Путь к рейхстагу - Неустроев Степан Андреевич. Страница 15
Мы, раненые, горячо обсуждали происходящее. Как хотелось на фронт! Но я был прикован к постели. Выписался из госпиталя лишь 2 сентября.
Доверено быть комбатом
В отделе кадров армии меня ждали награды: орден Отечественной войны 2-й степени за Поплавы и орден Отечественной войны 1-й степени за высоту 228,4. Получил направление в свою дивизию на должность командира стрелкового батальона.
Командира дивизии в штабе не застал. Полковник Дьячков - новый начальник штаба - сказал, что он на наблюдательном пункте 674-го стрелкового полка, который отбивает атаки. Помолчал и добавил:
- Обстановка тяжелая.
Я пошел искать НП. Перед рекой Огре шел бой. Противник, стараясь не допустить выхода частей 150-й. дивизии к реке, перешел в контратаку.
Разыскал командира дивизии. Смотрю, а на его плечах генеральские погоны.
Он говорил по телефону, и я подождал подходящего момента, а потом доложил:
- Капитан Неустроев после госпиталя явился для прохождения дальнейшей службы на должность командира стрелкового батальона.
Протянул генералу направление.
- Михайлов, - повернулся Шатилов к незнакомому мне подполковнику, направляй вместо майора Стрижнева.
Михайлов оказался моим командиром полка. Хотя шел бой и впереди, по холмам, расстилался дым, подполковник коротко ввел меня в обстановку.
- Нужно во что бы то ни стало удержать рубеж. Там только что ранило комбата и, кажется, тяжело - в живот. Иди, - закончил он и посмотрел на меня.
Не успел я отойти и на сто метров, как НП накрыло артиллерийским огнем. Подполковник Михайлов был ранен.
На наблюдательном пункте батальона с биноклем в руках в окопе стоял капитан Пронин - мой заместитель.
На дне окопа сидел на корточках начальник штаба капитан Чепелев и что-то писал. Ну, вот я и снова на передовой, снова в бою. Это было 14 сентября 1944 года.
В Латвии боевые действия носили особый характер. Гитлер и верховное командование фашистских войск придавали Прибалтике огромное значение. Пытались любой ценой удержать ее в своих руках, так как она прикрывала Восточную Пруссию.
Каждый город и городок, каждая высота были подготовлены к обороне. Каждый метр латвийской земли брался с боем.
Мне пришлось в течение почти двух месяцев, а точнее, пятьдесят три дня и ночи быть в непрерывных боях.
Брали хутора и безымянные высоты. Теряли боевых друзей. На ходу пополнялись и снова двигались на запад. Оброс бородой. Похудел. Мог говорить только шепотом - голос надорвал.
28 октября был ранен в кисть правой руки. Небольшой осколок снаряда застрял в кости.
Перевязал рану санитар какой-то стрелковой роты, даже не помню кто, перекинул за шею метровый бинт, концы его стянул на груди в узел, засунул мою руку в подвязку и спросил:
- Хорошо, комбат?
- Хорошо, - ответил я и остался в бою.
Прошли через лес по какому-то болоту, и снова холмы... Снова высотки, опоясанные колючей проволокой. Миновали город Добеле, сожженный и до основания разрушенный фашистами, и опять углубились в болотистый лес. Всюду стрельба, всюду уханье тяжелых орудий.
6 ноября не только мой батальон, но и вся дивизия была атакована противником из населенного пункта Курсиеши. Фашисты шли напролом.
Не считаясь с потерями, они бросали в бой все новые и новые силы. Пришлось в канун Великого Октября только до обеда (что было во второй половине дня, я не знаю) трижды поднимать и вести батальон в контратаки. Убит любимец дивизии майор Сергей Чернобровкин. Убит командир третьего батальона Андрей Матвеев. Тяжело ранен капитан Чепелев. При третьей контратаке, когда мы на плечах отступающего противника чуть было не ворвались в его траншею, меня ударило по ногам. Упал.
Опять ранен, и на этот раз тяжело.
* * *
Отлежал я в пятый раз в госпитале и прибыл в полк, еще прихрамывая на правую ногу. Дивизия стояла уже в Польше, в районе города Миньск-Мазовецки. Зашел в штаб, доложил. Командир 756-го полка полковник Зинченко встретил меня радушно, спросил о здоровье, о самочувствии, предложил вместе почаевничать. Я видел, что он очень озабочен.
Когда сели за стол, Зинченко сказал:
- Последние бои в Латвии были тяжелые. В полку два стрелковых батальона, в батальонах по 70 - 80 человек. Будем пополняться. Сформируем третий батальон. Формировать будете вы.
Его ординарец уже накрыл стол. Ужин был скромный: одна маленькая паровая котлета, тонкие, как бумага, ломтики голландского сыра.
- Ну что, товарищ комбат, потрапезуем?
Он переставил тарелку с хлебом поближе ко мне.
Я чего-то ждал, посматривал украдкой на дверь, за которой скрылся ординарец. Но там было тихо.
Я промерз - ехал в кузове автомашины, забитой ящиками, хотел погреть душу стаканчиком.
- Товарищ Неустроев, ешьте, - сказал полковник.
Понял, что водки не дождусь. Позже узнал, что командир полка никаких спиртных напитков не пьет и не держит.
Так состоялось мое знакомство с новым командиром полка. С ним я прошел от Варшавы до Берлина и рад, что служил у него. Полковник был осторожным, рассудительным, но не лишенным смелости при проведении боевых операций. Что касается его личного мужества, то оно являлось для меня примером.
* * *
В первых числах января здесь же, под Миньск-Мазовецким, недалеко от Варшавы, мы получили пополнение. Сформировали мой третий батальон. Заниматься боевой подготовкой долго не пришлось. Войска 1-го Белорусского фронта, в который вошла наша 3-я ударная армия, готовились к Висло-Одерской операции.
Это была необыкновенная операция как по своим целям, так и по размаху, по самому темпу наступления. Тогда, разумеется, мы не знали замысла командования даже в масштабах армии, не говоря уже о фронте. Но каждый чувствовал, что нам предстоит совершить нечто очень значительное.
Скажу для начала хотя бы о том, что численный состав батальона еще никогда не был таким полным, как в те январские дни. Мы получили много автоматического оружия. Вокруг нас в лесах разместилось много артиллерии.
Был и еще один повод для приподнятости духа. Кончились для нас бои за безымянные высоты и небольшие деревни. Где-то впереди ждала Варшава. А от нее путь вел к другим большим городами, разумеется, к Берлину.
От этих мыслей даже дух захватывало. Каждый понимал, что в этом наступлении мы непременно выйдем на землю фашистской Германии. Посмотрим, какая она, эта проклятая земля, с которой поползла по миру война.
...14 января на рассвете впереди, где-то за Вислой, загрохотала артиллерийская подготовка. А мы все еще стояли в лесу. Бой шел на широком фронте, и это радовало. Началось... Началось огромное наступление.
Позже мы узнали, что войска 1-го Белорусского фронта нанесли в этот день два удара: главный - с магнушевского плацдарма и вспомогательный - с пулковского.
Нашей армии на первом этапе отводилась пока второстепенная роль - она оставалась в резерве фронта. Но позже и мы перешли в первый эшелон.
15 января нас вывели в исходный район к восточному берегу реки Вислы, в Прагу - предместье польской столицы. На западном берегу стояла Варшава.
А впереди гремели бои.
На четвертый день наступления войска 1-го Белорусского фронта под командованием маршала Жукова продвинулись далеко на запад и совершили глубокий охват Варшавы. Немцы вынуждены были ее оставить.
Мы шли через Варшаву ночью. Фашисты полностью разрушили город, от него остались груды кирпича и камня. При взгляде на развалины сжималось сердце.
Днем и ночью 150-я дивизия двигалась полковыми колоннами вперед. Отдыхали не более четырех-пяти часов в сутки. Это были утомительные марши, но никто не жаловался. А фронт все стремительней катился на запад...
Нас торопили:
- Как можно быстрее вперед!
В те дни сложилась своеобразная обстановка. 1-й Белорусский фронт продвинулся уже к самому Одеру, а правый сосед - 2-й Белорусский фронт, главные силы которого были обращены против окруженной восточно-прусской группировки, отстал. Собственно, отстал его левый фланг, который вел бои еще на Висле.