Мой наркотик (СИ) - "зеркало мира". Страница 19

– Это сухая абстиненция, – спокойно констатировала она. – Погода меняется, вот он и мечется. Пройдет скоро. Можно на ночь будет дать легкого седативного.

Как я позже узнал, мое состояние действительно можно было списать на атмосферные явления. Дело в том, что организм наркомана очень похож на организм старика, и мой мозг реагировал на электромагнитную обстановку точно так же, как мозг пожилого человека. При изменениях среды, стрессах он начинал «требовать» облегчения своей деятельности, понятное дело, с помощью того же привычного для него вещества – героина. Но опытные врачи вмиг распознали мое состояние и приняли меры.

После того случая я буквально возненавидел себя за слабость и зависимость. Я все время ловил себя на мысли о наркотиках, ежедневно и ежечасно. Не мог отделаться от чувства, что чего-то не хватает, как свежего воздуха или воды. И все время себе говорил, что я молодец, я выдержу и мне не дадут сорваться, а потом станет легче и я забуду о наркотиках. Забуду о чувстве эйфории и легкости, забуду о сказочных видениях и космосе, в который погружался.

Так прошел еще один месяц. Персонал больницы скромно отметил Новый год. Мой «шкаф» поздравил меня: принес в палату сок и фрукты. Мне показалось, что он улыбнулся. Разговоры со Светланой постепенно налаживались. Мы смогли установить контакт, так сказать. Она действительно умела слушать, что, безусловно, ценное качество для психолога, поэтому я смело рассказывал о себе и Ване. Поведал о своих страхах на его счет, и об отсутствии малейшего представления о дальнейшей жизни. А потом я узнал, что мне разрешены свидания. Это было неожиданно и волнительно. Первым в списке на встречу был Голубев. Вторым – Соловьев, и на этом он заканчивался. Да, немного людей в этом мире, которым я нужен. Но слава богу, что они все-таки есть. Светлана лично им сообщила, что мое состояние стабилизировалось и они могут приехать, и через день в комнате для свиданий меня ждал мой Ваня.

Когда мне об этом сообщил чем-то довольный санитар, я почувствовал нерешительность и страх. И это удивительно, я же очень хотел его увидеть. Ради него все это и затевалось, ради него я прошел через ад. А перед самым входом в общий зал, где расположились несколько длинных столов и скамеек вдоль них, я замер как вкопанный и не мог двинуться с места. В моей душе проносился ураган эмоций, тело бросило в жар, а руки заходили ходуном. Я не смог открыть эту дверь, не смог переступить порог, я струсил. В том узком коридоре, отделанным светлым кафелем, я впервые в жизни почувствовал жгучий стыд. Мне было стыдно за свое поведение и за свои действия. Стыдно за то положение, в котором оказался. Стыдно за свой страх предстать перед ним сейчас. Еще я боялся увидеть в его глазах жалость, отвращение или брезгливость. Я не хотел, чтобы он принуждал себя к общению со мной из чувства долга. Не хотел, чтобы он боялся сказать или сделать лишнее из опасения, что я могу сорваться и взяться за старое. Я был не готов с ним видеться, как бы мое сердце не разрывалось на части, и как бы ему от моего поступка не было больно.

Позже мне Светлана рассказала, что Ваня очень расстроился. Передала мне одежду и продукты, которые он принес с собой, а потом долго и обстоятельно меня пытала, выуживая информацию о скрытых чувствах и мотивах поступка. Она словно бульдозер таранила меня вопросами, стараясь оценить состояние и дать какой-то прогноз. Второго из списка свиданий, Александра, я встретил без особых тревог и волнений. Институтский друг и партнер по бизнесу выглядел отлично, чем привлек внимание всех находившихся в общем зале. Он был одет в дорогой костюм и голубую рубашку, туфли, как заведено, начищены до блеска, а вокруг него витал приятный аромат дорогого парфюма. Он тоже принес мне фрукты, печенье и чай; бодро улыбался, сидя напротив, совершенно не смущаясь стоящих поодаль санитаров:

– Отлично выглядишь.

– Врешь, – хмыкнул я, прекрасно зная, что похож на ходячий труп.

– Доктор сказала, что тебе нужны исключительно положительные эмоции.

– Она клевая. Сколько ты ей платишь?

– Не так много, как казалось бы.

– Я смогу с тобой расплатиться?

– Не сразу, это и понятно, но мы что-нибудь придумаем, – шутливо отвечал друг.

– Спасибо тебе, – серьезно взглянул я на него. – У меня, кроме тебя, никого нет, как оказалось.

– А как же Ваня? Он очень расстроился, что ты не захотел с ним увидеться.

– Знаю, – отвел я взгляд. – Я не смог.

– Понимаю. Но рано или поздно это сделать придется. Он многое из-за тебя пережил.

– Как он?

– Вроде нормально. С учебой что-то не ладится и с отцом часто ругаются. Но он мне не особо распространяется, лишь о тебе спрашивает.

– Как мне лучше с ним поступить? – внезапно спросил я, глядя на друга с надеждой.

– Встретиться, – уверенно ответил Сашка. – Тогда и ясно станет.

Я вздохнул и посмотрел на своего персонального санитара. Тот делал вид, что рассматривает потолок, но разговор его явно интересовал, судя по серьезному виду. Соловьев завозился и достал из-под стола планшет:

– Слушай, проект у нас один повис. Я знаю, сейчас тебе не до этого, но, может, глянешь одним глазком?

– Что там не получается? – вдохновился я просьбой и потянулся к планшету.

– Ничего не получается. Заказчик сам не знает, чего хочет, сидим целый месяц, а дальше обсуждений дело не идет.

Моему взору предстали фотографии четырех комнат загородного дома, список желаний заказчика (сумбурный, надо отметить) и пробные эскизы дизайнеров. Саша листал картинки и перечислял:

– Здесь ему понравилась люстра, тут – цвет стен, а на этой – стол и этот диван. А когда начинаешь совмещать, получается белиберда и ему не нравится.

– Хм, – задумчиво почесал я подбородок и посмотрел на вытянувшего шею, дабы заглянуть в планшет, санитара. – Можно мне планшет оставить?

– Не положено, – невозмутимо ответил «шкаф», сделав скучное лицо.

– Почему? Это же не опасный предмет. Что я, его себе об голову разобью?

Санитар молчал. Саша смотрел на него со смесью удивления и веселости, я думал, как обойти запрет. Выход нашелся лишь один: распечатать все картинки на принтере, а мне рисовать вручную. Я и забыл, как это делается, но перспектива занять себя чем-то очень радовала. Лечащий врач эту идею одобрила, и у меня в палате появился стол, цветные карандаши и много белой бумаги. После долгого перерыва без работы мой мозг был, как чистый лист, и готов к подвигам. Первые наброски выходили корявыми и много макулатуры оказалось в урне. Но я не бросал начатое, и вскоре картинка начала прорисовываться. Светлана выглядела довольной моими успехами, Сашка так и вовсе сиял, увидев проекты, и лишь с Ваней дело у нас не шло. Стоило о нем завести разговор, мое настроение портилось и опускались руки. Но я часто о нем думал, представлял его улыбку и глаза, запах его тела и бархатистость кожи. Я уговаривал себя на встречу с ним, старался отогнать все негативные мысли, но только спустя еще один долгий месяц мне это удалось.

На улице была настоящая вьюга, ветер завывал в вентиляционных шахтах и старался пробиться окна. Я отлично помню тот день, и как первый пришел в ту злосчастную общую комнату, чтобы не сбежать ненароком. Я сидел на жесткой скамье спиной к входу и смотрел в окно на белую пелену снега. Встреча была назначена заранее, поэтому никто не знал, что погода так испортится – я бы никогда не заставил своего мальчика тащиться ко мне в такую метель. Я в зале был не один, люди входили и выходили, но я точно знал, когда появился Ваня. Почувствовал это спиной и весь напрягся, как струна скрипки. Он появился в поле моего зрения, и в глазах моментально защипало. Он был такой же, каким я его представлял, только чуть худее, волосы чуть длиннее, джинсы чуть свободнее. Его щеки и нос были красные от мороза, глаза блестели радостью, а на губах играла улыбка.

– Здравствуй, Паша, – с придыханием сказал он, опускаясь на скамью напротив.

– Здравствуй, – тихо ответил я, стараясь не опускать глаза.