Сердце мертвого мира (СИ) - Субботина Айя. Страница 58

  Раш согнулся пополам, отчаянно хватая воздух, пытаясь сделать вдох. Эхом доносился частый стук подков. Ребра, пытался думать карманник, превозмогая боль. В груди будто поселился выводок ядовитых гадов: нутро горело, ныло, стонало. Наверное, от удара кости задели легкие? Во рту появился соленый вкус крови. С губ сочилась слюна пополам с кровью.

  Сознание быстро покидало голову. Раш перекатился, попробовал встать на четвереньки. Не вышло: руки перестали слушаться, сделались ватными. И что теперь? Даже если выйдет добраться до девчонки, без лекаря он нежилец.

  Первый вдох вместе с глотком жизни принес новую волну боли. Но Раш нашел в себе силы подняться. Перед глазами плыло. Белая кобылицы Хани смотрела на него ясными голубыми глазами, и карманнику даже чудилось в них сочувствие. Он снова сплюнул - в этот раз крови было больше. Стараясь вдыхать мелкими порциями, Раш добрался до лошади: она была в сбруе и завернула в шкуру на северный манер. Кто-то предусмотрительно перебросил через спину лошади пару дорожных мешков, прикрепив их ремнями для верности. Глядя на пузатые сумы, Раш решил, что внутри приличный запас еды. Или награбленного. Может, Хани и сама собиралась сбежать? Такой оборот пришелся бы на руку.

  Боль напомнила о себе, и о том, что ему теперь поможет только чудо. Впрочем, девчонка всегда носилась с мазями и бальзамами, Раш помнил, как он перевязывала раненых. Может, ее ухода хватит на то время, пока они найдут какого-нибудь служителя, благо, что теперь не было нужны ломать голову, чем после расплачиваться за исцеление. В "Лошадиной голове" всегда толпилась куча сброду, путников и пилигримов. Если боги смилостивятся...

  - Не больно-то они нынче щедры, - прохрипел карманник, взял лошадь под уздцы и вывел прочь, пока животное не взбесилось окончательно.

  Несколько раз кобыла норовила вырваться, наклоняла голову на бок, собираясь боднуть, и карманнику пришлось съездить ей по морде. Почуяв силу, жеребица успокоилась. Раш взобрался на нее. Без стремян это заняло больше времени и отняло половину оставшихся сил. Но с другой стороны то было хорошим вестником: если бы кости взаправду изрешетили легкие, он сдох бы раньше, чем влез на спину лошади.

  Приободрившись, Раш тронул бока жеребицы коленями и животно начало торопливый подъем вверх, длинный чередой ступеней, что тянулись до самого подножия башни. Карманник разрешил себе на минуту прикрыть глаза, расслабленно повиснув на животном. Нужно сберечь силы, все, что остались. И еще помолиться богам, чтоб сжалились и сотворили чудо, потому что Раш до сих пор не мог придумать, какими обманом попасть внутрь.

  Когда позади остаось две трети пути, жеребица встревоженно заржала, часто запряла ушами, точно чувствовала неладное. Раш поторопил ее, хлопнув по крупу. Это помогло, но не на долго. Через ару десятков ступней, она снова заржала, нороя встать на дыбы, и карманнику пришлось слезть. Если она взбрыкнет и сбросит седока, тогда жизнь его сделается смертельно короткой. Но и отпускать животное было нельзя. Раш потянул ее за собой, и, несмотря на все сопротивления, все ж вывел на округдую площадку, мощеную гранитом и с выложенной из белого мрамора восьмиконечной звездой. Дав себе короткую передышку, Раш привязал коня кдеревянной стойке, и подошел ко-входу в башню: двустворчатые двери высотою в два человеческих роста, непроходимой преградой встали на его пути.

  - Эй, белый вороны! - закричал Раш что есть силы, - впустите путника переночевать!

  Он не удивился, когда ответом ему стала тишина. Но злость от того, что весь путь пройден напрасно, черной змеей жалила сердце, заволакивала разум. Раш попробывал противиться ей, стараясь не думать о боли в груди. Теперь она стала частой и с каждым разом проникала в него все вильнее.

  - Впустите меня! - Он сжал кулаки, чувствуя себя совершенно беспомощным. Будто стоит перед неприступной каменной глыбой, которую нельзя ни с дороги прибрать, не взобраться на нее. - Берн-Медведь сказал, что разнесет вашу харстову башню на груду камней, если не впустите меня.

  От крика карманник зашелся кашлем, едва не задохнулся от осторого укола будто в самое сердце. Но отступать было некуда. Карманник прижался к двери спиной и принялся колотить в нее пяткой, методично, пока станет сил. Потом снова принялся бить кулаками, пока кожа на комтяшках не лопнула. Уда ха ударом на дверях оставались новые кровавые брызги, но Раш почти не чувствовал боли.

   А потом... С той высоты, куда его занесла клятва северному вождю, Сьёрг лежао перед ним как на ладони. Раш видел разжиревшие огненные вихри, которые уверенно двигались друг другу на всечу, видел густой дым над городом, клоки пара, что то и дело вырывались из-под земли. Где-то теперь его товарищи? Живы ли? Раш не решался о том думать. То понапрасну терзать себя, когда его собвтсвенное положение незавидно. В Белый шпиль не попасть. Осознание собственной глупоости и самонадеянности, - и о чем только думал?! - семихвостой плетью хлестало Раша по гордыне. Снова и снова он задавался вопросом, почему пошел сюда, почему согласиля на уговоры Берна, хоть интуиция с завидной настойчивостью твердила: ничего не получится, только згинуть зазря.

  Так зачем же пришел?!

  Карманник медленно сполз на землю, завыл, когда агония боли разошлась вширь. Ему даже показалось, что еще немного - и легкие его разорвуться. Сердце грохотало в груди, билось за ребрами, словно пойманная вольная птаха.

  - Хани! - позвал он, почти не веря, что она услышит. - Хани, открой эти треклятые двери! Я пришел за тобой!

  На крик ушли остатки сил. Но еще можно было взобраться на лошадь и попробоватьвернуться вниз, туда, где остались Миэ и Арэн. Встретить войстко шарашей лицом к лицу и прихватить парочку тварей за собою в Гартисово царство. Геройская смерть, мать бы, наверняка, осудила его за такое расточительство себя. Хотя, там, откуда пришел карманник, ему не светило ничего, кроме рабства или смерти, в лучшем случае. В худшем... Раш горько усмехнулся, утерев тыльной стороной лалони кровь с губ. Лучше уж смерть.

  "Тут и подохну, под дверью, как пес, которого в ненастье на двор выгнали", - подумал карманник. Прише за девчонкой, дал клятву. Вечно угрбмая беловолосая северянка теперь казалась ему такой же доалекой, как огненная звезда в пике башни.

  Двери скрипнули, и медленно поползли вперед, раскрываясь. Раш отполз в сторону, ту же мысленно обозвав себя сотней самых отборных бранных слов, за то, что раскис и перестал бороться. Он отчего-то даже не сомневался - впустила его Хани. А раз так, значит не все потеряно.

  Внутри было мертвецки холодно. Здесь как будто поселился сам Снежный и дочь его Мара. Винтовая лестница, свернутая тугой змеей, будто выточенная из чистого льда, убегала вверх и терялась в темноте. Проверять, взаправду то лед или нет, времени не было. Раш поспешил наверх. Он шел и шел, а ступени будто сыграли с ним злую шутку: казалось, что чем больше шагов делает Раш, тем длиннее становится лестница. Вот уже и нижнюю ее схоронила рассеянная мгла, а впереди ни намека на просвет. Но карманник не останавливался даже чтоб перевести дыхание. В конце концов, он так привык к боли, что почти перестал замечать ее, охая только от особенно резких уколов.

  Только когда он миновал не один десяток пролетов, понял, что идет будто на чей-то неслышный зов. Раш ни разу не был в Белом шпиле, но отчего-то знал, что там был малый зал для трапезы, а двумя этажами выше - комната, где варили зелья и делали настойки. Туда и свернул. Заглянул внутрь - нет ли кого? Внутри было несколько столов, один из которых весь заставленный посудой, горшками и мазями и остатками вываренных трав. Карманник подошел ко второму, туда, где на решетке над миниатюрной жаровней, стояла глиняная посудина. Понюхав, карманник остался доволен - пахло мятой и ромашкой. Он выудил из-за пазухи настойку хасиса, которую дала таремка, - хвала богам, лошадиное копыто не попало по склянке, - влил в травяной отвар ровно половину и поскорее закупорил настойку обратно. Терпкий запах дурманного хасиса щекотал ноздри, подстегивая остановиться, прикорнуть, окунувшись в дурман.