Гнездо там, где ты. Том II (СИ) - Зызыкина Елена. Страница 42
Дело принимало серьёзный оборот и могло кончиться как минимум потасовкой, если бы вовремя не вмешался невозмутимый советник. Извинившись перед патрицианкой, он успокоил стражу и на чужеземном языке обратился к своему «рабу»:
— Молох, какого чёрта ты её взял?
— Советник, им что, ночного горшка жалко? Ну, скажи, что нужда раба припёрла. Слушай, а за каким хреном они их напоказ выставили? Проветривают что ли?
М-да… скольких усилий стоило советнику не рассмеяться, когда единственное, что он мог себе позволить — лёгкую усмешку, тронувшую тонкие мужские губы, не ведал никто, однако, он нашёл в себе эту добродетель, что бы разъяснить невежде, как тот заблуждается.
— Приятель, это не ночной горшок. Эта амфора — предмет искусства древних греков и, если не ошибаюсь, она стоит немалых солидов.
— Да ладно заливать-то!
— Я серьёзен как никогда. Так что поставь на место и не создавай мне дополнительных проблем.
— Проблем значит… — потеряв какой-либо интерес к сосуду, Молох кинул его солдатам и задумчиво прищурился. — А ты часом не охренел, советник?! Я проглотил, что ты меня рабом выставил, стерпел, что шлюхе предлагаешь, и я ему проблемы создаю.
Алистар прекрасно понимал, что требует от оскорблённого демона сверх меры, но сейчас как никогда ему было необходимо, что бы тот подчинился.
— Молох, так нужно.
— Знаешь, муть твоя мне во где уже сидит! — Молох приложил кисть руки ребром к горлу. — На кой чёрт нужно, Али?! Ради суки, место которой на сеновале с оравой изголодавшихся парней, или этих идиотов, сотни лет подтиравших зады римским уродам?! Чего бы стоило расшвырять их и напрямки отправиться к твоему князьку? Да на него только рыкни хорошенько, так заблеет, что не нарадуешься. Нет же, наш мудрый советник лёгких путей не ищет! Жалко тебе их, что ли?
— Дело не в жалости, Молох. Нам мир нужен.
— За каким хером мир рождённым в пекле?!
— Мы пришлые, демон. Ради каледонцев.
— Что он говорил? — диалог чужеземцев не на шутку обеспокоил Лукрецию. Она не понимала смысла слов, но чувствовала, что раб противился своему господину. — Может, еще солдат позвать?
Алистар поспешил успокоить патрицианку:
— Всё в порядке. Он утверждает, что этот предмет изготовил его приятель. Мол, видел точно такой же в лавке знакомого мастера в Константинополе. Я пытаюсь объяснить, что он ошибся.
— Вот как? Не думала, что в Византии у рабов столько свободы, и не предполагала, что мастеровые не гнушаются панибратствовать с ними.
— Цивилизация не стоит на месте, госпожа. В Константинополе довольно лояльные нравы, там терпимее относятся к рабам.
— Тогда понятно, отчего он был так… хм… взвинчен, когда я трогала его, — воодушевлённо облизала она губы и подошла вплотную к Молоху. — Спроси, я ему нравлюсь?
Нахалка взяла ладонь Молоха и положила себе на грудь. Эльф закатил глаза, но перевёл вопрос для демона.
— Ушастый, я демон вольный, рыжая… — сжимая в ладони женскую грудь, осклабился он, — ничего так, даже очень. Но ежели ты смешал меня с дерьмом, когда с князем разберёшься, её тоже ублажишь, иначе, сам знаешь, я могу и передумать. Тем паче, что обещался ты ей.
— Ультиматум ставишь? — металлом прозвучал голос эльфа. Обещания обещаниями, но Алистар не собирался заходить так далеко, ибо сама мысль о сексе с этой особой ему претила. Плавными изгибами перед мысленным взором воскресало иное тело, более соблазнительное и желанное: — Не забыл, что я женат?
— Это ты расслабился да запамятовал, с кем дело имеешь. Я не раб и не трактирный потрахушник для пользования богатых сук, — опустил Молох руку и, демонстрируя нежелание больше разглагольствовать, принял должный рабу покорный вид.
— Молох… — Алистар хотел было что-то сказать, но осёкся, завидев, как открылись двери в покои Вортигерна.
— Что же он ответил? — нетерпеливо спросила патрицианка, косясь на дворецкого князя.
— Он сказал, что госпожа прекрасна настолько, что достойна любви свободного мужа, а не жалкого раба, страсть которого скована цепями, — льстиво промолвили жёсткие губы в то время, как в глазах их обладателя стоял промозглый лёд.
— Так в чём же дело? Я заплачу за его свободу.
Алистар схватил её за руку:
— Ты так его хочешь?
— Как драная кошка вас обоих, — беззастенчиво призналась мерзавка и устремилась на аудиенцию…
«Выход найдётся обязательно. Должен быть, стоит взглянуть на ситуацию под верным углом», — вспоминал советник слова Валагунда, анализируя ситуацию. Он твердил их, ожидая в атриуме возвращения Лукреции, успокаивал ими свою смятённую душу, завидуя спокойствию прозрачной глади дождевой воды в небольшом бассейне. Как магическое заклинание, они роились в его голове и давно набили оскомину, когда каледонец отстранённо отмечал, насколько сильно империя повлияла на быт и нравы бриттов. Сцепив за спиной в замок руки, вместе с шагами по керамическим плитам особняка советник чеканил эти слова, ощущая на себе удовлетворённый взор демона.
Никто из смертных и не заподозрил бы, что надменный, подтянутый красавец, равнодушно поглядывающий по сторонам, теперь жестоко корил себя. Он был собой недоволен, ибо не принял в расчёт акульей хватки Лукреции. Задетый за живое Молох, разумеется, спаскудничал, что лишний раз подтверждает: чёрную душу демона никакими белилами не выбелить. Хищная тварь останется ею, да и возможно ли ждать другого от ограниченного, твердолобого и озлобленного головореза? Отвратительно, что в действительности это его промашка, Алистара Кемпбелла. Завидев патрицианку ещё на дворе, он узнал её, припомнив рассказ Иллиам об рыжеволосой блуднице, и сделал на неё неверную ставку. Точнее, верную, так как цели свой добьётся, и к Вортигерну Лукреция его, несомненно, приведёт, можно сказать, уже привела, но вот плата! Эх, знал бы где упадёшь, как говорится…
«Проклятье! Где этот правильный угол? — Алистар остановился и нахмурился. — Хотя, быть может… Погоди-погоди минуточку, господин советник… А если взглянуть на происходящее с позиции князя? В том, что Вортигерн хитёр и вероломен, я уже имел удовольствие убедиться, но удивляет беспечность сюзерена. Не абсурдно ли держать при себе столь слабое звено, как Лукреция — девицу, несомненно, красивую, но на редкость распутную и взбалмошную? Хм, довольно глупо и весьма опасно для светлейшего. Если только это не декорация… Так что же получается? Вортигерн бросает вызов Мактавешу, по сути объявляет Каледонии войну, а, значит, обязан хотя бы ради собственной безопасности проявить максимальную бдительность, ожидая ответной реакции от разъярённого вождя, но в Лондиниум, находящийся на предвоенном положении, беспрепятственно проникают двое, и вместо того, чтобы быть немедленно задержанными и допрошенными, сия блудница встречает их, то бишь нас с Молохом, с распростёртыми объятиями и фактически приводит в святая святых. Что это, преступная беспечность или намеренный расчёт тонкого политика?»
Острый взор советника мгновенно резанул серебром близ стоящих стражников, интуиция обострилась, эльф сосредоточился, с жадностью всматриваясь в ауру, обволакивающую тела людей, но, к собственному разочарованию, ничего особенного не заметил, кроме профессиональной настороженности служивых к чужеземцу, смевшему потревожить покой их господина. И тем не менее Алистар был уверен, что — то не так. Не верил он в счастливые случайности.
Кемпбелл приблизился к демону и, рассматривая довольно внушительных размеров настенную роспись со сценой портовой жизни Лондиниума, на языке тёмных негромко произнёс:
— Сдаётся мне, мой мстительный друг, что наш визит в сии чертоги был ожидаем.
— А я вот мыслю, эльф, что ты просто сдрейфил, — гоготнул Молох. — Ну давай, признавайся, сучку трахать не хочешь? Скрутила тебя твоя жёнушка, за яйца прихватила и держит накрепко.
Как нельзя кстати именно в этот момент двери в покои князя вновь отворились, и в проёме показалась рыжеволосая Лукреция, подзывая Алистара.