Гнездо там, где ты. Том II (СИ) - Зызыкина Елена. Страница 140

«Хранить мать… Мать! Ты столько ей бед принёс, что из-за тебя она терпеть меня не могла. А теперь ради неё ты согласен сдохнуть. Так, отец?! — Квинт посмотрел на женщину. Он не мог припомнить, чтобы она чего-то боялась, но храбрейший из командоров, которого когда-либо знал, застыла соляным столбом. Да, точёный аристократический профиль с чуть вздёрнутым подбородком хранит печать решительного характера. В своих одеяниях она выглядела сногсшибательно. Вот только руки безвольно повисли вдоль тела, лицо белее мела, а в глазах стыл беспредельный, какой-то дикий ужас. — Нет странного в том, что я, твоё продолжение, также швыряю её в ад. Не это ли задница мира, отец?»

— Ну что же ты?! — сквозь стиснутые зубы зашипел вожак. — Не мучай её. Давай! Или кишка тонка?

— В чём дело, палач? Сверхжестоко морить на плахе ожиданием приговорённого, — вмешался Владыка. Мактавеша он уже списал со счетов, и задержка его раздражала. Куда более беспокоила принцесса. Если палач не убьёт мать, он не взойдёт на престол, и пророчество не сбудется. Дело всей его жизни, ради которого стольким жертвовал, неизбежно обернётся крахом. Отстранённо наблюдая за ходом казни, маг колебался, стоит ли уличить принцессу во лжи.

Карательный меч остриём пронзил сумрак неба. Рука палача была крепка как никогда, вот только плечи на себе ощутили всю тяжесть мира. Застыла тишина. Звеняще мертвенная, она бесцеремонно врезалась в барабанные перепонки подобно тарану, сотрясающему неприступные ворота крепости. И вдруг откуда-то снизу необычный звук. Тихий такой, едва слышный. Приглушенно-дребезжащий, он напоминал что-то давно позабытое. Нечто, отчего в душе всё переворачивалось. Точно! Как же он сразу не признал позднее токование лесного глухаря? Квинт тогда еще удивлялся и спрашивал у Алексы, не поздновато ли глухарь решил покрасоваться перед самками, а она рассмеялась и ответила, что даже у птиц свой период становления.

Воин опустил голову, с удивлением обнаружив круглый песчаник, откуда ни возьмись катившийся к его ногам. Бойко подпрыгивая, камень описал двойной круг вокруг правой ноги демэльфа и, не меняя характерно глухого звучания, полетел обратно. Мелочь, не стоящая внимания жестоких убийц, но этот крохотный камушек умудрился вызволить из захламлённых скорбью и тоской одиночества тайников памяти палача нежный голос ведьмы с фиалковыми глазами:

«Жизнь, что ручей, бег которого не остановишь. Ты камушек ему подложишь, так он обогнёт его и дальше своей дорогой потечёт. Ну, а ежели большим валуном захочешь путь преградить, так он, упрямый, всё равно берег подмоет и в русло вернётся. Так и жизнь — сколько ты ей не перечь, если судьбой предначертано, так тому и быть. Не надо никуда уходить, Квинт Гейден. Зачем, если русло твоего ручья повернёт обратно?»

Образ возлюбленной так ярко всплыл перед глазами Квинта, что казалось, протяни руку, и коснёшься тёплой девичьей щеки. Лесная нимфа с нежной, всепонимающей улыбкой посмотрела на него, а затем свободной чайкой плавно взмахнула рукой, и раскалённый ветер тёмного мира голосами отца и матери зашелестел палачу:

«Фиен, он вернётся?»

«Конечно, детка. Он же мой сын».

Лёгких не хватало, чтобы сделать нормальный вдох. Дышать пришлось мелко, отрывисто и часто, ибо адски было больно. Растоптанное сердце, изгаженное отступничеством от себя самого, собственным моральным уродством, нещадно сотрясалось, норовя вырваться из грудной клетки и к чёртовой матери разбиться на этом проклятом эшафоте. Оно отказывалось палачу служить, ибо Квинт испоганил всё! Всё, что возможно! Жестокая реальность воззрилась на него: несчастная мать, давящаяся собственным отчаянием, отец — гордый дикарь, смиренно лежащий на плахе у его ног. Он не пощадил даже сестру…

«Что же я такое, Алекса, как не ублюдок?!» — палач задрал голову кверху и истошно завыл, словно смертельно раненный зверь, но с этим выворачивающим наизнанку душу воем, полным беспредельного раскаяния, от затяжной спячки пробуждался и воскресал Квинт Мактавеш. Он больше не был палачом, ибо стал измотанным главной в своей жизни битвой воином, и ещё… ручьём на пути в «обратно».

Вой перерос в боевой клич Мактавешей, коим сын вожака клана ранее пренебрегал. С ним демэльф обрушил меч на сковывающие руки отца оковы.

Глава 34. ВОЗВРАЩЕНИЕ КОРОЛЕЙ

Цепь оборвалась, но сталь не вынесла непомерной силы удара. Обломок клинка на лету прошёлся по шее конвоира. Этим воспользовался советник Кемпбелл. Без промедления сорвав с мёртвого возгорающегося тела демона ключи, Алистар бросился освобождать пленников.

— Дрянной из меня хранитель, отец. Только смазливой рожей и вышел. Так что давай-ка ты сам, — протянул Квинт вожаку руку, но, проигнорировав помощь сына, Фиен бросился к Лайнеф, здоровенными ручищами хватая в охапку мандражирующую, обескровленную лицом от пережитого стресса женщину, и сам вдруг от переизбытка волнения затрясся:

— Я ведь тебе говорил, что хрен ты от меня отделаешься, — зарываясь лицом в её волосы, прохрипел вожак. Она же, потрясённая, лихорадочно обнимая его, зашептала скороговоркой:

— Он не сделал этого. Фиен, ты понимаешь? Наш сын не сделал этого. Остановился…

— Да, родная, ты права, — сжимая в ладонях лицо любимой, вожак потянулся и жадно смял её губы.

— Наконец-то мы видим истинный лик принцессы. Ответьте мне, такую королеву вы хотите, эльфы?! Подлую обманщицу, отрекшуюся от своего народа ради объятий демона? Лицемерку, бросившую вас умирать от голода в подземных пещерах? — воспрял духом Дарен.

Мальчишка демэльф разочаровал мага непомерно. Кровь — не водица, взяла своё, противясь убийству отца. Однако нет худа без добра. Его мать подставилась. Да еще как! А значит, не миновать ей плахи. Краткая речь подстрекателя была воспринята должным образом, и как бы не был хладнокровен эльфийский народ, призывы к расправе над изменницей порой заглушали даже ругань демонов.

— Взять их, — приказал Транап стражникам. — Рубите, режьте, убивайте! Эльфийскую шлюху ко мне во дворец. В цепях! Пешком через пустыню! Не по-хорошему, так по-плохому будет по-моему. А вы, — Правитель Уркараса пригрозил кулаком эльфам, — попробуйте только сунуться, карателей призову. Псарь, будь поблизости.

Данноттарцев было слишком мало, но в них жила твёрдая решимость выжить. Они оказали ожесточённое сопротивление конвоирам, на подмогу которым по песчаным подъёмам уже спешили вооружённые солдаты. Грохот тяжёлых сапог и горячее дыхание воинов тьмы слились с многоголосым рёвом их соплеменников, взбудораженных возможностью увидеть некогда прославленного полководца в настоящем бою. В противовес демонам, со стороны тёмных эльфов застыла напряжённая, мрачная тишина. И не угрозами Правителя Уркараса стояли хладнокровные, положа руки на эфесы мечей, но отказываясь вступиться за женщину, по праву рождения должную быть им королевой — Лайнеф Лартэ-Зартрисс утратила доверие своих вассалов.

Шагс дрался по правую руку от своего господина — каледонского вождя Мактавеша, в нескольких ярдах от которого сражалась его истинная, его тигерна, его госпожа. Старейшины Марбас и Даллас не уступали в бесстрашии вожаку. На фоне огненных гигантов неуместно выделялась чета Кемпбелов. Заступничество за преступников всесильных эльфов привело в полное недоумение демонов. Однако, доведший до совершенства искусство ведения боя на мечах, некогда всемогущий советник Морнаоса Алистар регулярно пополнял личную копилку тщеславия увесистой порцией похвалы проклятых вояк, бессменная же телохранительница королевских персон Cаm Veryа попросту их пугала и… восхищала.

Но ожесточённее всех, отчаяннее бился Квинт Мактавеш. Он не щадил себя, не берёг, ибо звериная сущность, в нём сидящая, терзалась нечеловеческой виной перед отцом, матерью, отверженной им стаей. Настал момент, когда на глаза демэльфу попался тёмный чародей и, сжимая рукоять меча, несостоявшийся ставленник мага пошёл на него.

— Цезарь говорил: «Величайший враг там, где меньше всего его ждёшь», и пусть я сдохну, когда бы этот враг не в нас самих. Но хуже него, хуже этой паршивой гадины, такие доброжелатели, как ты, Владыка! Ты безжалостнее чокнутых проповедников, призывающих жертвовать детьми во имя веры в Христа, вероломнее Калигулы, отравляющего ядом гладиатора-победоносца, циничней Нерона! Такие, как ты, идут по головам, оправдывая себя высокими целями. Ты убил моего деда! Подставил моего отца! Не пощадил собственную дочь. Палач, значит, говорит твоё пророчество? Что ж, в чём-то я с ним соглашусь.