче-е-ень соблазни-и-ительный…
- Может, не надо? – прошептала я, понимая, что так лучше не делать. – Отпусти меня… Пожалуйста… Это – неправильно… Я не…
- Ах, та-а-ак? – спросили меня, нежно целуя в ухо. – Я к тебе и па-а-альцем не прикосну-у-усь, пока ты сама не попро-о-осишь…
По моим губам, по моей шее скользили прохладные бусы, которые держали свой нежный и трепетный путь к моей груди. Обернув по очереди каждую, они снова вернулись на мою шею, слегка придушивая меня, а потом лаская… Подлое украшение змеей обвивало мою шею, мои запястья и ноги, оно скользило по животу, заставляя нервничать и переживать. Через мгновенье я поняла, что очень люблю украшения, а еще через пару мгновений я почувствовала, что любовь у нас взаимная, и отнюдь не платоническая…
- Прошу… - прошептала я, впиваясь пальцами в ворс ковра.
- Я не расслы-ы-ышал, цвето-о-очек, - Эврард склонился ко мне, однобоко улыбаясь. – Повтори-и-и…
- Прошу, - я закрыла глаза и закусила губу, чувствуя, дыхание на своих губах.
- Я не расслы-ы-ышал, - прошептали мне, дразня меня, но не целуя.
- Прошу, - вздрогнула я, обнимая его за шею и принимая с содроганием самый желанный поцелуй в моей жизни.
***
Я долго не могла уснуть, лежа на его груди. Потом я задремала. В мутном, тревожном сне вертелись слова: «Любовь – продается и покупается!». Почему-то представлялся грязный переулок, в котором торгуют любовью из-под юбки. Я застонала, пытаясь отмахнуться от этой грязи, а потом почувствала, как меня крепко обнимают и шепотом успокаивают.
- Что же сни-и-ится цвето-о-очку? – шептали мне в волосы, поглаживая рукой спине. – Наверное, рекру-у-утинг? Цвето-о-очка на костре из каталогов жгу-у-ут?
- Что? – встрепенулась я, открывая глаза и сонно глядя на умиротворенную комнату.
- Спи, давай, - заметили мне, укладывая меня себе на плечо. – Я кому-у-у сказа-а-ал…
- Любовь покупается и продается, - прошептала я, тяжело вздыхая. – Ты хочешь сказать, что я – продажная?
- Не-е-ет, цвето-о-очек, ты просто аттракцио-о-он невиданной ще-е-едрости, благотвори-и-ительный фо-о-онд по защите приро-о-оды! – усмехнулся Эврард, зевнув.
- Не поняла? – я тоже зевнула в ответ, а меня завернули в одеяло. Я никогда не отличалась любовью к дикой и домашней природе, беспощадно уничтожая комаров, тараканов и залетевших мух.
- Ко-о-озлов лю-ю-юбишь и защища-а-аешь. Так ма-а-ало того, спаса-а-аешь их от вымира-а-ания. Как, собственно, делает большинство же-е-енщин, - с моего лица скинули прядь волос. – Е-е-если бы не вы-ы-ы, то они-и-и вымерли бы-ы-ы. А тут вы-ы-ы, сердобольненькие, нахо-о-одите их, обогрева-а-аете, обсти-и-ирываете, ко-о-ормите, рабо-о-отаете на двух рабо-о-отах, чтобы козлы не вымерли с голоду. А козлы вас не лю-ю-юбят. Они умеют бле-е-еять три сло-о-ова «Я тебя люблю!», любя-я-ят капу-у-усту, которую вы им прино-о-осите и вести себя как будто ве-е-есь мир им до-о-олжен. А сегодня-я-я ты наста-а-авила ему рога-а-а… И все встало на свои места-а-а. Можешь сме-е-ело называть его козло-о-ом. Разреша-а-аю.
- Прекрати, - настроение испортилось, а совесть, которая пыталась меня укусить в этот момент, сплюнула и подавилась, пытаясь счистить с языка плесневелый налет настроения.
- Ты подари-и-ила одному козлу-у- любо-о-овь беспла-а-атно, по акции-и-и. Продала за три-и-и слова – моне-е-етки, - вздохнул Эврард, обнимая так, словно я вот-вот сбегу. – Я понима-а-аю, что тебе не нра-а-авится слово-о-о «цена-а-а», но за любовь либо пла-а-атят, либо распла-а-ачиваются. Лю-ю-юбовь – это иллюзия, игра, в которой постоянно поднима-а-аются ставки. А как в любо-о-ой игре, находится тот, кто умеет блефова-а-ать.
Пока мне это рассказывали, поглаживая по спине, я лежала и думала о том, что нашла в муже кроме трех слов «Я тебя люблю!». Я заботилась о нем, относилась с пониманием к его неудачам и безответственности, дарила нежность, внимание, участие. Но ни разу не получила ничего взамен кроме трех слов, которые со временем превратились в затычку в любой проблеме. Стоило мне только повысить на него голос, как раздавалось волшебное заклинание «Я тебя люблю!». Стоило мне попытаться в порыве здравого смысла вышвырнуть его из дома, как снова слышалось «Я тебя люблю!». И теперь, я понимаю, что если вытащить эти слова - затычку из ванны любви, которую я бережно наполняла долгие годы, не останется ничего.
- Ты то-о-оже купи-и-ила меня-я-я, - послышался голос, пока я заглядывала в зловонную канализацию обид и проблем. – Это – сде-е-елка. Поэтому я сейчас лежу и выбира-а-аю три слова, которые собира-а-аюсь сказа-а-ать тебе у-у-утром…
- Может, подбираешь? – мрачно заметила я, понимая, что, скорее всего, это будет что-то далекое от оптимизма.
- Подбира-а-ают с по-о-ола, - усмехнулся Эврард. – Обычно побира-а-ают с пола слова типа: «Я тебя люблю-ю-ю!». Но ты их не услы-ы-ышишь.
Ну все, приехали. А нам еще вместе работать. Какой кошмар. Я попыталась отвернуться и отползти по мере возможностей дивана.
- Иди ты на? – предположила я, понимая, что утро, которое началось с этих слов никто не назовет добрым.
- Я поду-у-умаю. Куда-а-а ползе-е-ет мой цвето-о-очек? – оживился Эврард, когда я пыталась отодвинуться.
- Эврард, а ты… Как бы тебе так помягче сказать? … Хм… редкостное удобрение, - шмыгнула носом я.
- Если челове-е-ека постоянно хвалить, ничего хоро-о-ошего не выйдет, - меня поймали и снова прижали к себе, не смотря на мои вялые протесты. Он накрыл нас одеялом.
- Во-о-от, я о тебе позабо-о-отился, - миролюбиво заметил Эврард.
- Ага, и о себе тоже! – согласилась я, понимая, что это - не та ситуация, когда я по-королевски развалилась на кровати, отжав все удобства, включая подушку и одеяло, оставив одного «зяблика» сиротливо ютиться в углу.