«Будет жить!..». На семи фронтах - Гулякин Михаил Филиппович. Страница 6

Я направился к тому месту, где оставил лейтенанта Семенова. Тот стоял возле пулемета, внимательно разглядывая в бинокль противоположный берег. Уже совсем рассвело, и отчетливо видны были трупы гитлеровских солдат на подступах к мосту и несколько разбитых грузовиков.

— Куда делись фрицы? — спросил я.

— Ушли, — ответил Семенов. — Наверно, решили, что наткнулись на крупные силы. Теперь будут другую дорогу искать. Но ничего, их и там встретят.

— В группе есть раненые, — сообщил я. — Один — тяжело. Идти не может, жгут на бедре. Нужна операция, чтобы перевязать кровоточащие сосуды.

— Постарайтесь справиться побыстрее, — попросил Семенов, — надо двигаться дальше. Задача перерезать вот эту дорогу. — Он показал на карте. — Сейчас соберем фашистские автоматы с патронами, гранаты — и в путь.

— Что, боеприпасы на исходе?

— Да нет, но и запастись не мешает. Когда еще к своим выйдем? В общем, прошу поторопиться…

— Все первичные меры уже приняты, — заметил я, — а вот окончательно остановить сильное кровотечение можно лишь в теплом помещении, при ярком свете — иначе как делать операцию?

— Но где же взять это помещение? Район встречи со своими частями в сорока километрах. Будем там через несколько дней, а жгут всего на два часа? Что же придумать?

Он снова достал карту, еще раз провел карандашом вдоль нанесенной коричневой линии, которая обозначала маршрут движения десантников.

— Разве только вот сюда зайти? — показал он на небольшое, всего в три-четыре дома, селение в лесу, на отшибе. — Тут вряд ли немцы есть… Лес кругом. Крюк небольшой, да и будет где бойцам передохнуть и обогреться. Быстро управитесь?

— Постараюсь, — пообещал я.

Между тем десантники уже приготовились к движению. Семенов выслал вперед и на фланги дозорных. Диверсионная группа углубилась в лес.

Еще несколько минут назад, когда мы были на опушке, мороз обжигал щеки, а в тихой лесной чаще оказалось теплее. Но идти было очень трудно — снег достигал колен, а кое-где, в низинах, мы проваливались в сугробы чуть не по пояс. Однако удачное в целом начало действий радовало, придавало уверенность в успехе.

Бойцы по очереди несли раненого. Он тихо постанывал. «Вот так, первый раненый — и сразу тяжелый, — думал я, но тут же успокаивал себя: — Зато всего один тяжелый, а могло быть и больше…»

Добрались до хорошо укатанной дороги. Велик был соблазн продолжить путь по ней, по Семенов увел группу в лес. Встречи с врагом до указанного нам рубежа были нежелательны. К тому же каждое подразделение, выброшенное в тыл, выполняло свою конкретную задачу. Может, и эту дорогу где-нибудь дальше перехватывала одна из наших рот.

В пути мы находились свыше полутора часов, а строения все не показывались. И вдруг один из дозорных прибежал с сообщением о том, что в лесу, на поляне, обнаружен дом.

— Странно, на карте здесь его нет, — удивился Семенов. — Может, дом лесника, построенный недавно?

— Точно, — подтвердил дозорный. — Мы осмотрели все вокруг. Можно нести раненого.

Хозяева дома гостеприимно пригласили в горницу, освободили широкие лавки, составив которые, мы соорудили нечто похожее на операционный стол, правда чересчур низкий. Работать мне пришлось согнувшись. Операция несложная, но уж слишком были неподходящи условия, в которых она происходила. Я ослабил жгут, определил поврежденные сосуды и перевязал их лигатурой. Наложив повязку, сказал Семенову, что все готово.

— Выходим! — решил он и назначил двух бойцов нести раненого. Однако хозяева забеспокоились: куда, мол, его брать и так на ладан дышит.

— Чай не на прогулку собрались, — говорил лесник. — Бои впереди, а его куда? Оставляйте. Передадим в госпиталь, как наши придут. Видать, уж скоро, канонада-то гремит — сердце радует.

Семенов спросил у меня совета. Что делать? Конечно, ранение бедра обширное и нести раненого по лесу опасно. Надо было соглашаться с предложением хозяев. Я оставил им необходимые медикаменты на случай, если потребуется перевязка, стал пояснять, как лучше ее сделать.

— Знаем, знаем, — сказала хозяйка. — Бывает, что и без врачей обходимся. Лес лечит — тут у меня травки всякие, выхожу.

И снова в путь по лесной чаще. Днем сделали привал в тихом, безветренном месте, перекусили, а как стемнело, вышли на дорогу и устроили засаду.

Позиция была снова выбрана на берегу речушки. Семенов хотел создать пробку на дороге, разгромив колонну и уничтожив мост, — саперы быстро подготовили его к взрыву.

Одиночные машины гитлеровцев не задерживали, ждали, когда покажется цель более серьезная.

Колонна врага появилась не с той стороны, с которой мы ее ждали. Семенов приказал саперам:

— Пропустите машин пять и взрывайте мост. Разрубим колонну пополам и но частям уничтожим…

Однако всех уничтожить не удалось. Те машины, что уже миновали мост, после взрыва умчались вперед на огромной скорости.

— Тьфу ты, — досадовал Семенов, — никак не думал, что они своих бросят… Упустили…

— Не тот немец пошел, — проговорил сержант, который уже успел побывать в летних боях. — Тогда бы все на нас навалились.

После короткого огневого боя, в результате которого дорога оказалась запруженной горящими автомобилями, группа отошла в лес и направилась к новому району действий. Мы, медики, в схватках с врагом не участвовали и находились обычно за боевым порядком десантников в готовности к оказанию помощи раненым. Однако оружие имели, поскольку уже в первые месяцы войны стало известно, что гитлеровцы не соблюдают никаких международных правил и норм. Всем был хорошо известен их «гуманизм» в отношении раненых. «Воевать» с людьми, лишенными возможности защищаться с оружием в руках, фашисты любили больше всего. Их садизм не знал границ. Захватчики не просто убивали раненых, но и издевались над ними: срывали повязки, заставляли людей страдать от нестерпимой боли, посыпая раны солью. А к политработникам, десантникам и партизанам гитлеровцы были особенно жестоки. Все это и обусловило то, что медперсоналу переднего края стали выдавать оружие, которое предназначалось главным образом для защиты раненых, да и для самообороны.

Когда углубились в лес, я попросил лейтенанта Семенова сделать остановку, чтобы осмотреть раненых. Их было всего двое, причем оба желали остаться в строю.

— Как, доктор? — спросил Семенов.

— Если бы речь шла об одном бое, тогда бы можно было оставить. А длительный марш они не выдержат, — ответил я. — Придется тогда нести их.

— Что предлагаете?

— Отправить к леснику. Может, согласится оставить и этих. Ушли-то недалеко.

Чтобы не ослаблять и без того небольшую нашу группу медиков, я не стал посылать с ранеными ни Мельникова, ни Тараканова, а попросил назначить для этого нештатного санитара. Семенов согласился. Он подозвал к себе раненых, один из которых уже ковылял, опираясь на палку.

— Вот, — сказал лейтенант, — а храбрился…

Боец отвел глаза.

— Пойдете по нашим следам. На дорогу ни в коем случае не выходить. Если обстановка позволит, переждете в домике лесника, если нет — найдите укромное место. Наши уже близко. Когда подойдут и освободят этот район, вы, — обратился он к нештатному санитару, — найдете полковой медпункт или медсанбат, сдадите раненых, а сами — в бригаду.

— Ну что теперь? — спросил я Семенова, когда раненые с сопровождающим скрылись и десантники продолжили путь.

— Предстоит разгромить штаб немецкой части. Вот здесь, — указал он на карте населенный пункт на развилке дорог.

Под вечер Семенов выслал туда разведчиков. Ждали их возвращения в лесной чаще. Десантники отдыхали, кто как мог, готовились к ночному бою.

Наконец разведчики вернулись. Семенов отошел с ними в сторонку, раскрыл карту, сделал на ней пометки, затем, оставшись один, долго что-то прикидывал. Когда он закончил расчеты, я подошел, чтобы выяснить, где и как будут действовать десантники, а уж исходя из этого продумать организацию медицинского обеспечения. Военным врачам тоже ведь приходится уяснять задачи, оценивать обстановку, принимать решения…