Игрушка для босса. Трилогия (СИ) - Рей Ольга "Iva La Rey". Страница 24

— Прошу прощения, Герман Станиславович, — больше никаких поползновений в свою сторону не допущу. Только деловые отношения и ничего иного. — У меня запланирована важная встреча, которую не могу отменить, — не собираюсь терпеть его хамское отношение. Да как он посмел меня прилюдно раком поставить! Я еще ему это припомню! Устрою ад в песочнице!

— Можешь не придумывать глупых отговорок. Сейчас же чтобы на парковке была! — рявкает.

Чего злится? Разорался! Хотя не надо было о свидании говорить. Лучше б соврала, что к врачу записана, поубедительней прозвучало бы.

— Я, правда, не могу, обещала подруге с переездом, — пытаюсь сгладить углы первой лжи, но эта оказывается еще глупее.

— Еремина, ты сейчас доиграешься, я сам тебя найду и приволоку. Ты нужна мне по работе, — цедит в трубку начальник, а меня уже трясет от бешенства.

— Нет, — выдаю четко, безапелляционно. Больше не могу из себя корчить примерную сотрудницу. Женское оскорбленное начало во мне сильнее. — Лапшу на рога себе повесь, я знаю, что ты от меня хочешь! — замираю от вылетевшей в воздух фразы, понимаю, что как-то неправильно выразилась, особенно после сегодняшней заявочки Антона. Зажмуриваюсь.

— Ах так! — шипит, как бешенный питон, Грановский. — Ну, ты доигралась, девочка! — Шумно втягиваю в себя кислород, рот испуганно рукой прикрываю. Не на шутку страшно становится.

Зря я это ляпнула, не подумав! Ой, зря!

ГЛАВА 14. Гордая

После своей оплошности, точно не пойду туда. Он же меня живьем съест! — Извилины активно шевелятся, ищу варианты спасения. — Надо как-то остудить Нервного, а-то, правда, как в пятницу, на поиски рванет, а я еще не спряталась, — крепко вцепляюсь в ручку сумки, словно она спасет в случае внезапной атаки.

— Я не хочу, вы мне угрожаете, я боюсь, — вот ничего другого, как выдать правду в лоб, придумать не получается. Топчусь на месте, беспокойно серьгу тереблю пальцами.

— Ты уж определись, Анастасия, на «вы» мы или на «ты». А то несостыковочка выходит, — раздраженно цедит. — Если сейчас же не притопаешь на стоянку, пеняй на себя. Я так просто срыв переговоров не оставлю, — понятно, посыпались угрозы. И как мне быть? Он же за «рога» меня на фарш порубит и на бифштексы пустит.

— Хорошо, я иду, — вот идиотка податливая, согласилась ведь. Решила, что лучше сегодня перетерпеть репрессии, на завтра возмездие не отсрочивать. Ну, не убьет же он меня. — Только я ногу до крови натерла, в туалет загляну, чтобы в порядок себя привести, ладна, — давлю на жалость, а что еще делать, на разделочную доску совсем не хочется.

— Я тебе туфли нормальные, зачем купил? — Возмущается. — Чтобы ты опять в своих колдобинах ходила, как подстреленная цапля на несгибаемых конечностях и за собой кровавый след оставляла. Еще не всех наших клиентов до обморочного состояния довела, кого-то на десерт припасла, — как же хочется односложно заорать «Заткнись!!!». Нет сил, терпеть его идиотские наезды. Но я только устало лицо ладонью обтираю, словно этот жест может снять накопившийся стресс.

— Герман Санисмамомич, — ну вот, опять эту дурацкое отчество перековеркала. Ай, не важно! — Я сейчас буду, — на выдохе обещаю. Больше нет сил, с ним спорить. Пусть хоть на венские сосиски пустит, только б побыстрее. Кладу трубку. Задираю голову вверх и тихо вою на потолок.

Но делать нечего, согласилась. Сумку прижимаю к груди, как щит. Спускаюсь на нулевой этаж, где паркуют машины зажиточные москвичи. Ну а мы, обычные смертные, городскими шпротовозками пользуемся.

Замечаю Грановского около черного мерседеса. Испуганно замедляю шаг, присматриваюсь к силуэту. В руке ничего опасного нет: дротиков, например, или ремня? Не могу разобрать, сезон изощренных пыток уже открыт или повременит ирод?!

Ноги слушаться не хотят, разворачивают меня назад. Дыхание учащается, пытаюсь нервы успокоить, собрать в кучу всю свою решимость. Не должен знать о моем смятении, лучше нападу первой.

— Хотела бы сразу уточнить, — еще не приблизившись к автомобилю, но находясь в аудиальной доступности, заявляю нагло. — А сверхурочные мне вместе с зарплатой выдадут или их в аванс забрать можно! — Ха! А ты думал, я бесплатно горбатиться нанялась.

Понимаю, что совсем оборзела, но тоненький голосок интуиции подсказывает — этот мужчина у меня на крючке. Могу себе позволить больше, чем обычная сотрудница. И мне все с рук сойдет. Видела сегодня в глазах неподдельный личный интерес к моей персоне, взяла на вооружение.

А тот на мой нахальный выпад всплескивает руками, выдыхает ехидно:

— Естественно, я тебе должок прямо сейчас верну в машине, чего тянуть, — застываю на месте. Ой, не нравится мне его приподнятое настроение. Похож на дятла, приметившего жирного червя.

Делаю пару осторожных шагов назад, но он быстрее. За локоть меня хватает, видимо, чтобы не успела лыжи навострить и к машине тянет. А сам ворчит громко:

— Сейчас я тебе сверхурочные, премию и пенсию торжественно вручу! — Впихивает внутрь. — На всю жизнь запомнишь, это пышное мероприятие! — Тоже забирается. А я шустро к противоположной двери протискиваюсь, дергаю за ручку, проверяю на всякий пожарный, не закрыта. — Артем, заблокируй выход, — командует водителю. — А то вывалится на проезжую часть, потом еще и страховку затребует. Да, алчная моя, — нависает страшной тенью жадного Скруджа Макдака, изумрудным блеском заживо спалить пытается.

А машина медленно стартует. Шофер все с тем же каменным лицом, безразлично на дорогу смотрит, словно ничего особенного за его плечами не происходит.

— Да, я такая, — самоуверенно выпячиваю грудь вперед. Не люблю, когда меня в угол загоняют. — Даже хуже, — руками талию подпираю, страх покинул бренное тело. Пусть лучше он трясется, довел до ручки. Сейчас кто-то бровей не досчитается. — Думаешь, беззащитная, все можно. Да я не одного носорога в Амазонку затащила и там слопала, — гордо подбородок вздергиваю вверх. Жду, когда от моего заявления трястись начнет. А этот только криво усмехается.

— Охотно верю тебе, Еремина. Ты наверно еще по ночам кровь малых детушек хлещешь, чтобы внешность Бабы Яги замаскировать. Смотри, смотри, — тыкает в лицо указательным пальцем. — Уже бородавка на носу кривая вылезла, пора младенца тырить, — я сейчас печень ему выгрызу, если не заткнется. Кровь закипает в жилах.

— И что, мой высококалорийный рацион вас не касается. За собой бы последили. Вон как раздуло от анаболиков. Того глядишь кожа лопнет и вся скверная сущность наружу вывалится, — высовываю язык, делаю вид, что сейчас вырвет. А он улыбку за поджатыми губами спрятать усердно пытается, но плохо получается.

— Ничего, оболочка у меня прочная. А вот ты бы поспешила, а-то на подбородке уже два хоттабыча курчавятся и мухомор за ухом пробивается, — заявляет с усмешкой в голосе.

— Знаете что, Герман Самосвалович… — сжимаю воинственно кулаки, но тот возмущенно перебивает:

— Какой я тебе Самосвалович? Самосвалы еще детей рожать не научились! — В этот момент, практически на подъезде к ресторану, нашу машину резко подрезает синяя мазда. Водитель реагирует молниеносно, руль вправо рывком поворачивает. От этого финта с ушами, Герман опрокидывается назад, а я на него лечу. Прямо на грудь широкую веском приземляюсь. Он одной рукой за талию меня хватает, а другой голову прикрывает на всякий случай.

— Вы в порядке? — Оборачивается шофер, притормаживает. На стоянке у кафе паркуется. — Все живы? — А голос все такой же беспристрастный, словно его в успокоительном все детство купали.

А мы с Грановским смотрим друг на друга в глаза, безмолвно о том же спрашивая. А потом как прыснем со смеху на весь салон. Он голову назад закидывает, хохочет, а я лбом ему в плечо упираюсь, задыхаюсь, всхлипываю. Не могу остановиться, с глаз слезы брызжут, от этого самосваловича. А корпус тачки ходуном ходит, раскачивается. Народ мимо проходящий смущает.

В этот миг к машине разгневанная Полина Анатольевна подскакивает, в стекло стучит ногтем грозно.