Искаженное время (СИ) - "Deacon". Страница 102

- Я не лучше остальных, - черные губы Всевидящего вновь тронула улыбка. – На меня, как и на остальных пало проклятье, а, значит, лучшего во мне нет... ни-че-го. Это справедливо. Я не могу сетовать на свою судьбу. Единственное, чего мне хочется, так это покоя. Хочу, чтобы Анубис провел меня к вратам загробного царства и подарил мне милость оставить эту землю.

- Бессмертие – это дар, а не проклятье, - Ильнес покачал головой. Его народ обладал бессмертием, и никто не воспринимал это, как несчастье. Но его народ не мог стареть, болеть и выглядеть... вот так.

- Нет, мой милый мальчик, это проклятье. Страшное проклятье, терзающее нас многие-многие, бесконечно многие луны.

- Луны? Я думал, это название ваших монет.

- Луны действительно стали нашими «монетами», правда, прикреплены они к небу. Каждую ночь, когда Ра удаляется побеждать Великого Червя, проклятье обретает силу. Оно терзает оракулов и господ страшными видениями и еще более страшной болью. В такие моменты мы грезим лишь об одном – о смерти. Вот только и смерть не будет к нам милосердна. Анубис не откроет перед нами загробное царство, и мы будем блуждать во тьме, терзаемые злыми духами.

- Я не понимаю, - Ильнес чуть нахмурился. – Как же вы расплачиваетесь этими самыми... лунами, если вы все подвержены проклятью?

- Я и другие оракулы ослепили себя, чтобы не видеть тьму, которую показывает нам проклятье, да и боль мы не чувствуем потому, что из-за колдовства наши тела уже давно вообще не способны ничего испытывать. Ни вкуса еды, ни каких-либо других телесных удовольствий. Только наши способности помогают нам изредка испытывать что-то, чтобы хоть немного вспомнить, какого это быть человеком. Но самое главное, мы можем перенимать грядущие муки, которые должны настигнуть господ, и переживать их за них. Получается, что господа платят нам золотом или рабами, а мы поглощаем их «луны». Атсу, тот человек, который продавал вас на арене, после «распродает» обещанные оракулами и господами луны, меняя их на золото. В свою очередь, золото позволяет ему покупать новых воинов, которых создает Нахти, и торги снова продолжаются. Сам же Атсу влиянию лун не подвержен, потому что был рожден рабом.

Слушая эту историю, Ильнес в гневе подумал, что только люди могут сотворить подобное, а потом придумывать способы, как создать из всего этого экономику. Никто из его сородичей не подвергался проклятьям, поэтому для эльфа услышанное звучало особенно дико.

- Что за проклятье? – спросил Ильнес после минутного молчания. Но старик лишь отрицательно покачал головой.

- Нам не следует о нем говорить. Нахти желает, чтобы истоки были утрачены...

Утро Рейвена началось в удобной постели, в которой ему наконец удалось выспаться. Никто его не будил, поэтому, когда мужчина оделся и покинул комнату, было уже около полудня.

«Они что, все вымерли?» - подумал Харт, оглядываясь по сторонам. В доме Нефертари, казалось, действительно никого не было. Но это предположение оказалось ошибочным. Едва полицейский спустился вниз, он увидел тех, с кем совершенно недавно сражался. В первую очередь, ему бросилась в глаза женщина по имени Алоли. Она лениво жевала оливку, а косточками бросалась в молодого мужчину с ярко-фиолетовыми глазами, которого капитан прозвал «электрическим скатом». «Скат» злился, огрызался, но при этом было видно, что ему нравится внимание со стороны этой особы. У окна расположилась темноволосая девушка, которую Рейвен едва не убил с первого же выстрела. Раны на ее теле больше не наблюдалось, и, наверное, это было даже хорошо, так как выстрел Харту могли еще припомнить. Поодаль от всех прямо на полу сидел темноволосый мужчина с ярко-синими глазами какого-то ужасно неестественного цвета. Рейвена никто не замечал, но Харт не спешил обнаруживать свое присутствие.

- Сфинкс, - внезапно воскликнула Алоли, обернувшись на мужчину, сидящего на полу. – Скажи-ка мне вот что: кого из новичков ты мечтаешь убить на арене первым?

- Колосящиеся воды Нила баюкают глаза песчаного неба, - спокойно отозвался тот, отчего Алоли громко расхохоталась.

- Нет, ну вы слышали? Как это можно разобрать? Как Косэй это разбирает и при этом еще не потерял остатки разума?

Сфинкс медленно склонил голову на бок, чем-то напоминая лайку, после чего снова погрузился в свои раздумья. Казалось, насмешка его ничуть не задевает: выражение лица оставалось таким же каменным и равнодушным.

- Может, у Сфинкса это означало «поживем – увидим»? – предположил парень с фиолетовыми глазами. – Как думаешь, Алоли?

- Отстань от меня! – еще одна косточка попала «скату» точно в шею.

- Ты сама начинаешь! – рассердился он.

- А ты ведешь себя, как собака! – продолжала издеваться Алоли. – Неудивительно, что Нефертари зовет тебя Щенком. Ты даже не умеешь держать себя в руках.

- Зато я умею держать в руках противника!

- Да ничего ты не умеешь. Вон, как тебе надавал тот невидимка. Ты даже щитом себя не закрыл. Правда, Сфинкс?

Тот, кого называли Сфинксом, не выразил к спору ровным счетом никакого интереса. Однако, чуть помолчав, видимо, для вежливости воин все-таки поделился своим мнением.

- Лапы льва трепещут пустынными волнами, - отозвался тот, отчего Алоли снова расхохоталась.

- Заканчивай свое веселье, подруга, - улыбнулась девушка, сидящая у окна.

- Мне ужасно скучно. Сколько нам еще здесь сидеть? Давайте уже разбудим его!

- Госпожа не велела, - вмешался «скат», за что получил очередной косточкой.

- Нефертари слишком добра к воинам. Нет, я не против, когда ее доброта касается меня. А вот чужака или тебя, Щенок, точно можно любить не так сильно. Давайте уже наконец его разбудим и пригрозим, что убьем, если он нажалуется. Новички доверчивы и трусливы. Нефертари не узнает. Ну же, Сфинкс, сходи наверх и швырни в него пригоршню песка, пусть знает, как таких, как он, встречают в нашем городе.

Сфинкс вновь склонил голову на бок, а затем кивком указал на стоящего за колонной Рейвена. Видимо, все-таки этот тип заметил его с самого начала. Вот только почему никому не сказал и позволил ему подслушивать?

- Проснулся! Спасибо тебе великое! – воскликнула Алоли. – Я думала, что умру здесь, тебя дожидаясь. Видишь, пока скучала, съела твой завтрак. Надеюсь, не обидишься?

- Переживу, - ответил Рейвен, разглядывая странную компанию. Девушка, сидевшая у окна, поднялась с места и приблизилась к Харту. Американец уже ожидал, что сейчас она нападет на него за то, что он подстрелил ее, однако энергетика девушки не была враждебной.

- Я – Кайтана, - строго произнесла она, положив руку себе на грудь. – Она – Алоли. Он – Аризен. И там – Сфинкс.

- Рейвен, - представился полицейский.

- Мы будем тебя обучать. Воины Нефертари и Косэя всегда тренируются вместе, поэтому можешь не скрывать своих способностей.

- Да мне нечего скрывать. Мое достижение – лишь чешуйчатая шкура.

- Это многое! – все так же строго ответила Кайтана. – У других и такого нет. Будь благодарен Осирису за то, что он наградил тебя подобной силой. Идем, есть тебе уже нечего, поэтому начнем тренировку прямо сейчас. Посмотрим, на что ты способен...

Утро Эрика Фостера началось с того, что на него выплеснули кувшин холодной воды, отчего мужчина подскочил от неожиданности. Спросонья он с трудом удержался, чтобы не схватить за горло перепуганного раба, которому поручили разбудить новенького столь неприятным способом. Тем не менее Фостер заставил себя сдержаться и промолчать. Он понимал, что отбитый на всю голову оракул испытывает его терпение, и идея поливать Эрика водой принадлежала именно ему. Взглянув на измученного раба, у которого отсутствовало два пальца на руке, Фостер решил сменить гнев на милость и не убивать его, как только появится такая возможность. Утренним заданием Эрика стало мытье полов. Ему велели избавиться от его странной одежды и надеть какие-то египетские лохмотья, отчего Фостер мысленно выматерился. Рабы ходили босиком, и лишь на их бедрах моталось нечто вроде полотенца, прикрывающее тело до колен.