Кукушка (СИ) - Резник Юлия. Страница 29

— Ну же, детка… Пойдем. Я, правда, очень голоден.

На секунду ее губы скривились, будто она снова была готова заплакать, но этого не случилось. Словно обмякнув под моими руками, Марта послушно направилась к дому.

Разложив вместе с Мартой продукты и отправив в стирку новые вещи для дочки, я переоделся и вынес колыбель во двор. Здесь мне было намного комфортнее работать, чем в доме. Да и грязное это дело… Алису я забрал с собой, здесь, на свежем воздухе, ее сон будет намного крепче. А значит, Марте ничто не будет мешать заниматься домашним хозяйством.

Счищая с перекладин старый облупившийся лак, я с удовольствием прислушивался к доносящимся из приоткрытого окна кухни звукам. К звону посуды, шуму воды, к легким шагам Марты, которые то удалялись, то приближались вновь… Уютные, домашние звуки, которые наполняли теплом мою душу и чудодейственным образом залечивали все мои раны…

Работа увлекла, спокойствие этого утра нарушил лишь звонок главного, который, впрочем, ничего не прояснил. Между спецслужбами двух стран с утра начались осторожные переговоры о возможном сотрудничестве по делу Вуича. Немцы высказали робкую заинтересованность, но все еще было непонятно, чем закончится дело.

— Макс…

— Ммм?

— Пойдем обедать.

— А давай здесь?

— Здесь?

— Ну, да. Я вынесу стол на веранду. Раньше мы всегда обедали там.

Она не возражала. После быстрого и очень-очень вкусного обеда мы снова вернулись каждый к своей работе. Я шпатлевал мелкие, образованные временем трещины, нарушающие идеальную гладкость дерева, и исподлобья наблюдал за Мартой. Она удивила меня тем, что затеяла. Признаться, не ожидал, что она возьмется за уборку в комнате моих родителей. Хотел бы я понимать, что это означает… А пока просто наблюдал, запрещая себе торопиться с выводами. Но все равно горел изнутри… Она распахнула окна и, забравшись на подоконник, принялась снимать с карниза тяжелый тюль. Мой взгляд скользнули по ее длинным идеальной формы ногам и замер на уровне края футболки. Пальцы скользили по колыбели, отыскивая новые трещинки, а глаза… глаза, не отрываясь, наблюдали за Мартой. Я хотел эту женщину до звона в ушах и в других, менее приличных частях тела. Покончив с гардинами, она ненадолго пропала, а после снова мелькнула в окне с тазом и тряпкой. Через некоторое время выскочила на крыльцо. Взъерошенная и невозможно красивая:

— Макс, а ты не мог бы где-нибудь натянуть бельевые веревки? Сушилка в ванной увешана вещичками Алисы, а у нас стирки еще целый вагон! Я нашла в шкафу твоих родителей белье невероятной красоты, но все оно нуждается в стирке… — она тараторила и даже подпрыгивала от нетерпения, а я просто смотрел… смотрел, как последний дурак, на такую новую Марту.

— Да… Конечно, за домом есть специальные столбики. Я… сейчас все сделаю.

Так мы и провели этот день. В хлопотах по дому, неспешных тихих разговорах и заботах о нуждах малышки. Свежий лак не успел просохнуть, поэтому мы оставили колыбель на улице, а это означало, что маленькой Алисе снова придется довольствоваться переноской. Мое сердце замирало, глядя на моих девочек. На Марту, которая уже не так настороженно косилась на дочь и даже робко улыбалась той, нерешительно щекоча животик. Не зря я был убежден в том, что ей не потребуется много времени, чтобы впустить в свое сердце дочку.

— Уснула, — прошептала Марта, когда выкупанная и накормленная, Алиса, наконец, угомонилась.

— Да…

— Она такая красавица… Правда? — Марта кинула на меня взгляд своих льдистых глаз, которые в свете ночника казались синими-синими.

— Наша дочь настоящая красавица. Как и ее мать.

— Спасибо, — Марта опустила смущенный взгляд к полу.

— Это тебе спасибо.

— За что?

— За все. Ты делаешь меня счастливым.

— Но… я ведь ничего такого не сделала, — запротестовала Марта.

— Сделала, и очень много.

Отчего-то занервничав, она снова отвела взгляд:

— Переложить ее в переноску? Или… пусть спит… с нами? — облизав губы юрким язычком, взволнованно поинтересовалась она.

— Думаю, все же переложить. Она может помешать нам… Ты понимаешь, о чем я? — тяжесть в паху стала нестерпимой. Мне требовалась разрядка. Но еще больше я хотел, чтобы разрядилась она. Прямо мне на язык. Так, как это уже было однажды. Определенно, Алиса могла этому помешать.

Глаза в глаза. Жар возбуждения. Ответь мне, Марта, пожалуйста… Ответь!

— Понимаю, — не шепот — писк. Неужели она все еще боится происходящего между нами?

— И? — подталкиваю ее к нужному мне решению.

— Она может остаться в кровати, если мы… перейдем в другую комнату.

— Куда? — теперь и мой голос осип.

— В спальню для взрослых. Именно в этой комнате обитали твои предки… и, наверное, теперь твоя очередь. Нет?

Мое сердце громыхало в груди. Кровь прилила к ушам, зов… предков ли, крови ли? — звенел в ушах. Желание сумасшедшей силы наполняло тело. Веки налились тяжестью.

— И ты не боишься… составить мне компанию в этой комнате? Остаться со мной один на один за плотно закрытой дверью?

Она медленно покачала головой:

— Только не обижай меня, — прошептала она.

Господи, да разве я мог?

Оставив открытой дверь, чтобы, в случае чего, услышать дочку, мы медленно прошли по коридору. Щелчок замка, который я все же смазал, как выстрел — ударил по нервам. Разделил жизнь на «до» и «после».

— Я не могу еще… слишком рано… ты помнишь? — ее грудь взволнованно вздымалась, натягивая ткань футболки. Пробуждая во мне неистовое желание содрать ту с нее, к чертям.

— Я помню. Это нам не помешает. Мы просто поласкаем друг друга. Доверься мне.

— Хорошо…

— Тогда сними эту тряпку, Марта. Я хочу видеть тебя обнаженной.

Глава 20

Его слова током прошлись по моему телу. По тем чувствам, которых я привыкла стыдиться. Что сказать? Меня заводили подобные команды… По крайней мере, из его уст. Я не знала, было это извращением, или нормой… Я дала себе установку не думать об этом, но все равно прошлое накрывало. Иван… он тоже любил поговорить. Грязные словечки… оскорбления, единственной целью которых было меня унизить.

— Сними, — повторил Макс, — я хочу тебя рассмотреть при свете.

Холодок пробежал по моему позвоночнику, чуть притушив пожар. Мой муж тоже любил посмотреть… как я корчусь от страсти, как скулю от невозможности кончить, как извиваюсь на влажных от пота простынях. Маньяк, для которого я стала любимой игрушкой. Маньяк, который наказывал меня каждый раз.

Во мне ширилась злость. Бескрайняя черная ярость… Гнев на то, что я позволяла прошлому и дальше отравлять свою жизнь. Задыхаясь от сковавшего внутренности напряжения, я потянула футболку вверх, путаясь в рукавах и едва не плача…

— Осторожнее… Дай лучше я…

Его сильные шершавые руки скользнули по моему пылающему телу, оставляя на нем ожоги. Футболка медленно отлетела в сторону. Макс отступил на пару шагов, и совершенно невольно я снова напряглась. Гордо вскинула голову — это все, что я могла. Ну же, давай! Бей меня… Бей!

— Красавица… Какая же ты красавица.

Золотистый взгляд Макса медленно сползал по моему телу. Мне казалось, я чувствовала его успокаивающее целительное тепло. На плечах, тяжелой груди, крутых бедрах и между ними… Он снова приблизился. Коснулся длинными пальцами моей руки чуть повыше локтя.

— Я хочу, чтобы ты для меня покричала. Скажи… Ты будешь кричать?

— Я не знаю…

Мое волнение зашкаливало. Я кричала много раз… я плакала. От острой нужды, от неудовлетворенности, от обиды и унижения. И от вымученного оргазма, брошенного мне, как голодной собаке кость. Я не кричала только от счастья. От чистого экстаза освобождения. Я не знала его… Я не знала!

Его пальца поднялись вверх по руке, прошлись по плечу, коснулись беснующегося пульса на шее и осторожно двинулись по груди. Макс погладил подушечкой большого пальца напряженный сосок… На секунду я замерла, с силой выдохнула распирающий легкие воздух.