У любви пушистый хвост, или В погоне за счастьем! (СИ) - Гусейнова Ольга. Страница 63

Он покрепче сжал колени и протянул ко мне руки:

— Иди ко мне.

Свободная рубаха распахнулась на мощной груди, штаны натянулись на сильных бедрах, мохнатый полосатый хвост постукивает в нетерпении по ботинкам. Я приподнялась, протягивая руки. И опять понеслись смешки:

— Ого, Дин, ты наконец-то прокатишь девчонку на своем могучем жеребце?

Да плевать, вот впервые в жизни совершенно плевать на чужие шуточки и что обо мне думают. Дин ухватил меня под мышки — и я взлетела к нему в седло. Кепки нам разрешили сегодня не надевать, если только голову не напечет, — поздно уже скрываться, кому надо знают про нас. Поэтому, откинув косы за спину, прижалась к груди любимого мужчины, обняв его за торс, и расслабилась в крепких руках. Как же он пахнет вкусно цветами аррайи с нагретым песком и жарким солнцем. Как только будет оказия, высажу в своем саду этот цветок, хоть и ядовитый, но теперь вроде как родной.

— Не бойся, моя хорошая, — глухо и с немного раскатистым «р» успокаивал меня Дин, — завтра к вечеру доберемся до гор, еще три дня на переход — и мы на своих землях.

— На наших землях! — ехидно уточнил Дашек. — Моему клану впору начинать с вас всех подати брать. А то мы, пограничники, не живем, а вечно служим вам защитой и преградой…

— Ну ты прямо как тот кабан, — ядовито процедил Глен. — Тоже уж такой защитник был, только вони от него слишком много…

— Ты на что намекаешь, болезный? — дружно вскинулись братья гиены.

— Да зачем намекать, я прямо говорю! — рыкнул Глен, настроения которому ноющее исполосованное брюхо и грудь не добавляли. — Вдоль всей Большой гряды не только ваш клан в защитниках состоит. Мы все своих лучших воинов к вам отправляем на службу, а как лавры собирать, так вы единственные.

— Дымовичи тоже у границ с восточными живут и сами свои земли охраняют, еще и вам помогают, — поддержал Глена другой раненный, сидевший рядом с ним в телеге. Верно из тех мест.

— Там зарвавшихся князей пока не завелось, и вы только от душников земли чистите, а к нам все отморозки лезут, — набивали себе цену гиены.

Я навострила уши, уж больно интересно послушать будущих соседей: чем они дышат, как дружат. Дин тихонько усмехнулся, заметив мое любопытство, легонечко, игриво так, куснул меня за ухо и перехватил мои руки. Положил обе себе на ладонь, на которую повесил повод, а второй рукой начал поглаживать пальцы. Кажется, он именно мне показывал, какая маленькая у меня ладошка по сравнению с его рукой с длинными, сильными пальцами, с шершавыми подушечками, свойственными всем кошкам. И когда он повел шершавыми кончиками вдоль моих рук, слегка поглаживая, лаская, я замерла от разливающегося по телу тепла. Не обычного или душевного, нет, от настоящего чувственного.

— Дин, — сипло шепнула я, не то умоляя, не то возмущаясь.

Мой соблазнитель довольно усмехнулся, и я ощутила его улыбку макушкой.

— Как чудно порой бывает. Мы так похожи на других. Кажется, что вокруг все одинаковые, часто непримечательные, пресные… а жизнь — сплошная обыденность и тьма обязанностей, которыми ты заполняешь свою никчемную жизнь, — издалека начал Дин, но я догадалась, что вот-вот скажет о чем-то важном или интересном. — Но одним пригожим днем ты вдруг сталкиваешься с худенькой девицей, одетой как парнишка, и от одного ее неумелого поцелуя напрочь теряешь голову. Ты не знаешь, как ее зовут, даже как она пахнет, откуда свалилась к тебе в руки и почему так стремительно удрала, опозорив при этом.

Выслушав признание, я едва слышно выдохнула:

— Прости…

— Простил, сразу же. А вот за то, что потом целый день искал тебя по всему Малиннику, переживал, что встретил и сразу же потерял, ночь не спал в думах, где дальше искать хорошенькую кошку, — прощу не скоро. Даже Мирон с Хвесей в храм без меня ходили, пока я метался как ошпаренный по городу. Ведь запаха-то у тебя не было. А следы пропали сразу, площадь большая, народу тьма, — незлобиво попенял Дин, прижавшись виском к моему уху.

— Ты меня искал? — потрясенно выдохнула я, замирая от восторга.

— А нам он не признался, чего как ужаленный носился по улицам наперегонки с медведями, — проворчал Мирон, обернувшись с козел своей телеги. — Я чуть не обиделся: друг, называется, мне счастье привалило — жену нашел, а он унесся, как на охоту. Да хвала Луне, Далей надоумил не мешать ему свое счастье искать…

— То-то я смотрю, тебя, Дин, так та неудача напугала, что ты свою кошку сразу под мышку засунул и больше не выпускаешь, — хохотнул Глен, сразу поморщившись от боли.

Дашек и Мишек, как обычно, подкалывали:

— Ага, только в реке поплавать и решился отпустить. Правда, потом всем обозом ловили, но кто старое помянет, у того хвост отвалится. А так наш тигр свою зазнобу все под чугунным котлом прячет, чтобы, наверное, не увели из-под носа драгоценную…

— Если не заткнетесь, друзья-соседи, то… — пригрозил Дин.

Какое там, ото всех желающих высказаться понеслось:

— Глухую!

— Слепую!

— Доверчивую!

— Саму невинность!

— Бедняжку! — припечатал Наум, неожиданно присоединившись к гоготу остальных насмешников.

Эльса привстала на коленях и, уперев кулаки в боки, в своей обычной манере уточнила с угрозой:

— С чего это — глухую, слепую и прочее?

Гиены переглянулись и не без азарта начали перечислять:

— Предупреждений не слушает.

— Опасности не видит.

— Доверяет некоторым, а те ее в самый неподходящий момент из телеги под ноги тиграм вышвыривают. — Это был большой камень в огород моей подружки, и она сразу скуксилась.

— Про могучих жеребцов ничего не знает — повезло тем самым тиграм, — продолжали похихикивать братья.

— Как такая замечательная девица, да еще с нужным, ценным даром будет уживаться с вами, хитрыми котами, в Еловом ручье… даже не знаем. Может лучше к нам поедет?

Эльса, красная как рак, беспомощно хватала ртом воздух. Допекли ее все-таки язвы гиены. Я тоже насторожилась, не зная как относиться к подобным, недобрым шуточкам.

Дин зловеще хмыкнул и пообещал:

— Через месяц смена отрядов на границе. Так вот, в этот раз к вам поедет Тимоха, а то заскучал он дома чего-то. Давненько просится.

Дашек выпучил желтые глазищи, засветившиеся почище тигриных. Мишек, как и Эльса, подышал, открыв рот, и злобно прорычал:

— Если ты этого кобеля к нам снова пришлешь, то я, то мы…

— Сыграешь, наконец, свадьбу своей дочери. Ничего, что кобель, она же его все равно любит… бедняжка. Слепая, глухая, доверчивая и сама невинность. Про кобелей еще мало знает, повезло тем самым кобелям. И придется твоей дочери тоже как-то уживаться с котами в Еловом ручье. Даже не знаю, справится ли несчастная…

— Мы же друзья?! — возмутились братья. — А ты нам угрожаешь… этим?

— Мои друзья вряд ли поливали бы грязью мой клан и меня самого, чтобы отбить повитуху для своего клана, — спокойненько ответил Дин.

— Да ты сам не лучше! Как куда заявишься, так самых хороших и ценных оборотней к себе переманиваешь! Дружище называется! Ваш Еловый лопнет скоро от твоего усердия. Все расширяешься.

Выслушав гневную отповедь Дашека, Дин строго сказал:

— Ты шишки с иголками не смешивай. Савери не из-за дара своего ценная, она — моя! Понимаешь? Моя!

После сильного душевного выплеска, назревавшего после погребения погибших друзей, над обозом повисло тягостное молчание.

— Прости, Савери, заигрались, — неожиданно повинился Дашек.

И Мишек добавил:

— В пути двоих потеряли, больно нам всем от этого. Тяжело! С мужиками погибшими давно знались, все же здесь хорошие соседи собрались. А тут…

— И о твоем даре прознали, — вклинился в разговор Глен со своим алтыном. — Гиены… своего никогда не упустят. Самые плодовитые на весь край, а в клане лишь обычные повитухи без дара.

— Хватит! — рыкнул Дин, заставив меня вздрогнуть у него на коленях. Остальные тоже опасливо оглянулись на разъяренного товарища. — Утром только погребение совершили, двоих потеряли. Вокруг недобитые мародеры шныряют, того и гляди в спину ударят, а мы клыки сушим, да лясы точим, делим не свое и мелко пакостничаем против друг дружки, как обычно.