Playthings (СИ) - Комарова Диана Валерьевна. Страница 101

— Кто обещал мне рассказать? — терпеливо напомнила я.

— Кто?

— Что я вообще тут делаю? — пробормотала я, мученически поднимая глаза к потолку. — Ты, башня пизанская, выкладывай уже, а то я с тобой тоже “договариваться” буду, — сурово пригрозила я, а Мика заулыбался в ответ.

— Мы просто решили, что этот рыжий красавчик и покоритель сердец болтается и распространяет свое обаяние где-нибудь в другой вселенной. По крайней мере, до возвращения в родные края. А то у меня на него изжога и плохое настроение.

— Волнуешься, что обсыплет меня розовой пудрой? — с хитрой улыбкой я склонила голову набок, не отводя от Каллахена внимательного взгляда.

— Один раз обсыпал, и почти обсыпал и второй, между прочим.

— А я смотрю, ты у нас представитель государственного контроля над дозировками пудры на человеческую единицу? — поддразнила я, показывая Блондину язык. — Бедный, как ты терпел всю эту коррупционную несправедливость?

— Я на самом деле не ожидал, что у тебя случится этот рыжий, — смущенно признался Мика, пожимая плечами. — Просто какой-то мифический “бойфренд” как-то легче воспринимался, чем этот, который маячил перед глазами как восклицательный знак. Специально, кстати, маячил, — добавил он зловредно, скорчив рожу. — А от мощного такого пинка под зад его защищала — не поверишь! — ты.

— Хорошая тактика, заметь, — хмыкнула я, забирая пустую коробку из-под пиццы. Блондин как раз взялся за последний кусок, а я была уже довольно сыта и парой кусков, что съела до этого. Поэтому пока Мика расправлялся с остатками пиццы, я успела налить еще стакан сока и вернулась на насиженное место за столом, возвращая Блондину возможность снова пялиться на мои коленки.

— Это было нечестно, — пробурчал тот. — Ты точно не будешь кусочек? Твой целлюлит выдержит, не переживай.

— Нет, спасибо. Ты у нас растущий организм, вдруг в этот раз все уйдет не только в рост…

Мика улыбнулся так, как может только он, когда вокруг никого нет. С таким ребячеством и такой искренностью, сделать бы фотографию, а то никто и не поверит. Хотя кому бы мне нужно было это доказывать?

— А про девушку?

— Что — “про девушку”? — опять переспросил тот. — Понятия не…

— Все настолько криминально? Что ты еще успел натворить? Ты уезжал в Лас-Вегас и женился? У тебя будет ребенок от какой-нибудь ученицы старшей школы? — предположила самые худшие варианты я, но потом тряхнула головой. — Хотя как это может быть связано с Ником? Ты женился на его сестре?

— Яувелунегодевушку, — быстро-быстро пробормотал Блондин, но суть, увы, я уловила.

— Когда? — удивленно переспросила я. — Летом? Так вы поэтому не особо ладите?

— Ну когда еще? Так вышло, откуда мне было знать, что у нее есть парень, нынче же не клеймят, — виновато отозвался Мика. — Она сама на мне повисла, я тут при чем? Помнишь, я тебе мельком рассказывал про блеск для губ?

— …она была его подружкой? Только не говори мне, что…

— Увы, да. Ты получилась отличным куском мяса в сентябре, а я, собственно, про эту блондинку с блеском узнал случайно, когда мы с кем-то из ребят переписывались…

Вот теперь паззл отлично вставал в моей голове — и, надеюсь, верно укладывался. Мика смолк, предоставляя мне додумать остальное самой, а я же нетерпеливо соскочила со стула в очередной раз и прошлась от стола к холодильнику и назад. Тот момент с гавайской рубашкой я помнила отлично, потому что это дало мне столько поводов для шпилек, сколько учебный семестр не давал — и помню, что для Блондина это было просто какое-то мимолетное, а то и скорее “предложили — согласился” увлечение, про которое он забыл уже наутро. И если эта самая блондинка после этого по каким-то своим причинам отфутболила Ника, зуб у того был внушительный, учитывая что он об этом ни разу не обмолвился — да и сам наверняка понимал, что толку от разборок не будет, раз его блондинка оказалась совсем уж слаба на передок.

Тогда выходит, я сама просто перед ним все карты выложила, когда в сентябре его перевели? Но, если логично подумать, Ник бы тогда не стал именно из вредности со мной флиртовать, если бы не был уверен, что это заденет Мику. То есть либо он потом догадался, что к чему, либо сразу — теперь уж и не найдешь концов.

— Я ему кишки вырву.

— Вот поэтому я хотел решить это как-то… — мне на макушку легла теплая ладонь, и я поняла, что все это время задумчиво изучала два одиноких магнитика на дверце холодильника. И что про кишки сказала вслух, я тоже не ожидала, эх.

— Чтобы я потом тебе кишки вырвала за молчание? — обернулась я, а Мика пожал плечами по-прежнему с виноватой мордашкой.

— Об этом я тоже подумал, поэтому и сказал сейчас.

— Надеюсь, школьницы еще от тебя не залетали?

— Пока нет.

— Пока?! — я вскинула брови, а этот мужлан с усмешкой сгреб меня в охапку, прижал к себе и фыркнул в ухо:

— Скажи хоть что-нибудь другое по теме, про кишки я слышал.

— Тебе хорошо досталось, да? — внезапно хмыкнула я.

— На самом деле, я понятия не имею, что послужило толчком к настолько наглым действиям рыжего в мою сторону. Мне и так пришлось скрежетать зубами, когда он оказался в команде, а ты мне еще сцены закатывала, что я последняя сволочь и специально третирую Ника, чтобы тебе досадить, — напомнил он злорадно. — А что я еще мог сделать? Зато Ник получал столько удовольствия от всего этого, о да.

— И правда — что ты еще мог сделать? — усмехнулась я, чуть отстранившись и пользуясь тем, что я наконец-то могу запустить пальчики за ремень, вытащить из-под него рубашку, и, ткнувшись носиком под подбородок, прикоснуться к коже губами.

— Почему тебе можно меня внезапно целовать, а мне — нет? — притворно обиженно протянул Мика, лениво улыбаясь и наблюдая как я, пуговицу за пуговицей, расстегиваю рубашку снизу вверх.

— Потому что ты играешь в послушного мальчика, — от ощущения теплого живота под тканью мурашки по спине бежали. Верхние пуговицы я расстегивала уже наощупь — мы играли в гляделки, весьма успешно, потому что взгляд отводить вообще не хотелось. Мика смотрел так, что я не могла отвести взгляда, и никак не могла понять что там, за этими кошачьими омутами. Там не было предвкушения, или чего-то такого, что обычно бывает в подобных ситуациях, было какое-то любопытство, но очень поверхностно, проскальзывающее поверх нескрываемого облегчения. Если это его правда тяготило (хм, Мику Каллахена что-то может тяготить?), то я могу сказать, что раздубасила молотком почти всю его алмазную скорлупу — осталось только дождаться, пока она ссыплется вниз. Не сразу, не за день или два, но теперь я готова была ждать хоть вечность.

— С тобой если играть в бунтаря, ты что делаешь? Правильно, молочный коктейль на капот. Меня в местной автомойке уже держат за постоянного клиента. Признавайся, они тебе платят проценты? — в его глазах заиграли смешинки, а уголки губ приподнялись в легкой полуулыбке. Мика упирается ладонями в кухонный стол позади меня — и наши глаза оказываются на одном уровне. Теперь он смотрит так, что у меня дыхание перехватывает, а внутри все разрывается на миллиарды осколков, я стараюсь дышать, но не выходит, потому что все легкие, все внутри забито этим вязким, всепоглощающим чувством какой-то глупой нежности, счастья и тонной пенопластовых звездочек.

— …да никуда я уже не денусь, — я встряхнула челкой. — И никуда бы не делась, как же я без своей любимой занозы в заднице?

— Дурочка, — хмыкнул тот, за что получил в ответ мгновенное “упырь” и полез целоваться. Я особо и не сопротивлялась, да и знаете — целуется Мика шикарно. Как всегда, конечно же играется, чуть прикусывает, все мимолетом, вскользь, не настаивая — это просто поцелуй, хотя это не мешает Каллахену прижиматься ко мне, и уж тем более — лезть под футболку…

— Эй, доброе утро.

— Умм?

— У меня утренняя тренировка, мне надо уже уходить…

Выпутываюсь из-под одеяла, и, приоткрыв один глаз, привычно гляжу на светящееся табло часов — восемь с небольшим. Мне на занятия к одиннадцати. Охтыж.