Свидетель (СИ) - Манукян Галина. Страница 63

Смуглая тонкая рука легла ему на плечо, успокаивая, а другая неторопливо и ловко отделила ткань от шипов, не повредив ни то, ни другое.

Валерий обернулся: невысокий индийский мудрец стоял позади, щурясь на солнце.

Во всё понимающих глазах не было ни намека на осуждение. Только любовь.

- Во Вселенной много всего, одного чуда ей не жалко, - ласково сказал Мастер и улыбнулся сострадательно, как родному.

Внезапно то, что сковывало грудь уже давно, то, что постоянно вызывало боли в сердце, - тяжелое, невыносимое, болезненное - непрошеной, ураганной волной поднялось к горлу, и Валерий, закрыв лицо, разрыдался. Громко и судорожно.

Индиец тихо гладил его по сотрясающейся спине, будто утешающая ребенка мать, и приговаривал:

- Всё хорошо, мой мальчик. Хорошо... Дыши через рот, дыши через рот...

Охваченный рыданиями, Валерий не сразу смог выдохнуть, но потом почувствовал облегчение. Еще не успев вспомнить, что слезы постыдны для мужчины, он вытер ладонями залитые горячей влагой щеки, шмыгнул носом.

- Спасибо, Мастер, - прошептал на русском.

Индиец понял. Он сложил руки перед грудью, поклонившись гостю с любовью и уважением, как равному, и сказал:

- Намасте. Ты уже свободен, прямо сейчас. В любой момент. Только научись это видеть.

Валерий еще раз вдохнул через рот и, набравшись решимости, сложил ладони в ответном жесте.

- Что я должен делать, Мастер?

1Один из индийских богов с человеческим телом и головой слона

Глава 31. Перед рассветом

Только к вечеру того ужасного дня я немного пришла в себя. Праджни-джи пришел ко мне, опустошенной, неживой, будто кукла, и положил руку на голову.

- Дитя, я нашел что-то для тебя. - Он вложил в мою ладонь металлический цилиндр толщиной в палец.

Я тактильно узнала подношение Валеры, которое выронила еще утром и не стала искать.

- Спасибо, Мастер, - ответила я потусторонним голосом и вяло отложила подарок на пол рядом с матрасом, на котором сидела.

Гуру опустился рядом.

- У тебя красивая душа, Варья, но немножко странно себя ведешь: так сильно хочешь вернуть свои долги, а другому не позволяешь отдать даже рупию.

К моим щекам горячей волной прилил стыд.

- Простите, Мастер.

- Всё хорошо, - сказал он и замолчал. Было слышно, как за раскрытой дверью в теплой вечерней неге подсвистывают, гулят, разговаривают трелями птицы, то вскрикивают удивленно, то курлыкают далеким монотонным фоном. С неровным гулом и всплесками катила за парком волны река. Невдалеке что-то потрескивало, возможно, костер.

- Чего бы я ни хотела, - понуро констатировала я, - всё впустую. Думала, что научилась принимать, ошиблась. Радовалась, что могу не отождествляться с иллюзиями. Нет, оказывается, столько всего во мне кипит. Мысли... они шумят, словно в моей голове сломалось радио и выдает по нескольку передач на всех волнах ФМ. Я... - Хотелось пожаловаться на то, что мне гадко и муторно - сегодня я прогнала человека, которого так хотела видеть; и я не верю в него, но продолжаю искать в произошедшем разговоре крупицы правды, как сумасшедший копатель в бесплодных горах - золотую пыль. Мне было плохо оттого, что теперь в голосе Валеры мерещилась не корысть, а забота. Ей неоткуда было взяться, но я утонула в сожалениях. Обо всем этом я не стала говорить Мастеру, только добавила: - ... Я боюсь смерти. Чувствую, что она близко: в моих видениях и в реальности. Я знаю, что не должна бояться, но... мне страшно. Очень!

Мимо моей кельи кто-то прошел, наступая на плитку мягкими чаппалами. Я вздрогнула. Зашумели ветки. Возмущенно крикнула обезьяна, ей ответило раскатистое, разноголосое мяуканье. И снова только фон жужжания, гуления, стрекота, и моих мыслей. Праджни-джи никогда не отвечал быстро.

- Это все самскары1 и васаны2- наконец, пояснил он, пробуя на вкус каждое слово. Не убегай, углубись в этот страх. Тотально. Ты же очень тотальная, Варья: на меньшее, чем любовь, не согласна; на меньшее, чем полное освобождение от кармы, не согласна, на меньшее, чем просветление, ты тоже не согласна. Но, девочка, просветления нет. Достаточно не затемняться.

Тяжело вздохнув, я призналась:

- Стало совсем темно, Мастер. И в душе, и на самом деле.

Праджни-джи похлопал меня по руке.

- Перед рассветом всегда темно. Очень темно. У души тоже бывает ночь. А ночью можно зажечь лампу, правда? Поэтому давай разберемся, как работает эта штуковина. Мне самому интересно.

И гуру принялся увлеченно возиться с гаджетом, словно ребенок с новой игрушкой, привлекая меня в исследование, и незаметно, с каждым вдохом и словом снимая с моей души невыносимую тоску.

* * *

Дни потекли своей чередой. Ника не возвращалась, свет тоже. С привезенной Валерой штуковиной у меня получалось ходить по ашраму, не набивая шишек. Но все-таки даже про себя, шепотом я не могла сказать ему «спасибо», что-то мешало. Эго?

Праджи-джи завалил меня работой: вызывал переводить беседы с французами по скайпу; назначил ответственной за группу из России, прибывшую всего на неделю, и велел вести для россиян йога-классы. А в свободное время я торопилась помогать Падмини на кухне: лепить сладкие шарики Ладу из нутовой муки и в промышленных масштабах резать овощи для столовой. Я с благодарностью принимала занятость, она была лекарственной, исцеляющей.

Лишь два «но» регулярно выбивали меня из состояния равновесия: напряженное ожидание следующего видения и всплывающие откуда-то из глубины, словно горячие воды гейзера, мысли о Валере. Доходило до делирия - сквозь ароматы растений, специй, людей и благовоний вдруг моего носа касался его запах. Он исчезал, а мне мерещилось, что Валера где-то рядом, вот-вот обратится ко мне или возьмет за руку, и, сжавшись в комок, я тщетно всматривалась в темноту.

Однажды я случайно подслушала разговор двух своих подопечных из России, когда сворачивала коврик после занятий по йоге.

- Ты видела, какой тут потрясный дворник? - говорила одна девушка своей подруге. - Я таких высоких индусов не видела, выше их всех на голову. Но ни бельмеса не понимает ни по-русски, ни по-английски. Я его спрашиваю одно-другое, он только качает головой и двор метет. Надо будет спросить, как на хинди «давай познакомимся».

- О, тебя уже дворники интересуют! - рассмеялась вторая. - Банкиры, биржевики уже не в цене? Кризис?

- Да ладно тебе, Саш! - хмыкнула подруга. - Я же не замуж, а просто. Ну он красавец, честно! Даже не знала, что индусы такие бывают. А потом он топлесс камни таскал, я аж забыла, куда топала.

- Ты сериал про «Махабхарату» посмотри, там их столько, индусов фактурных, - ответила тоном эксперта Саша. - А костюмы - в основном штаны и украшения, да такие, что Картье отдыхает.

- То в кино, а этот настоящий. Ой, Варя, - обратилась она ко мне, - не подскажете, как зовут вашего дворника?

Я улыбнулась.

- Тут слишком много людей, я всех не знаю. И ваш дворник, скорее всего, кто-то из прихожан, просто выполняющий свою садхану.

Но девушка не успокоилась. Горя азартом, она выспросила у меня, как сказать на хинди несколько фраз и утащила с тренировочной площадки подругу со словами:

- Я его тебе покажу. Хорошо, что я позже тебя из гостиницы на занятие пошла, так бы и не знала, зачем мы тут москитов кормим...

- Ничего ты не понимаешь, Аня, - вздохнула вторая.

Они ушли, а я рассмеялась, прикрывая ладонями рот: вот, оказывается, зачем богатые туристки едут в Ришикеш - за индийскими дворниками!

Возможно я бы не смеялась, если бы знала, что происходило за тысячу километров отсюда, на юге Индии.

* * *

После двенадцати часов в кондиционированных салонах авиалайнеров, пересадок и заигрывания со стюардессами, Ларин бодро спустился по трапу, хлебнув сходу жары и солоноватого запаха моря. Путешествуя налегке, Сергей надел солнцезащитные очки и с непроницаемым лицом миновал набирающуюся за получением багажа очередь. Живо пошел дальше по маленькому, совершенно провинциальному аэропорту Даболим. Служащие двигались, как сонные мухи, медитируя на чемоданы, зато частные носильщики и прочий разномастный сброд с поистине южным ажиотажем набрасывались на приезжих, предлагая достопримечательности, жилье и покатать. У Ларина подхватывать было нечего, поэтому пяток индусов пытались втулить «прекрасному белому человеку» услуги гидов и водителей. Глянув на дремлющего полицейского в фуражке и форме а ля сафари, Сергей повернулся к частникам и, словно заядлый картежник развернул вместо тройки, семерки и туза фотографии Ники, Егора и Шиманского.