Мой невыносимый босс (СИ) - Старр Матильда. Страница 20

— Помню, — сказала я вслух.

— Наследник — это твой Запольский.

От неожиданности я захлебнулась воздухом, закашлялась и залпом выпила дорогой коньяк из бокала. Закашлялась еще сильнее, поймав на себе укоризненный взгляд Костика: кто же так обращается с дорогими напитками.

— Что ты несешь? — ляпнула я первое, что пришло в голову. — Там есть наследница, живая, здоровая, единственная и неповторимая.

Костик кивнул:

— Увы, никакая она не наследница.

— Я читала. Генетики подтвердили, юристы подтвердили…

— Генетики и юристы да, — нетрезво согласился со мной Костик. — Этим-то что! Но согласно законам любой страны нельзя наследовать тому, кому ты лично помог отправиться в мир иной.

— А она?.. — я не договорила.

Можно и не объявлять это вслух… Действительно, если девушка была совсем за сорок, ей могло показаться, что лучшие годы уходят, а богатый родственничек из каких-то своих нелепых соображений все жив и жив…

— А это точно? — все-таки история более чем фантастическая.

— Провели эксгумацию, повторную экспертизу. Отравила, не сомневайся.

— А почему об этом нигде, ничего? — спросила я.

— Подтверждают. Подстраховываюстя. Объявят где-то через неделю. Потом начнут искать нового наследника, в надежде его не найти. Хотя на самом деле он уже найден.

Костик снова плеснул по бокалам, я на автомате выпила.

И чем же это может грозить Максу? Что задумала Алевтина? Чего хочет Орлов?

После разговора с Костиком, кажется, вопросов стало еще больше, и как назло, подумать над ними не получается. В голове будто вязкий густой туман, и даже столик с коньяком и закусками и сидящий за ним Костик словно подернулись дымкой.

Я уже говорила, что вообще не пью? Наверное, самое время сказать.

— А кто об этом знает, кроме нас? — Остатков ускользающего сознания хватило, чтобы сформулировать этот вопрос. — Алевтина, Орлов… Кто еще?

— Орлов? — Костик сделал круглые глаза. — Нет, не знает и не должен узнать, только Алевтина.

Откуда инсайдерская инфа у Алевтины, мне даже гадать не нужно. Где-то там во Франции какое-то жутко дорогое и жутко засекреченное агентство занималось расследованием, а в приемной наверняка сидела ее бывшая воспитанница. Милая девочка, которая твердо знает: хозяйской информацией нельзя делиться ни с кем. Кроме, конечно, благодетельницы.

А вот Орлов…

Я задумалась: жена Орлова точно не знала. Если тот был в курсе новостей и аккуратненько подталкивал свое дитятко к роману с будущим миллиардером, то она поступила крайне опрометчиво, назначив дату нашей свадьбы. Если Орлов и правда знал, кто такой на самом деле «просто Макс», наверное, проклял супругу в этот момент страшными словами.

В голову лезли еще какие-то мысли, выводы, подсчеты, выкладки, появлялись и пропадали вопросы, на которые мне хотелось немедленно ответить, но коньяк, перекочевавший из бокала в меня, был против.

Ладно. Как там у классика: я подумаю об этом завтра. Когда обрету способность думать.

Телефон зазвонил, на дисплее высветился номер Максима Геннадьевича. Остатки рационального мышления подсказывали мне, что отвечать не следует. Вот не в том я сейчас состоянии, чтобы общаться с начальством и по совместительству будущим миллионером, и по совместительству моим… Впрочем, нет, просто с начальством. Все эти глупые фантазии по поводу него, по поводу нас были полной чушью даже до того, как он стал наследником одного из крупнейших состояний Европы. Социальная пропасть между нами была велика, а теперь она и вовсе безразмерна.

Вот почему не я оказалась дальней потомкой этого старика? Или потомицей? Или?..

— Ты ответишь или нет? — выдернул меня из омута мыслей Костик.

— Отвечу, — сказала я и продолжила смотреть на дисплей.

— Ну так отвечай.

Я нажала на зеленое изображение трубочки и, постаравшись сделать голос трезвым, ответила:

— Алло.

— Катюха? Ты там что, бухаешь?

— Нет, — честно сказала я, — только чуть-чуть.

Все остальное, кажется, сказал мой голос.

Прямо скажем, наш преподаватель риторики мною бы не гордился. Да и заслуженная артистка, которая учила актерскому мастерству, тоже укоризненно покачала бы головой.

— Ну ты даешь, подруга. Я тут, как порядочный, сижу трезвый как стекло с этими чертовыми снобами. Как только вырвался, сразу за руль, а она там уже празднует…

Я хотела возразить, что не праздную, а веду разведывательную деятельность, но у меня были большие сомнения, что со словом «разведывательная» я справлюсь без урона для репутации.

Здесь совершенно некстати подал голос Костик:

— Это кто там у тебя?..

Очень громкий голос.

Максим сразу сменил веселый тон на невеселый:

— Извини, не подумал, что ты там с мужчиной. Прости, если не вовремя… — он явно намеревался отключиться.

Я рассмеялась:

— Да какой же это мужчина?! Это Костик!

Мда… Преподаватель этикета выставила бы меня вон за такое, а спец по гендерной психологии, возможно, била бы сапогами за нанесенную Костику моральную травму. Впрочем, травмировать Костика морально — это, я вам скажу, задача не из легких.

Вместо того чтобы расстроится, обидеться и пойти резать вены, он громко заржал. И еще громче крикнул прямо в трубку Максу:

— Забирайте отсюда эту пьянь! Никакого уважения к дорогим напиткам, только продукт переводит.

На том конце провода несколько секунд молчали.

— Кать, передай трубку Костику, пусть он продиктует адрес.

Вот как они это делают? Только недавно они еще не знали о существовании друг друга, а вот уже у них мужская солидарность, и мой не слишком трезвый организм без особых церемоний передается с рук на руки.

А Костик кричит вслед:

— Если она будет нести какую-то чушь про наследство там, не слушай. Пунктик у нее такой. Вечно, как напьется, сказки рассказывает.

Макс тащил меня прочь от Костика, словно водоворот тростинку, но я все-таки умудрилась повернуться к своему другу-собутыльнику и благодарно ему кивнуть.

Туман… Он течет мимо меня, вокруг меня и, кажется сквозь меня. И я тоже, плавно покачиваясь на волнах, куда-то теку — вслед за туманом. До тех пор, пока меня не вытаскивают из этой странной субстанции сильные руки.

— Все, приехали. Ну и набралась же ты! — голос откуда-то издалека.

И мне становится легко и спокойно. Потому что это правильные руки. И голос правильный. И запах тоже правильный — чуть терпкий, свежий… Я наверное даже смогу вспомнить название. Когда-нибудь потом.

А сейчас меня, кажется, несут на руках. Так что это неподходящее время для мыслей. Это подходящее время для того, чтобы прижиматься к широкому плечу щекой. А еще лучше — уткнуться носом в шею. Впрочем, зачем носом, если можно мягко касаться ее губами, глубоко вдыхая запах (тот самый, что пока побудет без имени) и тянуться выше — пытаясь добраться до губ. Интуиция подсказывает, что они где-то там, выше и левее.

И я бы обязательно их нашла, но сильные руки вдруг отпустили меня, осторожно поставили на пол. Нет, не отпустили совсем. Прижимают. Послышался звон ключей. Нехорошо. Неправильно. Верните все как было!

Вряд ли я сказала это вслух, но меня будто услышали. И снова подхватили на руки. А потом опустили на что-то мягкое и удобное. Ну вот, теперь гораздо лучше. И главное — я могу дотянуться до губ. Могу целовать и даже не пытаться понять — то ли мне отвечают на поцелуй, то ли просто пытаются что-то сказать.

А еще — путаться в полах пиджака, скользить по тонкой такни рубашки, пытаясь проникнуть руками под одежду.

Я знаю, что нельзя. Вернее не так. Вчера было нельзя. И завтра тоже будет нельзя. А сегодня, сейчас почему-то вдруг можно…

Или тоже нельзя? В один момент вдруг ничего этого не стало — ни плеч, ни губ, ни рубашки (а ведь я почти справилась с пуговицами, по крайней мере — с одной). И только голос из тумана сказал что-то вроде:

— Я бы остался… Но завтра ты мне этого не простишь.

Я услышала удаляющиеся шаги.