Кукушка (СИ) - Резник Юлия. Страница 27

— Не бойся… Ничего не бойся! — Ярость Максима потухла так же быстро, как и зажглась. Он снова обнял меня. Осторожно, едва касаясь, но в то же время так крепко… От него пахло сосновым мылом и чем-то горьким. Присущим только ему. Пульс на его шее колотился, как сумасшедший. Он все еще не до конца овладел собой. Признаться, его вспышка стала для меня полной неожиданностью. Макс виделся мне очень сдержанным, даже хладнокровным. Из этой картинки выбивалось разве что его отношение к… дочке. И этот самый момент.

— Мы все чего-то боимся. И все от чего-то бежим.

— И ты?

Он сглотнул. Положил мне на макушку подбородок и тихо ответил:

— И я. Как никто, бегу…

— От того же, что и твой дядька? — затаив дыхание, поинтересовалась я.

— Да… я, как и он, бегу от себя…

— Ты тоже садист? — мой голос осип, наверное, от волнения, которое ускоряло ток крови по венам. Мне казалось, что если он откроет свои секреты, я не сумею… просто не сумею сберечь свои.

— Садист? Нет… Не думаю.

Ничем не объяснимое облегчение прокатилось по моей коже. Я судорожно втянула воздух носом:

— Тогда… я не понимаю.

Некоторое время он просто молча смотрел на меня. В глубине его глаз шла какая-то битва. Я видела ее, я слышала ее, я ее чувствовала. Наконец, видимо, что-то для себя решив, Макс чуть отступил.

— Пойдем. Я… кое-что покажу тебе.

Не на шутку взволнованная, я нерешительно двинулась следом за Максом. Долго идти нам не пришлось. Он замер в тупике. Возле двери, которая была всегда заперта.

— Это комната моих родителей, — пояснил он, мазнув по мне черным… теперь уже черным взглядом. Дрожь волной прошла по моему телу и ударила под колени. Не сводя с меня глаз, Макс пошарил рукой над дверью. Достал резной потемневший от времени ключ, с трудом вошедший в давно не смазанный замок. Звук проворачиваемого механизма проехался по моим натянутым до звона нервам, раз, и еще один… Оглянувшись на меня через плечо, Макс медленно поднял руку и осторожно толкнул дверь, любезно меня пропуская. Я переступила порог, зажмурившись, а когда открыла глаза… Не увидела ничего такого. Обычная комната. Посредине у стены — большая кровать с по-настоящему великолепным кованым изголовьем. В углу — туалетный столик, а ниже, рядом с дверью — резной деревянный шкаф. Все поверхности в комнате были застланы простынями, с замысловатой кованой люстры такой же замысловатой гирляндой свисала паутина. Окна были такими грязными, что свет с трудом проникал в комнату, и в его рассеянных лучах летающая пыль казалась золотой пыльцой…

Я решительно пересекла комнату. Отдернула тяжелые занавески и попыталась открыть створки. В воздухе витал спертый аромат давно непроветриваемого помещения.

— Подожди… Тут от времени все разбухло.

Макс отвел мои ладони от ручки, и сам, что есть силы, дернул ее на себя. С большим трудом окно все же открылось.

— Впервые я увидел их отсюда… — Макс взмахнул рукой.

— Впервые? То есть… это случалось регулярно?

— Нет… Потом… они проявляли большую осторожность.

— Что… что конкретно ты увидел?

Макс растер переносицу, чуть запрокинул голову, кивнув куда-то в сторону потолка:

— Видишь крюк?

Я проследила за ним взглядом и, взволнованно облизав губы, кивнула.

— Она была подвешена. Где-то здесь… может быть даже в шкафу, я не знаю… осталась цепь, которую отец выковал специально для матери.

Мое сердце подпрыгнуло и бешено застучало в груди.

— Подвешена? И… это все?

— Он тр*хал ее. Раскачивал на этих цепях и тр*хал. Выходил, бил зажатой в руке лозиной и снова резко входил. Ее тело сотрясалось… то ли от боли, то ли от удовольствия. Понимаешь… Я был подростком, у которого гормоны играли в крови, и увиденное произвело на меня неизгладимое впечатление.

— Это шокировало бы любого ребенка.

— Да… Но многих ли из них подобная сцена возбудила бы?

Он сунул руки в карманы и повернулся ко мне спиной.

— Макс…

— Я ненавидел его! Я ненавидел за все, что он делал с матерью. Я жалел её и винил себя, что не смог её защитить. А позже… позже стал понимать. Это природа. Это нужда, с которой не каждому под силу справиться. Эта извечная жажда запретного… Не все могут с ней совладать. Мое понимание того, что хорошо, а что плохо сбилось… Навсегда сбилось. Я словно потерялся во всем этом дерьме.

— Но… ты ведь сказал, что не садист?

— Нет. Я… не хочу причинять боль, я не получаю от этого удовольствия.

Он чуть повернул голову. Мне стал виден его профиль и тонкая жилка, нервно бьющаяся на виске.

— А… что? Что тебе надо?

Воздух в моей груди замер. Макс повернулся еще немного.

— Доминировать. Обрести полную власть над твоим телом, над твоей душой… Изучить каждый их потаенный уголок, чтобы любить тебя, отбросив всякий стыд и стеснение. Заставлять кончать раз за разом, доводя до стонов, до сорванного криком горла. Проникнуть в тебя. Членом, пальцами, языком… всей своей сущностью. Стать твоим удовольствием и твоим единственным желанием.

— Один человек уже пытался…

— Я не он! Я никогда тебя не обижу! Не унижу, не использую твою чувственность против тебя. Я… буду боготворить твое тело. Я буду его боготворить…

— Ты будешь меня бить?

— Нет. — Наконец он повернулся ко мне лицом. — Но я буду тебя кусать, и сжимать в своих руках очень сильно. Если мне покажется, что это то, что тебе нужно.

— Как… ты можешь быть в этом уверен? — мой голос срывался, а всю меня пронзали короткие всполохи электричества. Я вся горела, и этот пожар лишь раздувал врывающийся в окно горный ветер.

— Я услышу подсказку в твоих громких стонах. Я мастерски распознаю сигналы. Веришь? — Макс провел по моей скуле большим пальцем, чуть приподнял лицо и легонько надавил на мои дрожащие губы. — Это будет жестко, детка. Это будет потно и грязно. Это будет по-настоящему. Так, как ты давно уже хочешь.

Невольно мои губы приоткрылись, и тут же его палец скользнул мне в рот. Язык робко толкнулся ему навстречу. Желание темным мороком окутало все кругом.

— Вот так… Сначала пальцы, потом член. Ты ведь примешь меня? По-всякому? Как бы я не захотел?

Его пальцы покинули мой рот и устремились куда-то вниз. Под полотенце, чтобы бесцеремонно проникнуть внутрь, скользнуть между ягодиц. Намекая на…

В сумбур в моей голове проник громкий плач. Я моргнула, возвращаясь в реальность.

— Алиса…

— Да, нам лучше к ней поспешить. Она не любит просыпаться одна, — медленно отводя от меня руки, просипел Максим.

Это был странный вечер… Я занималась малышкой, с какой-то жадностью впитывая в себя каждый ее жест, каждый взгляд и движение, но в то же время я ни на секунду не забывала о том, что мне сказал Макс. Что он заставил меня почувствовать.

После приема лекарств животик дочку не беспокоил. Она лежала в своей переноске и внимательно разглядывала подвешенную за ручку игрушку. То ли банан, то ли еще что-то… Яркую, с зеркальцем и шелестящей штучкой внутри, которая издавала звуки, когда Алиса неосознанно била по ней своими крохотными ручками. Это занятие так ее увлекло, что нам с Максом все же удалось доесть свой напрочь испорченный ужин. Не передать, что я испытала, когда после он меня в благодарность поцеловал и, собрав со стола посуду, взялся за ее мытье. В который раз за этот день в моих глазах закипели слезы. Я боялась поверить, что может быть… так.

Вымыв тарелки, Макс, ничего не сказав, вышел из кухни. Спустя пару секунд откуда-то с крыши послышался грохот и его легкие-легкие шаги. В комнату он вернулся с пыльной детской кроваткой в руках. Взгляд невольно скользнул по его огромным бугрящимся мышцам.

— Это наша фамильная колыбель, — пояснил он, с облегчением сгружая ее на пол. — Тяжелая, зараза. Дубовая… Еле донес.

— Очень красивая, — шепнула я.

— Сейчас приведем в порядок… Зашкурю, замажу трещинки. Заново вскрою лаком — и будет как новенькая.

— Спасибо…

— За что? Она и моя дочь тоже.