Пасть: Пасть. Логово. Стая (сборник) - Точинов Виктор Павлович. Страница 45

– Вот в лесу, на берегу реки Славянки, замок и построили. В окрестностях нынешнего Павловска. Еще шведы, до Петра Первого. Так в народе и зовут: Шведский замок. Петр его разрушил, а Павел Первый восстановил и дал название «Крепость Бип». Современники, кстати, расшифровывали как «Бастион императора Павла»…

Игорь говорил как эрудит, не жалеющий о часах, проведенных в библиотечной пыли. Гена усмехнулся, не оборачиваясь. Сам он родился и вырос в Павловске, и окрестности его знал превосходно. Дружок же почерпнул всю информацию в туристском путеводителе – четыре дня назад, в гостях у Генки. Когда случайно в разговоре у них родилась шутливая идея: встретить тысячелетие в старых крепостных развалинах.

Все бы и кончилось разговорами – но назавтра Ирка с ходу подхватила несерьезную вроде мысль. И с обычной своей кипучей энергией реализовала. Точнее, подвигла на реализацию, – их.

Незабываемый будет Миллениум.

Глава вторая

Оса давно подозревал, что зверюшка, на охоту за которой подрядил его старый знакомец, не простая. Из-за сбежавшей от доцентов-кандидатов подопытной собаки такое сафари никто не станет устраивать, даже из-за самой что ни есть клонированной.

Нет, он не так наивен, чтобы верить в детскую сказочку. Не то что покойный Шершень – тому было все равно, кого убивать и ловить, лишь бы деньги платили. Вот и ловил, пока не рухнул в снег с перегрызенной глоткой. Оса куда предусмотрительней. По кусочку, по фрагменту, по крупинке собрал он эту историю. Неосторожно сказанные слова и понятные только своим намеки, случайно оставленные на столах документы, из которых Оса успевал ухватить абзац-другой… История проявилась крайне паскудная.

Лет шесть-семь назад в гомельских и брянских лесах появились очень неприятные и опасные звери. Мутанты – чернобыльская зона под боком. Ведущие происхождение не то от волков, не то от собак, не то от тех и других разом. Хищники, совершенно не боявшиеся человека. И считавшие его легкой добычей. Агрессивность, неутомимость, невиданная способность к регенерации и явные зачатки разума привлекли внимание военных – и наших, и белорусских. Несколько особей с трудом отловили, в глубокой тайне начались исследования – как приспособить для нужд обороны и нападения. И один уцелевший под скальпелями объект изучения умудрился сбежать, продолжив прежнюю хищную жизнь под самым боком северной столицы. Гибли и исчезали люди – пока что все получившие огласку случаи удавалось списать на волков и на бродячих собак. Уничтожить мутанта надлежало срочно и секретно, дабы не вызвать в прессе и в обществе новой антиармейской волны…

Оса, которого многие считали не то контуженным, не то отмороженным убийцей, ценящим свою жизнь в пятак, а чужую – в копейку, тем не менее инстинктом самосохранения обладал. Он вполне представлял, что обещанная награда может обернуться пулей в затылок в безлюдном тихом месте. И принял меры – свел в достаточно связный письменный рассказ все раздобытые обрывки, все подслушанные даты, фамилии, номера воинских частей и названия географических пунктов. Информация продублирована, и если Капитан вздумает выкинуть какой фортель…

Оса уверовал, что работает на армейскую науку. И не знал одного – вся собранная им история есть чистой воды легенда, разработанная специально для него и его коллег. В конторе (отнюдь не армейской), с которой он связался, неосторожные фразы ни у кого не вылетали. И документов на столах никто просто так не разбрасывал… Даже настоящий адрес Лаборатории Оса не смог бы назвать – дважды его привозили туда в кунге [5] без окон, проезжавшем сразу в тесный внутренний дворик.

…След петлял среди кустов. Зверь шел медленно. Что-то выискивал? Расстояние между Y-образными отпечатками сократилось до полутора метров. Любого охотника-профессионала наверняка насторожило бы несоответствие: след никак не сочетался с версией о мутировавшем волке. Форма отпечатков казалась скорее характерной для зайца-переростка… Точнее, для любого существа, задние конечности которого значительно длиннее передних. Но Оса начал изучать ремесло следопыта всего пару месяцев назад.

След оборвался. Исчез. Последний чуть смазанный отпечаток у куста… и все. Больше ничего в пределах видимости нет. Рука Осы легла на кнопку парализатора. Он осторожно обогнул куст и остановился.

Снег под лыжами был красным.

Красным от крови.

Замок Бип разочаровал Наташу.

Сначала цветом – древний замок в ее представлении должен быть сложен если уж не из мрачно-черного камня, то по меньшей мере из зловеще-красного кирпича, потемневшего от времени. Но бастионы Шведской крепости оказались довольно-таки веселого желтого цвета – вовсе не загадочного и не романтичного. Хотя издалека замок смотрелся весьма живописно. Желтые башни и стены стояли на крутом берегу реки, точнее сказать, на высоком полуострове, образованном слиянием Славянки и какого-то ее притока – и снизу, с противоположного берега, казались гораздо выше и внушительней.

– Красота! Ну что, пойдем? – нетерпеливо предложила Ирка. Добираться надо было по льду Славянки (широкой здесь, подпертой плотиной) и подниматься по весьма крутому береговому откосу.

– Не стоит, – ответил Гена. – С другой стороны, по мосту, можно подъехать почти до ворот. Просто отсюда самый красивый вид…

Игорек молчал, равнодушный к красотам ландшафтов и пейзажей. Черт с ней, с этой старой развалиной. Новое тысячелетие они здесь только встретят, но продолжат праздник рядом, у Генки. А тот остался нынче один в двухкомнатной квартире. И уж тут-то…

После короткой дискуссии постановили съездить сейчас в Бип на разведку, потом заняться последними приготовлениями у Гены – и вернуться в крепость поближе к полуночи.

…Вблизи Шведский замок смотрелся не таким уж и веселым. Особенно изнутри. Игриво-желтая штукатурка, местами отвалившаяся, покрывала стены снаружи. Внутри они выглядели именно так, как представлялось по дороге Наташке: старинный красный кирпич – разрушенный временем и непогодой, выщербленный, почерневший.

Уцелевших перекрытий в крепости не осталось – поработали в минувшую войну не то наши, не то немецкие летчики. Однако груд кирпича от рухнувших потолков на полу первого этажа не было – как объяснил Генка, давным-давно все растащили по досочке, по кирпичику местные жители, восстанавливающие в послевоенные годы дотла сожженный Павловск.

…Замок не нуждался в фамильных призраках, грохочущих цепями. Он сам казался призраком – призраком веселой и солнечной желтой крепости, выстроенной на утеху великовозрастному цесаревичу Павлу. Большим суровым призраком, состоящим из множества призраков поменьше. Вот по внутренней стене башни извивается спираль одинаковых выемок – призрак винтовой лестницы.

Чьи шаги раздавались на сгинувших ступенях? Каблучки молоденьких фрейлин, спешащих на свидание к бравым офицерам-гвардейцам? Тяжелая поступь курносого императора-затворника?

Над зубцами башен развеваются невидимые призраки имперских штандартов. Мрачные стены тоскуют по шпалерам и гобеленам. Слепые провалы окон глядят на изменившийся мир с безмолвной злобой. Призраки помнят всё.

…Игорек продолжал демонстрировать эрудицию, дословно цитируя Генкин путеводитель:

– После убийства императора Павла замок вычеркнули из списков военного ведомства и пушки отсюда убрали. Вдова императора открыла здесь первое и единственное в России училище для глухонемых…

Наташа зримо представила старую крепость с еще целыми лестницами и перекрытиями, с застекленными стрельчатыми окнами. И полную людей. Безмолвных, неслышно, как тени, скользящих по залам и коридорам людей. Объясняющихся знаками. Ей стало жутковато.

Встречают же нормальные девушки Миллениум в нормальных местах, с тоской думает она. В клубах. На тусовках. На новогодних супердискотеках. Дома, в конце концов. А меня опять черт занес куда-то… Она поднимает голову, вместо крыши – серое низкое небо.