Никто об этом не узнает (СИ) - Навьер Рита. Страница 37

Ведь он иногда смотрел так, что сердце сжималось и в душе всё переворачивалось. И просил её не встречаться с Ренатом. Даже «пожалуйста» выдавил, что совсем-совсем на него не похоже.

Может, и правда ревновал? Может, Нина была всё-таки права с этим её «заведи другого»?

Ведь стоило начать общаться с другим, и он — как там она выразилась? — снова воспылал? Очень хотелось в это поверить. И очень страшно было в это верить. Один раз она уже обожглась, и совсем не хотелось снова напороться на те же грабли.

Только вот если это его «пожалуйста» вдруг тронуло, задело что-то внутри… то затем «ты ему не пара» вернуло на землю. Точно прохладным душем окатило.

Это и раньше уязвляло, а теперь било наповал. Что бы она ни делала, как бы ни старалась чему-то научиться — для них и, главное, для него она навсегда останется тёмной деревенщиной, колхозницей, пропахшей навозом, и это ещё самое мягкое из всего, что он и его друзья ей говорили.

И вроде бы ей дела нет до этого другого мира, мира светских страстей — он ей чужд. Она туда и не рвётся, даже наоборот — простые тёплые отношения и незамысловатые человеческие радости куда желаннее. Но до сих пор, вопреки всему — обстоятельствам, наказам папы, собственным убеждениям — ей хотелось быть ближе к нему, к Максиму. А он с этим миром связан, он — его часть, увы…

Именно поэтому она попросила Лилию Генриховну учить её не только правильному произношению, но и преподать пару уроков светского этикета. И та с явным удовольствием взялась лепить из неё леди.

А с каким усердием Алёна занималась английским! Учила в два раза больше, чем задавали. А всё потому, что услышала на уроке, как Максим бегло говорит на языке, точно на родном. Ни слова из его речи не поняла, но впечатлилась чрезвычайно.

По той же причине она брала приступом и остальные дисциплины, где он блеснул. А блеснул он, увы, почти везде, ну разве что кроме физики и химии.

Это её тоже изумляло — как так можно, не учась, учиться на «отлично»?

Иногда она сама себя стыдилась. Ведь унизительно это — так тянуться к человеку, что аж подражать ему и пытаться соответствовать… Но тут же убеждала себя, что это и ей полезно, а мотивы не так уж важны.

Хотя, конечно, важны. Что скрывать — хотелось если не быть ему ровней, то хотя бы сократить… нет, хотелось быть с ним именно на равных.

И казалось, есть сдвиг и значительный: Лилия Генриховна её хвалила. И все эти застольные церемонии больше не страшили — какими приборами пользоваться и как вообще вести себя, она усвоила. И одноклассники перестали так уж откровенно кривиться при её виде. И вот ещё Ренат теперь…

Его внимание и доброе отношение, можно сказать, помогли избавиться от целой кучи комплексов.

А тут вдруг это: «Ты ему не пара». Как щелчок по носу. Да нет, как пощёчина. Намёк, что гусь свинье не товарищ. Точнее, даже не намёк, а вполне такое откровенное заявление.

Если уж Ренату она в глазах Максима не пара, то что уж говорить о нём самом.

Больно стало, конечно, и обидно. Унизил ведь, опять… Оттого и негодование вдруг взыграло: Ах, не нравится их общение? Тогда на тебе!

Потому-то, когда Ренат во время обеда в столовой предложил сходить в кино, Алёна, почти не раздумывая, согласилась.

Правда, позже корила себя. Зачем согласилась? Ренат же ей совсем не нравился. Он просто друг, добрый, приятный, душевный, с ним легко, но не более.

Нет, понятно, что согласилась она Максиму наперекор. Раз его это так злит, то пусть ещё сильнее позлится.

Однако по отношению к Ренату это ведь некрасиво, даже подло.

Получается, он для неё как одноразовая вещь. Попользовался, досадил кому надо и всё.

Почему сразу-то об этом не подумалось, досадовала она. А теперь как идти на попятную? Впрочем, Алёна даже пробовала задним числом отменить свидание. Пролепетала какие-то жалкие оправдания, прикрывшись занятиями. Но настрой у Рената был решительный — так просто его не собьёшь.

— Ерунда, — отмахнулся он, — если хочешь, я за тобой прямо туда подъеду. Где ты занимаешься?

15-2

В начале седьмого Ренат и правда оказался во дворе Лилии Генриховны — сидел, примостившись наверху детской горки. Чуть поодаль их поджидал ярко-жёлтый седан с шашечками и логотипом такси на крыле.

— Карета подана, — улыбнулся он широко, спускаясь с горки, когда Алёна выпорхнула из подъезда.

В такси она набрала Нину — сообщила, что приезжать за ней не нужно.

Та сразу засыпала её расспросами: куда, надолго ли и с кем она отправилась, сетуя, что Дмитрий Николаевич ей устроит аутодафе, если с Алёной что-то случится.

— В кино, с одноклассником, ничего не случится, — Алёна покосилась на Рената. Но тот деликатно делал вид, что ничего не слышит.

— С одноклассником? — Тон у Нины тотчас стал игривым. — С тем самым?

— Нет, не с тем, — полушёпотом ответила Алёна и нажала отбой.

А ведь и в самом деле, снова вспомнила она совет Нины, Максим переменился, стал внимание на неё обращать, пусть и странным образом.

Очень странным и непредсказуемым. Например, Алёна никак не ожидала увидеть его в кинотеатре.

Сеанс уже начался, да что там — фильм уже шёл вовсю, когда вдруг появился он. Она аж попкорном, прикупленным заранее Ренатом, чуть не подавилась, когда заметила Максима. Как вообще их нашёл?

И после кино поплёлся за ними, в кафе «Джинс», которое при кинотеатре торговало пивом, фаст-фудом и мороженым.

Зачем? Ну не может же ему быть так болезненно дорог Мансуров? Но если не он…, то, значит, что? Неужели всё-таки…? Ну, нет, об этом даже думать нечего, чтобы снова не попасть в унизительное положение. Нет ничего хуже бесплотных надежд и иллюзий.

Но Максим, тем не менее, оказался и в кино, и в кафе неспроста. Не бывает же таких совпадений!

А что ещё безмерно удивило — это реакция Мансурова.

Казалось бы — неожиданная встреча с другом, чем не повод для радости? А он, наоборот, явно напрягся. Они даже отходили на несколько минут в сторону и о чём-то оживлённо беседовали.

Алёна их разговор не слышала, но наблюдала за мимикой Рената. Максим, к сожалению, стоял к ней спиной. Но вот Ренат… он как будто на что-то сердился. Хотя, возможно, и не сердился, не тот у него характер, но спорил и был недоволен. Другу недоволен! Это как так?

Алёна же, поглядывая на них, нервничала. Неудержимо хотелось знать, о чём они говорят. Эх, уметь бы читать по губам!

А ещё и противоречивые чувства её одолевали: с одной стороны, хотелось — не умом, а сердцем, — чтобы Максим к ним присоединился. Глупо, да. Ведь как бы они втроём в таком случае общались? Такое даже представить невозможно. Максим бы явно всё испортил. Её бы опять тысячу раз оскорбил. Рената против неё настраивал, позорил бы её. И она бы, скорее всего, страдала молча, потому что трудно при нём говорить, да и вообще, красноречие — не её конёк, уж точно. И понимала же: не надо всего этого, ради собственного благополучия не надо. Но сердце… оно как будто жило вообще само по себе. Оно ныло и скулило брошенным псом, тянулось к нему и никак успокоиться не могло.

А с другой стороны, наверное, будет лучше, если Максим оставит их в покое.

Не то чтобы ей хотелось остаться наедине с Ренатом, пожалуй, даже наоборот — не хотелось. Но где Максим, там всегда скандал, боль, слёзы, надрыв. А у неё и без того терпение на исходе. Душа устала от терзаний, сомнений, волнений и, главное, от постоянных разочарований. Хотелось просто спокойного вечера, дружелюбной обстановки, непринуждённой болтовни, улыбок, шуток. А это выходило только с Ренатом наедине.

Наконец Мансуров вернулся за столик, улыбнулся, но как-то натужно. Максим же к ним не стал подсаживаться, но и не ушёл. Пристроился за барной стойкой. Почему он не ушёл? Что всё это значит?

И вроде сидел Максим сидел в стороне, и вряд ли на таком расстоянии их слышал, а всё равно его присутствие ощущалось прямо физически, не давало расслабиться, мешало дышать полной грудью, а тем более — болтать и смеяться. Даже думалось с трудом.