Никто об этом не узнает (СИ) - Навьер Рита. Страница 40

Алёны уже не было. Вернулась к Ренату…

Зато охранник стоял как неприступный страж на входе, скрестив руки на груди, и всем своим видом давал понять, что не пропустит. Мол, только сунься — ещё хуже будет.

Соваться Максим и не стал, показал ему bras d'honneur [7] и пошёл прочь.

Сначала медленно, тяжело, потом вдруг сорвался в бег стремительный и бесцельный.

Незаметно оказался в сквере, уже к этому часу опустевшем. И хорошо, что никого не было, — люди сейчас его не просто раздражали, а вызывали безудержную ярость, которая колотилась внутри, заставляя его бежать и бежать.

Остановился он внезапно, когда вдруг почувствовал, что выбился из сил.

Отдышался мало-мальски, чуть наклонившись вперёд и уперев руки в колени. Выпрямился, из груди вырвался полустон-полувздох.

Нет, ярость никуда не делась, всё так же клокотала, рвалась наружу, затмевала разум. Сглотнув, он обвёл взглядом пустынный сквер и вдруг сдуру пнул металлическую урну.

— Да пошли вы все! — выругался вслух.

И, развернувшись, пошёл в сторону дороги.

Утром, едва разлепив веки, Максим поморщился — всё было не так. Непривычно, неприятно. Голова гудела как чугунный колокол. Болели рёбра. Правое плечо затекло. Но самое скверное — это тягостное чувство, противно свербящее где-то за грудиной. Пока ещё смутное, неясное, оно постепенно расползалось, становилось крепче, пронзительнее. И затем сформировалось в чёткую мысль: «Алёна вчера осталась с Мансуровым».

Тотчас его будто током прошило, скрутило внутренности болезненным спазмом.

Максим попробовал высвободить руку. Кристина недовольно завошкалась, сонно пробурчала под нос что-то невнятное, но затем тоже проснулась. Плавно села в кровати, по-кошачьи потянулась.

— Макс, такая рань! Ты чего вскочил? Ещё два часа можно спокойно спать.

— Крис, прости, тебе надо домой. Будет лучше, если тебя никто не увидит.

— Ты шутишь? — Кристина ошеломлённо уставилась на него, тут же прикрывшись уголком одеяла. — Макс, если это шутка такая, то это не смешно.

— Да какие тут шутки, — буркнул он, надевая шорты на голое тело. Потом повернулся к ней, взглянул виновато. — Крис, я понимаю, что это скотство. Но так вышло, прости.

— Как вышло? В чём, вообще, проблема?

— В отце, — соврал он по привычке.

— Что-то раньше тебя это не смущало. Ты даже наоборот говорил…

— Сейчас всё изменилось.

— Что, Макс? Что изменилось? Этим летом я раз двадцать у тебя ночевала. По-моему, Дмитрий Николаевич уже давно привык… Он даже за завтраком вполне…

За завтраком! На Макса аж тошнота накатила от одной мысли, что за одним столом во время завтрака будет он, Кристина и Алёна и всё остальное их «дружное» семейство.

— Крис, я серьёзно. Я сейчас вызову тебе такси.

— О, спасибо! Какой ты заботливый, Макс! Я прямо тронута. Это же так благородно, так по-мужски — переспать со своей девушкой и выставить её вон ни свет ни заря. Причём не объясняя причин.

Максим молчал, избегая смотреть ей в глаза — так неловко было.

Ведь и в самом деле, что тут ответить? Права она, тысячу раз права.

Вот только если выбирать неловкость перед ней или же конфуз, неизбежный при встрече Кристины и Алёны, то лучше пусть уж будет первое.

— И знаешь что, — продолжала Кристина, — это даже не скотство. Это обыкновенная трусость.

Максим тотчас встрепенулся, вперился в неё взглядом, скорее недоумённым, чем гневным, хотя внутри уже закипала злость.

— Да, да, ты просто трусишь, Макс. Трусишь сказать честно, и я это чувствую. Ты можешь считать меня кем угодно, но только не дурой. Я могу отличить правду от тупой отмазки.

— Окей, — вздохнул Максим и присел на кровать с её стороны, но ближе к изножью — мало ли, как она отреагирует на то, что он собрался сказать. — Хочешь правду — ладно. Да, мне реально пофиг на отца, и всегда так было, и сейчас. Я просто не хочу, чтобы тебя она видела.

— Кто — она? Жанна Валерьевна?

— Да какая Жанна Валерьевна? Алёна.

— Причём тут Алёна? — непонимающе уставилась на него Кристина.

Максим молчал, глядел на неё исподлобья и молчал. Потом не выдержал, отвернулся. Он понятия не имел, как объяснить ей то, чего и сам не понимал. То, чего стыдился. Даже перед самим собой.

— О, нет! Только не говори, что ты запал на доярку. Макс?! Нет, это бред какой-то!

Максим не отвечал.

— Ну что ты молчишь? У вас с ней что-то было? Говори же, — распалялась Кристина.

— Да ничего у нас не было.

— А что тогда…? Ах, кажется, я понимаю. Как потрахаться — так: «Крис, приезжай». А для души у нас наивная деревенская клуша. Так? Нормально, ничего не скажешь. Ты совсем, Явницкий, офигел?

— Крис, прости. Ты классная, красивая, стильная, но… Я правда не хотел, чтоб так вышло. И обижать тебя не хотел, ты же знаешь.

— Да пошёл ты, Явницкий, со своим не хотел! — Кристина вскочила с кровати, стала поспешно одеваться.

— Давай я тебе такси вызову?

— Сама вызову. Не утруждайся, — злилась она.

На хорошеньком личике проступили алые пятна.

— Да стой ты, давай хоть провожу?

— Обойдусь. — У порога Кристина обернулась, вскинув голову, тихо бросила: — Ты ещё пожалеешь!

А выйдя в коридор, неожиданно громко проворковала:

— Чао, Максик, милый. Я тоже тебя люблю, ночь была супер!

Максим чуть не поперхнулся. Вот же…! С другой стороны, виноват, что уж. Какого чёрта вообще приволок её сюда? Но на этот вопрос он и сам ответить не мог.

События прошлой ночи всплывали лишь фрагментами.

Отчётливо помнилось лишь то, что его вышвырнули из кафе, а Алёна осталась с Мансуровым. Помнил, что куда-то нёсся, как безумный, не разбирая дороги и пугая прохожих. Помнил безлюдный сквер, причём как там оказался — не помнил.

Затем он, вот это совершенно точно, забрёл в супермаркет и прикупил там бутылку водки и банку колы. Свернул в первый попавшийся двор, где к нему вскоре подтянулись два каких-то ханурика. Выпросили налить. Даже тару при себе имели. В благодарность стали восхвалять его человечность, «такую редкую на фоне сплошного жлобства».

Но Максима замутило ещё больше от этих излияний. Оставив им недопитую бутылку, рванул в клуб. И вот тогда всё и завертелось в каком-то сумасшедшем угаре.

Всё смешалось: чужие тела, переплетения рук и ног, неоновые вспышки, грохот музыки…

В какой-то момент (сложно сказать, в какой именно — уже тогда порядком поднабрался) он вызвонил Крис. Они проторчали в клубе полночи. Сколько он влил в себя алкоголя — даже представить страшно. Как ещё домой добрались целые и без приключений. Крис ведь наверняка тоже не минералкой обходилась.

Неудобно перед ней, конечно. И наверняка она про Алёну теперь растреплет всем. Впрочем, без разницы. Всё это мелочи по сравнению…

Максим даже про себя произнести это не мог — от одной мысли в груди пекло нестерпимо. Но всё-таки было или не было? Какого чёрта он вчера психанул и умчался? Почему не дождался её? Почему вообще довёл до такого? Неделя была, целая неделя! Он мог за это время сделать хоть что-то, а не беситься впустую. Да хотя бы на крайний случай рассказать ей про этот спор. И плевать уже, кто и что про него после этого подумал бы. На всё плевать: на дружбу многолетнюю, на авторитет и положение, вообще на всё, лишь бы «не было».

Это «не было» нужно ему сейчас как воздух, потому что если «было», то как вытерпеть, как потом жить — неизвестно.

Не должно быть, уговаривал себя, вспоминая, как она смущалась даже от одних лишь скользких шуточек. Как трогательно краснела и опускала взгляд.

И тут же зудело противное: «Много ты про неё знаешь? Забыл, какую святую простоту она из себя строила, а на деле оказалась вероломной приспособленкой?».

От всего этого голова шла кругом, и сердце рвалось на части. Хотелось немедленно выяснить, но и боялся в то же время. Метался, места себе не находил. И сам себя не понимал — почему так плохо-то? Как никогда прежде…