Твои не родные. ДНК (СИ) - Соболева Ульяна "ramzena". Страница 53

– Я думаю, вы знаете, чем обязаны моему визиту.

– Нет, – она мило улыбнулась, – даже не представляю, но я очень рада такому гостю.

Шумаков продолжал улыбаться. У него была красивая улыбка, очень заразительная, и взгляд цепких серых глаз не отпускал собеседника.

– Вы сейчас представите и не только цель моего визита, но и чем он может закончиться для вас и для вот этого, – он обвел кабинет взглядом, – коммерческого гадюшника.

Немцова застыла, и ее тонкие губы приобрели синеватый оттенок.

– Я думаю, Галкин бы одобрил, если бы я решил построить на этом месте санаторий. Неподалеку пруд, березовая роща… Как считаете? Эта местность подходит для санатория? Вас бы я туда взял главной медсестрой… а может, и не взял бы, а может, сделал бы так, что вас не взяли бы даже санитаркой… хотя, может быть, вы бы устроились врачом на зону.

На лице Немцовой выступила испарина, и пот потек по спине.

– Выпейте воды, Маргарита Сергеевна, успокойтесь и начинайте рассказывать мне правду. И ничего кроме правды, и, возможно, для вас все останется по-прежнему.

Она послушалась, выпила один стакан воды, затем другой. Ее пальцы дрожали, а стекло стучало о зубы. Она подняла голову и медленно выдохнула.

– Ее привезли к нам в тяжелом состоянии, без сознания и в родах. Не было ни времени разбираться – что с ней, ни времени на какие-то обдуманные решения. Только операционная. Она бредила, звала вас, маму, плакала в те короткие промежутки, что приходила в себя. – Немцова резко встала и пошла налила себе коньяк, который был спрятан в закрытом на ключ шкафу, выпила залпом четверть стакана и продолжила, – у нас тогда дела обстояли иначе – аппарат УЗИ допотопный, специалистов мало, лаборатории нет, только в город отправляли анализы за десять километров. Я пока дождалась бы ее результатов, она бы…, – Немцова нервно сглотнула, а Шумаков стиснул челюсти и чуть подался вперед. – Я послушала сердце плода доплером, но оно не прослушивалось. Времени везти к аппарату ультразвука не было, у нее шли сильные схватки. Я надеялась, что младенец просто развернулся так, что нам было неслышно.

Она снова замолчала и налила себе коньяк, на Шумакова не смотрела. Ей было страшно.

– Когда прокесарили, ребеночек не дышал. Мы пытались реанимировать… но… Мне очень жаль. Мне безумно жаль. Мы делали, что могли… и у нас не вышло.

Шумаков резко вскочил со стула и отошел к окну, вцепился в подоконник и шумно вдыхал прохладный воздух.

– Это был второй случай в моей практике. Я не знала, что делать. Мы все растерялись, для нас это была личная потеря. Роженица чувствовала себя неплохо, потом мы нашли следы интоксикации организма, но предположить – от чего она произошла, не могли, а она… она не помнила ничего.

Немцова судорожно сжала стакан и с ужасом вспомнила ту ночь. Тогда еще она была заместителем главврача, и Светлана Юрьевна, едва услышав о происшествии, а потом узнав – кто роженица, чуть инсульт не получила.

– Ты представляешь, что теперь будет? Представляешь, как набросятся на наш роддом? Да здесь камня на камне не оставят. Все разнесут к такой-то матери. А мы с тобой сядем, и это лучшее, что с нами произойдет. Ты вообще знаешь про Шумаковых, кто они такие? Понятие хоть какое-то имеешь?

Тогда она не имела, но ей было до дикости страшно от реакции начальницы. В эту же секунду в кабинет влетела медсестра.

– Там девчонку привезли молодую совсем. Несовершеннолетнюю. Орет, матерится. Проклинает и больницу, и ребенка. Не в себе девка. Мы ее пока с той… ну с той знаменитой уложили. Плод ногами вниз, не разродится она без вас, Маргарита Сергеевна, тут или ваши ручки нужны, или кесарево.

– Иди роды принимай, потом решим, что делать.

А решение пришло само собой. Оно орало, выгибалось и грязно поливало отборным матом все отделение, у него под ногтями вились черные полоски, от одежды воняло потом и дешевыми духами. Оно разродилось и тут же заявило, чтоб младенца придушили или вышвырнули в окно, иначе она сама это сделает.

А малышка в руках Немцовой не кричала. Звука не издала, но была жива, пусть и не девяточка по Апгар, синеватенькая, обвитая пуповинкой и недоношенная, но живая, и пищала тихо и очень жалобно. Немцова кивнула медсестре, и они унесли младенца в процедурную, а Маргарита Сергеевна, зашивая роженицу, которая все же с ее помощью разродилась сама, тихо сказала.

– А не надо душить и выбрасывать. Мертвая твоя дочь родилась. Ты своими мыслями ее у себя в утробе удавила.

Дальше все было весьма просто, зарегистрировали смерть, живую девочку записали как Шумакову, а мертвую отправили в морг, с диагнозом гипоксия и остановка сердца еще в утробе. Немцова тогда хоть и боялась безумно содеянного, все же в какой-то мере решила, что сейчас ее руками вершилась судьба человека, и дочка оборванки и малолетней шлюшки обретет богатую, обеспеченную семью, молодая женщина, потерявшая явно желанного ребенка, познает счастье материнства, а гулящая малолетка получила по заслугам. Все равно от девочки отказалась.

Шумаковой сказали, что ее соседка – малолетняя наркоманка и что пришлось перевести в другую палату, а потом и младенца ей принесли. Когда увидела глаза молодой женщины, светящиеся любовью, поняла, что решение было правильным. И ни о чем не жалела… До определенного момента, когда Немцова чуть разрыв сердца от ужаса не получила. В роддом приехала сама Шумакова. Она потребовала предоставить ей генетический материал ребенка. Они приготовились к самому худшему, и главврач, и Немцова уже мысленно сидели на скамье подсудимых, но, как ни странно, ничего не произошло. Никто за ними не пришел, никто даже с ними не разговаривал.

Только за малолеткой мать приехала. На вид приличная, не то что ее ободранка. Выслушала заключение врачей, бледнела до синевы, руки на коленях складывала и пальцы сжимала так, что суставы трещали. Они уехали, а Немцова наконец-то спокойно вздохнула полной грудью. Все обошлось….

– От чего умер младенец? – раздался глухой голос Шумакова, и Маргарита Сергеевна вздрогнула.

– Мы не знаем. Тело на экспертизу никто не отправлял, и причину я вам сказала. Но… при всем моем опыте, у меня есть подозрения, что ваша жена…. она что-то приняла. Какое-то лекарство или препарат, или что-то съела. Что-то, спровоцировавшее смерть плода и сильное отравление у матери. Но я даже предположить не могу, что именно. Существует множество препаратов, которые могут вызвать подобную реакцию организма.

Она затихла, с ужасом заламывая пальцы и ожидая приговора. Ей вообще показалось со стороны, что от Шумакова, который вошел в этот кабинет, ничего не осталось, возле окна стоял совсем другой человек. По нему словно проехался грузовик, и он выглядел поломанным на куски, осунувшимся и немного не в себе.

– И… и что теперь будет? – хрипло спросила она.

– Ничего не будет. Забудьте об этом. И держите рот на замке.

Вернулся к столу и сел напротив снова.

– Та девчонка… вы что-то о ней знаете?

– Да, знаю. Она погибла от передозировки… спустя три года. Это было крупное дело для нашего района. Об этом на местном канале говорили и… нашли целую банду ублюдков, которые по школам наркотики продавали.

Шумаков выдохнул и резко встал с кресла.

– Ясно. Вы правильно поступили, Маргарита Сергеевна, пожалуй, это один единственный правильный поступок в вашей жизни. И если вы будете о нем молчать, ничего плохого с вами не случится. Я обещаю.

Когда он ушел, Немцова налила себе полный стакан коньяка и выпила его залпом.

ГЛАВА 24

Я смотрел просто в одну точку, мне казалось, у меня не шевелятся руки, ноги и даже сердце не бьется. Я, наверное, умер. Не знаю, как люди впадают в кому и что они при этом испытывают, я внутренне омертвел. И если раньше мне думалось, что я присыпан камнями и толстым слоем земли, то сейчас у меня создавалось впечатление, что я полностью без кожного покрова привязан где-то цепями и насажен на острые крючья, они продрали мне сердце и легкие, и я, бл***дь, задыхаюсь, истекаю кровью, булькая в агонии, но и сдохнуть права не имею. Я вообще ни на что не имею прав.