Алина: светская львица - Бондаренко Валерий Вениаминович. Страница 19
— Мадам… — и сказал какую-то пошлость, от которой Натали зарделась и нежно, и все же провинциально.
Звездчатый потолок закружился над ними в мерно-однообразном, бесконечном, упругом, как юность, вальсовом ритме.
Кто-то цепко схватил Алину за локоть.
— Вообразите! Она танцует, — и с ним!.. — горячо зашептала ей прямо в ухо Полетика в черно-вишневом платье. — А ведь государь только на днях объявил этой бесстыжей свое неудовольствие! Ах, дерзкая! Мне даже жалко смешного ее супруга…
— В самом деле? — Алина вдруг подумала, что ей все равно, с кем сейчас говорить о нем, — даже интересно…
Вальс тут кончился, но почти тотчас начался бесконечный котильон, который танцевать в этакой теснотище было все-таки мудрено.
— Однако и супруг ее такой же ведь сумасброд! Он стал государя благодарить за головомойку своей жене, и как! «А я ведь, государь, каюсь, думал, что и вы за ней тоже…»
— Так и сказал?! — вскричала Алина в восторге.
— Ну, как-то так или этак… А вы все еще читаете стихи этого человека!
— Откуда ж вам знать, что я читаю? — вспылила Алина. И, оставив Полетику с полуоткрытым от изумленья ртом, вышла из залы.
«Как хочется мне в деревню! — думала, бродя по гостиным, Алина. Там свобода, цветы, — пусть не сейчас, пусть только летом; но там нет этих злых и любезных лиц, нет этих ужасных, докучных сплетен…»
В зимнем саду, совершенно пустом, она взяла из вазы букетик фиалок. Но он был мокрый, противный, — Алина вернула его на место.
«Ах, покоя мне нет и сегодня! — подумалось ей. — И отчего это Базиль так зловеще много танцует нынче? Он увлекся дамами, наконец?..»
Алине представилось, что Базиль изменяет ей, — она рассмеялась невольно.
Кто-то вошел в зимний сад, — Алина тотчас скрылась в увитой плющом беседке. Но за плеском близкого фонтана она едва различила знакомые голоса.
— Стреляться с пяти шагов?!
— Да, мой милый, он кровожаден, этот русский варвар…
— Но, друг мой, я так за тебя боюсь!
— Я его проучу, конечно!
— Мне страшно: вдруг я сейчас целую тебя в последний раз?..
— Ах, пустое, пустое, папа!
Они ушли.
«И всюду страсти! — подумала Алина с грустью. — Бог поставил меня свидетельницей многих событий. К чему? Ах, жизнь моя — почти как звездчатый потолок Машеньки Разумовской: нарисованные светила… Жюли вот верит в судьбу, — хотя это, может быть, один предрассудок… Бог? Но это так огромно, что простой человек вряд ли сможет понять. Лишь отдельные его указания слышим мы в шуме жизни, — однако кара следует от него за любой проступок… И что остается тогда нам в этом пустом и ветреном, и таком ведь жестоком мире? Но с кем же стреляется этот пустой и недобрый мальчик?.. Что за глупость — стреляться таким молодым еще! Он же погибнуть может…»
Вернувшись в залу, она увидела наконец его. Пушкин о чем-то говорил с очаровательным атташе французским д’Аршиаком. О, если б не Пушкин, Алина, наверно, влюбилась бы в сего обаятельного виконта… Пушкин был необычно весел, и виконта, казалось, он тормошил.
Алина принялась размышлять о Пушкине сонно, уж машинально. Как переменчив и странен нрав гениального человека!.. Но как он бывает сердечен, мил несказанно!.. Только вот не с Алиной — с другими. Достойными ли, однако?
Возможно, она кажется ему некрасивой. Но вряд ли, вряд ли. Скорее, тень дядюшки лежит на ней, — зловещая для поэта тень… Однако Базиль отчего-то кажется ей еще опасней. Как он веселился вчера на балу, наглец! Наглец? Ах, почему же: просто голос совести для него так же странен и дик, как пение цыганки для блистательной Каталани…
«А было бы интересно, — размышляла меж тем Алина, — ежели бы в угоду какой-нибудь романтической — пусть мечте — Пушкин захотел бы проникнуть в их дом. Воображаю: я с бала вернулась — он меня за ширмами ожидает. А я весь вечер гадала: придет ли? Пришел! Явился… Все стихло в доме, и мы одни… Что скажем тогда друг другу?.. А утром Глаша поможет ему уйти незаметно, — и он, как Германн его, мимо дядюшкиной опочивальни… Но Германн Лизу, кажется, не любил?.. Ах, отчего он мною пренебрегает?..»
Что-то шевельнулось в углу у двери. Алина вздрогнула, открыла глаза, — но в темноте ей все казалось, что она, может быть, спит еще, что идет снежною, бесконечною целиной вслед за черным то ли монахом, то ли — возможно — чертом…
Отчего-то Алина вдруг поняла, что там, у двери, был он, Базиль.
И Базиль угадал, что она проснулась. И он сказал спокойно и как-то сонно (а может, сон все-таки продолжался?):
— Мадам, ваш Пушкин ранен, и преопасно.
Но, помолчав, Алина вдруг рассмеялась звонко:
— Пушкин? Ранен?! Ах, вы злой, — о, лживый вы человек!..
Эпилог
Государь император Николай Павлович правил Россией еще почти двадцать лет, пережил собственное свое могущество, проиграл позорно войну в Крыму и отравился, не вынеся краха великой своей идеи.
Сергий Семенович Уваров стал со временем почти незаменимым сотрудником императора, блестяще по-французски обосновал, что главными чертами национального характера русского народа являются преданность государю, исповедание православной веры и «народность», смысл которой, впрочем, был не совсем понятен, — иные полагали ее в особого кроя одежде, окрошке и кулебяке. В 1846 году он был возведен в «Графа Российской империи достоинство», однако ж три года спустя отправлен в отставку с поста министра. От огорчения с ним случился «удар», потом другой, — в 1855 году Сергий Семенович скончался в Москве и в отставке.
Прекрасная Натали, по предсказанию умирающего супруга, носила траур по нему два года. Затем она вернулась в свет и в 1844 году вышла замуж за Петра Ланского. Брак их был очень счастлив. Однако ежегодно день смерти поэта она проводила в глубоком посте и молитве И оттенок меланхолии не покидал ее божественного чела, которое делалось от этого лишь прекрасней…
Барон де Геккерн был удален из России с позором. Впрочем, голландский король вскоре назначил его на еще более высокий и важный пост — посланником при австрийском дворе. Он умер в глубочайшей старости и почете в доме своего приемного сына Жоржа, сенатора Французской империи, богача.
Жюли Самойлова вскоре уехала за границу, где прожила еще лет сорок, выходя время от времени замуж за предприимчивых иностранцев и мотая огромные свои деньги. Разориться совсем ей все же не удалось.
Базиль Осоргин состоял при Уварове очень долго, в 1849 году вышел в отставку. Его видели во многих веселых местах Европы. Умер он в 1875 году, на руках каких-то матросов в Ницце.
Алина Осоргина разъехалась с ним через три месяца после кончины поэта. Она не смогла долее оставаться в России, где все напоминало ей о печальных событиях ее юности. В апреле 1837 года Алина Осоргина уехала в Париж. Там ее ждали новые знакомства и новые приключения.
Внимание!
Текст предназначен только для предварительного ознакомительного чтения.
После ознакомления с содержанием данной книги Вам следует незамедлительно ее удалить. Сохраняя данный текст Вы несете ответственность в соответствии с законодательством. Любое коммерческое и иное использование кроме предварительного ознакомления запрещено. Публикация данных материалов не преследует за собой никакой коммерческой выгоды. Эта книга способствует профессиональному росту читателей и является рекламой бумажных изданий.
Все права на исходные материалы принадлежат соответствующим организациям и частным лицам.