Гнездо там, где ты. Том II (СИ) - Зызыкина Елена. Страница 144

«Детка, какого чёрта?!..» — теряя бдительность, испуганный за любимую воин смотрел только на неё. Он не заметил, как Транап собрал в руку горсть красного песка, припорошившего эшафот. Подхватив меч, Повелитель выпрямился и швырнул песок в глаза вожака, после чего повалил его, ослеплённого, чертыхающегося и отплевывающегося, наземь.

— Я здесь властелин! Я! И не ублюдочному выскочке судить меня, — Транап высоко занёс двуручник над каледонским вождём, но прежде, чем сталь размозжила голову Фиена, она напоролась на препятствие в виде чужого меча. Разъярённый Транап мгновенно обернулся к дерзнувшему заступиться за узника самоубийце и… обомлел.

— Ты?! Какого дьявола, псарь?!

Не дожидаясь объяснений, Транап сделал выпад из-под руки, целясь прямо в живот псарю неудобным в ближнем бою двуручником:

— Собаке собачья смерть! Ступай в преисподнюю, предатель!

Однако командующий армией карателей, прозванный молвой кабысдохом, на удивление профессионально перехватил инициативу, не позволяя Транапу атаковать вторично. Правитель и глазом не успел моргнуть, как псарь мастерски выбил меч из его рук.

— Ты бесчестно сражался. Столь же паршиво правил империей, — за долгие годы молчания впервые заговорил безликий командующий, замахиваясь для смертельного удара. — И позорно…

— …сдох! — закончил за него успевший к тому моменту подняться Мактавеш. Мечи полководца и командующего скрестились на шее Транапа. Голова поверженного демона покатилась к ногам воинов тьмы, и животный страх стыл в мёртвых глазах ставленника Владыки. Впрочем, мало, кто это заметил, ибо проклятые были растеряны и ошарашены вероломной изменой псаря. Все, кроме устремившегося к истинной вожака. Теперь Φиен знал, кого напоминал ему псарь.

Cаm Veryа оказалась в весьма щекотливой ситуации. Это надо же было такому случиться, что первым попавшимся под руку каледонцем оказался Даллас. Когда она рассказала ему, что от него требуется, демон посмотрел на неё таким взглядом, что она готова была провалиться сквозь землю, лишь бы не видеть этих полных боли глаз, но срочность и роковая случайность не оставили ей выбора.

— Даллас, пожалуйста… Я знаю, что для тебя значила Гретхен. Я сама привязалась к ней. Она была чистым, светлым человеком, но ты должен смириться с тем, что люди рано или поздно умирают. Квинт был не в себе…

— Ты выгораживаешь его, ушастая?! — рыкнул старейшина на эльфийку и воззрился на лежащего у ног Квинта. Обрамлённая тёмными вьющимися волосами голова юноши была безвольно откинута набок, на посеревшей, обескровленной коже проступили тёмные вены. В разорванном вороте зияла рана. Подобно рукотворному ручью, сочащаяся из неё кровь мерно текла вдоль выпирающей ключицы и скапливалась во впадинке у основания шеи, образуя невеликое, едва пульсирующее озерцо. Как сама жизнь оставляла Мактавеша-младшего, так и оно, до краёв наполненное, не могло удержать чёрную влагу, и та вялым водоскатом по могучей шее проливалась на каменный настил эшафота, всё более увеличивая пугающую своими размерами лужу.

Иллиам пришлось прикусить язычок и пустить скупую слезу, пряча кулаки за спину, лишь бы Даллас не видел, как чешутся у неё руки встряхнуть его хорошенько за чёрствость и упрямство. Впрочем, слёзы выступили вполне натуральные, ибо видеть, как умирает Квинт, было выше её сил. Ну что поделать? Конечно, Cаm Veryа не могла постичь всю глубину горя, обрушившегося на старейшину, пусть бы и хотела, но, не располагая временем, она не брезговала никакими ухищрениями, только бы добиться добровольного согласия Далласа пожертвовать собственной кровью ради спасения убийцы его жены.

— Нет, не выгораживаю. Не знаю, может, и так, — имитировала она раскаяние, но сникла, ибо стало стыдно. Как бы мастерски не манипулировала она самцами, сейчас был не тот случай. Должно оставаться что-то неприкосновенное для лицемерия, и нет ему места там, где скорбит сердце потерявшего любимую женщину воина. — Даллас, этот юноша, уже взрослый муж — он мне как сын, а ты хочешь его смерти?!

Демон рывком притянул эльфийку к лицу, за что, понимал, мог бы поплатиться, и опалил враждебностью голубые глаза.

— Да, хочу! Больше всего на свете. Я шёл сюда, чтобы найти его и прикончить, — кивнул он подбородком на Квинта.

— Но ты ведь не монстр, Даллас! Я знаю, что в тебе есть сочувствие. Помню, как ты лечил меня в Килхурне, когда мне расписали спину кнутом. Квинт… Он запутался, понимаешь? Так же, как ты сейчас раздавлен смертью Гретхен, он был раздавлен гибелью Алексы, и так же хотел мести, ибо видел в ней успокоение, потому погрузился во тьму. Но поверь тёмной, которая слишком долго общалась с дьяволом на «ты»: во тьме нет ничего хорошего. Там пустота. Всепоглощающая и отупляющая. Ничего! Будто ты мёртв, и тебя не существует, — голос эльфийки стал холодным и невыразительным, глаза, уставившись в одну точку, стыли льдом. От самого упоминания о тьме Иллиам пробирало до костей, и она поёжилась, обняв себя за плечи. Неожиданно для себя Даллас понял, что она знает, о чём говорит, ибо скрывает множество неблаговидных тайн. — Вот что тебе предлагает твоя жажда мести. Ты этого хочешь?!.. Не советую. Уж лучше боль, с ней можно ужиться.

— Складно говоришь, тёмная, даже выбора не оставляешь. Только я не сосунок безбашенный, чтобы меня с болью примирять. Ты мне скажи лучше, коль такая умная, как мне без Гретхен моей дальше жить? Истинная судьбой единожды дана.

За всю свою долгую жизнь Cаm Veryа не видела, как демоны плачут. Она и не думала, что они способны на такое. А тут узрела, и это было страшно. Слёзы у проклятых обжигающе кровавые, и текут они прямо из глубины горящих глаз заточённого в человеческой оболочке зверя, терзаемого безысходностью и абсолютным отчаянием.

— Вот и я не знаю, — зло утёр демон лицо, огляделся по сторонам и, присев над Квинтом, потянул к нему руку, но в его запястье впились пальцы Cаm Veryа. — Передумала?

— Нет, я поду…

— Что я убью сына вожака?

— Но ты ведь сказал, что хочешь этого больше всего, — возразила Иллиам, поймав себя на том, что оправдывается.

— Хотеть и сделать — разные вещи, — вздохнул Даллас. Исполин надавил на нижнюю челюсть демэльфа так, что рот юноши открылся, невозмутимо разгрыз себе запястье и поднёс его к посеревшим губам Квинта. — Ты идёшь, или полагаешь, у парня времени до чёрта? Я тебя разочарую, ушастая. Он долго не протянет, если мешкать будешь.

— Да, конечно, — спохватилась Иллиам, закатывая выше рукав. — Спасибо, Даллас…

Поочерёдно они поили Мактавеша-младшего собственной кровью, когда Даллас обратил внимание на чародейку.

— Жаль её… Она приходила в башню смертников. Красивая. Меня удивило, что стражники не тронули её.

— Лиэйя из Айердора. Она из касты неприкасаемых, тех, кто приближен к старожилам времени. Таких не трогают ни эльфы, ни демоны. Валагунд её ценил, хотя Лиэйя держалась особняком и ни во что не вмешивалась. Но, видимо, даже неприкасаемые терпят до определённого предела. Она называла Квинта принцем…

— Лайнеф выстоит против мага? — он явно не хотел говорить о демэльфе.

— Лайнеф намного сильнее, чем кажется.

— Кому ты это рассказываешь, ушастая? Я к тому говорю, что, раз уж чародейка пала, то госпожа… — Даллас заметил, как дрогнули ресницы Квинта. — А ну, приводи-ка его в чувство! Похоже, оклемался.

— Квинт, очнись! Квинт, ты меня слышишь? — Иллиам стала хлестать демэльфа по щекам. Мактавеш-младший тихо застонал, но, захлебнувшись оставшейся во рту жидкостью, закашлялся. Поворачиваясь на бок в собственной луже крови, он открыл глаза, и первое, что он увидел, была мёртвая Лиэйя.

— Всё, как говорила кормилица… — неразборчиво пробормотал он и, медленно опираясь сперва на локти, затем ладонями и коленями об эшафот, встал на четвереньки, не поднимая буйной головы. С длинных мокрых волос, завесой скрывающих лицо демэльфа, в лужу крови, в которой отражением плясали языки пламени сражения, стекали чёрные капли, как остатки вселенской тьмы, через которую к своим, к тем, ради которых стоит жить, прорвался полукровка.