Никто об этом не узнает (СИ) - Навьер Рита. Страница 38

И, очевидно, Рената это напрягало не меньше. Разговор у них никак не клеился. Постоянно повисали тягостные, неловкие паузы.

Ренат то и дело косился куда-то позади неё, видимо, в сторону барной стойки.

Алёна тоже один раз не выдержала и обернулась, и тотчас наткнулась на взгляд Максима: тяжёлый, испепеляющий. И потом беспрерывно ощущала его спиной.

Ничего не понимая, она чувствовала — что-то происходит, но что? Так бывает перед грозой или перед бурей, когда природа затаилась, точно набираясь сил, чтобы потом обрушиться всей мощью.

Подошёл официант, принёс заказ, но есть не хотелось совершенно.

— Я сейчас, — сказала Алёна, поднимаясь из-за стола.

Стараясь не смотреть туда, где Максим, она оглядела зал. Под предлогом помыть руки она буквально сбежала в дамскую комнату.

Руки, конечно, тоже ополоснула, но на самом деле ей просто хотелось уединиться, хоть ненадолго. Даже не просто хотелось — требовалось и срочно. Потому что от этой гнетущей обстановки грудь как будто сковало стальным кольцом, отчего до помутнения в глазах не хватало воздуха.

Впрочем, напряжение так и не отпустило, разве что чуть ослабло, но дольше торчать в уборной было бы уж совсем странно.

Алёна вернулась в зал и первым делом увидела, что Ренат снова спорил о чём-то с Максимом у барной стойки. Потом заметил её, смолк, и Максим тут же обернулся, впился взглядом.

Ренат попытался удержать его, прихватив за локоть, но тот лишь раздражённо скинул его руку и решительно двинулся к ней.

Она занервничала ещё больше и даже приостановилась. Смотрел он исподлобья, сурово, тяжело и челюсти стиснул. Такое лицо у него делалось, когда он сильно злился. А значит, ничего хорошего не жди.

Но от неё-то что ему надо? Почему он вообще такой? Снова будет твердить, что она Ренату не пара? Потому он так бесится? Или всё же дело в другом?

Подойдя к Алёне, Максим, ни слова не говоря, довольно грубо взял её под руку и молча, практически силой, выволок из зала, будто она в чём-то провинилась. И попробуй тут воспротивься!

Алёна надеялась, что их догонит Ренат и вмешается, но тот и не думал идти за ними. Оглянувшись в последний момент, она увидела, что он вернулся за столик.

Максим же утянул её в дальний угол, хотя в холле, помимо охранника и так никого не было. А охранник сделал вид, будто ничего не замечает.

— Поехали домой, прямо сейчас, — горячо заговорил Максим. — Я вызову такси…

— Что такое? Что случилось? — Алёну всерьёз озадачил такой натиск.

— Ничего не случилось. Просто поехали домой.

— А если я не хочу, — с вызовом заявила она.

Не нравилось ей, что он так командует, так принуждает, даже мнения её не спросив.

Его взгляд, и без того мрачный, потемнел ещё больше. Ей аж не по себе стало. С минуту он молчал, и это молчание казалось давящим, просто невыносимым.

Алёна внутренне напряглась. Казалось, вот-вот что-то произойдёт, роковое, катастрофичное, непоправимое. И они оба как будто стремительно несутся навстречу этому, ускоряясь с каждым мигом и приближая свою гибель.

Но это же глупости. Она тряхнула головой, пытаясь отогнать наваждение. Какая гибель? Ерунда какая-то. Придумается же! Просто Максим всегда на неё странно действовал, просто в нём всегда ощущалось что-то разрушительное.

— Ты… — прервал её мысли он и смолк сам, не договорив. Затем глухо спросил: — Что значит — не хочешь? А чего ты хочешь? С ним…?

Мелькнула зловредная мысль подразнить его, ответить «возможно», но Алёна не рискнула и промолчала. Однако он и молчание-то принял в штыки, начал заводиться, почти прикрикнул:

— Поехали домой, говорю тебе!

И ведь она уже почти согласилась ехать. Домой так домой, это даже лучше. Всё равно свидание вышло каким-то скомканным. Да и не нужно ей всё это. А главное, чрезвычайно волновало то, что именно он, Максим, не хочет, чтобы она проводила вечер с другим. Хотя об этом думать она себе запрещала, глушила в себе любые проблески надежды — а то ведь так можно опять нагородить иллюзий, а потом наблюдать, как они рушатся одна за другой или все разом, и содрогаться от горечи и разочарования.

Алёна вздохнула. Хотела, было, сказать, мол, ладно, так и быть, но тут Максим вспылил:

— Да не будь ты такой дурой упёртой! Поехали домой!

Алёна отшатнулась, но он ещё крепче стиснул её руку. Охранник хоть и не вмешался пока, но уже уставился на них настороженно.

— Отпусти меня! — рассердилась она.

Эта «дура упёртая» стала последней каплей. Сколько можно постоянно оскорблять её, постоянно грубить? Почему он вообще себе это позволяет? И тут же сама и ответила: а кто ему запрещал? Он давно уже привык, что хамство ему сходит с рук, он, возможно, даже этого не замечает. Оскорбить походя для него так же естественно, как для других поздороваться. Для него вообще не существует рамок и авторитетов, любому может сказать что угодно. Даже матери и брату. И плевать ему на чужие чувства. Растопчет и не заметит. Но с неё хватит! Не будет она больше терпеть его грубость, его хамские выходки. Она выдернула руку.

— Никуда я с тобой не поеду! — вскинулась она. — Кто ты такой, чтобы мне указывать? Чтобы орать на меня? Ты мне никто!

— Какие-то проблемы? — подошёл к ним, не вытерпев, охранник.

— Тебе чего? Тебя кто звал? Стой, где стоял, и не лезь куда не просят, — запальчиво ответил Максим.

— Молодой человек, немедленно покиньте помещение, — потребовал охранник, который, к слову, был раза в полтора шире Явницкого и на голову выше, хоть и тот отнюдь не маленький.

— А если не покину? — продолжал нарываться он.

— В последний раз повторяю, — терял терпение охранник, — покиньте помещение.

— Отвали! — огрызнулся Максим.

Мужчина не выдержал, схватил его за шиворот и поволок на выход. Максим извернулся, скинул куртку, оттолкнул охранника. Но что он мог сделать против такого бугая, да со сломанной рукой? В конце концов его сгребли в охапку и вышвырнули вон.

— Сука! — услышала Алёна последнее перед тем, как дверь захлопнулась и отсекла от неё его голос.

Как бы безобразно, нагло и вызывающе Максим себя ни вёл, с его уходом на неё вдруг накатила такая щемящая тоска, такое нестерпимое сожаление, что она еле удержалась, чтобы не кинуться следом на улицу. Сердце так и рвалось, обливаясь кровью.

Подобрав с пола его куртку, она вернулась в зал, но не сумела высидеть и четверть часа. Ренат пытался шутить, но она не могла ни на чём сосредоточиться и все его слова пропускала мимо ушей. В конце концов не выдержала:

— Ренат, прости, мне надо домой.

— Ты же ничего не поела даже. Может, мороженого хочешь? А, может, всё-таки вина или пива? Чуть-чуть не считается… — засуетился он.

— Нет, прости, мне правда надо домой. Я вызову такси.

Ренат заметно поник, но настаивать не стал. Даже предложил позвонить отцовскому водителю, чтоб тот довёз, но Алёна наотрез отказалась. И так её не оставляло чувство неловкости и вины перед Мансуровым, не хотелось лишний раз злоупотреблять его добротой.

Такси подъехало минут через десять, но Ренат вызвался проводить её до самых ворот.

— С этими таксистами ухо надо держать востро, — пояснил, — а то завезут куда-нибудь в лесок…

А когда фирменная жёлтая машина подкатила к дому, не поленился и вышел вместе с ней.

У ворот остановился, молча, словно чего-то выжидая. Алёна тоже остановилась — неудобно было просто уйти. Наверное, надо что-то сказать? Поблагодарить за вечер? Попрощаться? Но пока она подбирала фразы, Ренат неожиданно подался вперёд и припал к её губам.

Пару секунд она, ошеломлённая таким порывом, ничего не делала. Затем очнулась и оттолкнула его.

— Ты чего? — воскликнула.

— Прости, я… — помолчав, промямлил он. — Не знаю, что на меня нашло… Пока. Извини.

Затем развернулся и быстро пошёл к тарахтящей в трёх шагах от них машине. Хлопнула дверца, и такси укатило. Алёна с минуту стояла, обескураженная.

Нельзя сказать, что ей было так уж противно, но весьма неприятно. Она вытерла губы тыльной стороной кисти. А потом вдруг безотчётно поднесла куртку Максима к лицу, вдохнула его запах, и в груди снова защемило. Затем она испуганно посмотрела в сторону дома, на его окно — вдруг увидит и подумает чёрт те что.