Илья Муромец (по мотивам русского эпоса) (СИ) - Вебер Алексей. Страница 2
— Не прячься добрый человек, не причиню тебе зла! Дозволь только у огонька посидеть! — крикнул Илья. Но не было ему ответа, только почудилось, будто усмехнулся кто-то из ночной темноты. Хотел Илья снова позвать хозяина, и тут вдруг ветка из поленницы подпрыгнула вверх и, причитая и охая, словно убогая старуха, заковыляла к костру. Как стоял Илья с открытым ртом, так и остался, а ветка скрипнула жалобно, будто с жизнью прощалась, и прыгнула в огонь.
«Видать нечисть озорует! Пора ноги уносить, — подумал Илья, но тут же устыдился своего страха:- Хорош из тебя богатырь, если от того, кто сам на глаза показаться боится, бежать вздумал!»
Огляделся он еще раз по сторонам. Подошел к костру, достал самую толстую ветку из поленницы, растянулся во весь рост на земле, а ветку под голову подложил. Сначала лежал, любовался на звезды, а потом, провалился в глубокий сон.
Открыв глаза, увидел Илья, что опять он в отчем доме и лежит на своей лавке. Вокруг и не светло, и не темно. В окошко черная ночь заглядывает, но в избе все видно: — стол, стены, дыру — дымоход под крышей, а под ней печь, в которой угли догорают.
«Наверное, матушка затопила» — решил спросонья Илья. Хотел повернуться на другой бок, и тут же острой болью резануло:
«Нет ее больше на этом свете! Значит, кто-то другой огонь развел…»
Не успел он это подумать, как ночная мгла ворвалась сквозь дымоход и черными тенями закружилась над догорающими углями. Одна тень метнулась к нему и вцепилась острыми когтями в грудь. Увидел Илья птицу размером с крупного петуха. Только вместо перьев была у нее человечья кожа, и голова тоже человечья, но мертвая, похожая на обтянутый бычьим пузырем череп, с черными провалами вместо глаз. Хотел Илья скинуть незваную гостью, только опять перестали слушаться руки.
Вернулась проклятая немощь! Спеленала по рукам и ногам незримыми путами! Хотел Илья закричать от злого отчаяния, только крик в горле застрял, хрипом наружу вышел. Еще сильнее впились в грудь петушиные когти. Сатанинской злобой сверкнули угли в черных мертвых глазницах. И тут собрал Илья все, что в нем живого осталось, порвал незримые путы, схватил страшную птицу и свернул ей шею. Зашипела тварь, выплюнула из пасти сноп искр, и рассыпалась в пепел. И тут же исчезла куда-то изба. Увидел Илья звезды над головой, догорающий костер, а потом опять заснул, словно в темный омут с головой окунулся.
Разбудил его утренний холод. Костер давно потух, лишь в самой середине круга пробивался из-под серого пепла тоненький дымок. Первые лучи скользили по траве, весело отражались в росинках. Птичий хор дружно славил восходящее солнце. Словно и не было ночи с ее темными страхами.
«Надо же присниться такому!» — думал Илья, разминая затекшие после сна руки. И тут вдруг показалось ему, что будто что-то жжет под воротом рубашки. Сунул ладонь, чувствует, что на груди у самого горла кровь запеклась. Поглядел на землю, а там, на примятой траве черное пятно, похожее на распластанную птицу. Повернулся к кострищу, видит весь пепел в трехпалых следах, будто курицы по нему ночью бегали.
«Так значит, не привиделось!»
На какой-то миг опять накатила ночная жуть, но потом дунул ветерок, разметал пепел. Исчезли следы, словно и не было их. Расправил Илья плечи. Поглядел на восходящее солнце и зашагал туда, где вилась желтой лентой дорога.
Сивка
Улетела ночь с ее темными страхами. Снова над дорогой светило солнце, и тени от берез весело трепетали под ногами. Но все же, зацепился за краешек души ночной сумрак. Вчера, после чудесного исцеления, готов был весь мир обнять и расцеловать. Теперь, словно змеи в норе, шевелиться недобрые мысли:
«Как пришла твоя сила, так в одночасье и уйти может! Сумел ты одну из темных тварей уничтожить, а другой раз они тебя одолеют!»
А тут еще пробудился и накинулся лютым зверем голод. Вспомнил Илья, что уже почти неделю маковой росинки во рту не было. Зашагал быстрее, а голод не отстает, волком по пятам бежит, острые зубы скалит. Но тут как раз на бугорке показалась деревенька. У крайней избы в овражке старик собирал сено. Илья подошел, поклонился пожилому человеку, спросил, не нужен ли помощник. Старик с радостью протянул ему деревянные вилы, а сам сел в тень отдохнуть. Видно истомила его работа.
В один миг Илья нагрузил телегу так, что пришлось помогать хозяйской лошади тащить ее в гору. На лугу около дома, под руководством старика сложили они большой стог и сели в его тени отдыхать. Хозяин достал каравай хлеба, переломил на двое и одну половинку, что побольше, отдал Илье. В одни миг тот расправился с едой. Голод чуть хватку ослабил, но до конца не отпустил. А старик смотрит на Илью, улыбается и головой качает:
— Чем же мне накормить тебя богатырь?
Тут зашелестела трава под чьими-то резвыми ногами, и послышался веселый голос. Это соседская дочка сметаны принесла. Увидев Илью, засмущалась. Алым цветом брызнули девичьи щеки. Отдав кувшин, быстро убежала. Правда, не удержавшись, не бегу обернулась, узнать, не глядит ли вслед заезжий молодец. А Илья глядел, да еще как! Каждое движенье ловил взглядом. Глаз не мог оторвать от мелькающих под приподнятым подолом стройных белых лодыжек.
— Хороша невеста растет! — улыбнулся старик. Достал еще пол краюхи, обмакнул ее в сметану и отдал Илье. Пока тот ел, начал уговаривать остаться.
— Будет у тебя и еда, и крыша над головой! А как помру, все хозяйство тебе перейдет. Но до того, Бог даст, еще успеем за тебя соседскую Алену сосватать.
Понравился Илье хозяин. Сразу было видно, что человек добрый и бесхитростный. Чем-то отца в старости напомнил. Стройные девичий стан, и белые лодыжки опять перед глазами встали. Но вспомнил, как грезились ему златокуполные города, синие озера, закат над степью.
«Так неужели, ничего не повидав, к семье, да к земле прирастет?»
Поблагодарил он хозяина, пообещал, что если будет на то Божья воля, обязательно вернется, и вскоре уже снова шагал по дороге.
Солнце вошло в зенит. Теперь оно не ласкала землю, а нещадно палило. Мир, что с утра переливался яркими красками, поблек, выгорел, лег серой дорожной пылью под ногами. Пот заливал глаза и уши. В низинах, где к самой дороге подступал заросшие камышом и осокой болотца, было чуть прохладней, но там жадной оравой накидывалось комарье. Гул стоял в ушах, словно колокольный звон. Наверное, поэтому поздно услышал Илья за спиной конский топот. Не успел оглянуться, как просвистела над ухом плеть, и тут же что-то огромное и горячее столкнуло его с дороги. Оказавшись на обочине, увидел, как проноситься мимо отряд всадников. Открыв рот, смотрел, как пена летит от разгоряченных коней, как сверкают на солнце кольчуги. И, казалась, земля содрогается под копытами.
Опомнившись, почувствовал, что жгучей обидой горит на спине след от плетки дружинника. В запоздалом гневе, ухватил Илья стоявшую при дороге сухую липу. Переломив дерево пополам, раскрутил многопудовую колоду и хотел швырнуть вслед обидчикам. Но те уже успели за бугром скрыться, только облако пыли дрожало еще над дорогой. В сердцах швырнул Илья обломок в канаву и зашагал дальше. Острой стрелой засела в сердце злая мысль:
«Нельзя по этому миру просто так с босыми ногами да с открытым сердцем идти. Здесь либо тебя бояться, либо ты гоним и унижен!»
Правда, тут же вспомнил про старцев, что его исцелили. Но видимо много надо было пожить и многое понять, чтобы вот так пойти по миру с нищенской сумой, ничего не боясь, ничего не желая. У него же пока впереди труды, испытания, а если повезет, богатство и слава. А там, кто его знает, может, бросит все и вернется в деревню, что осталась позади добрым воспоминанием.
«Только вот дождутся ли старик и подрастающая красавица невеста?»
Долго ли, коротко ли шел Илья, но, как коснулось солнце синеющего вдали леса, увидел впереди что-то непонятное.
«То ли город, то ли деревня, то ли стан ратный?»
Подойдя ближе, разглядел пестрые шатры, шесты увешанные товаром, и множество людей, что суетились вокруг, словно муравьи на весенней березе. Вспомнил Илья, что рассказывал ему отец про знаменитое в этих местах торговище. Тут же позабыл он про все сомнения, что по дороге глодали. Идет между шатров дивиться на товары с разных концов света. Вот сапоги из Волжской Булгарии. Синевой отливает на закатном солнце мягкая кожа. Так и хочется обуть в них натруженные босые ноги. А черноволосый продавец, знай, зазывает: