Возьми моё сердце...(СИ) - Петров Марьян. Страница 12

— Чем? Свечку подержать?

— Ты о чём?

Палыч и его помощники, уже заинтересованные нашим покусыванием, высовываются из своих углов, как червяки из яблока, ещё бы — театр даёт драму. Смотрю на Ромку и понимаю, что спасать надо парня от самого себя. Гордость в чести, но при этом сердце не должно на куски пластаться, а губы — искусываться в хлам. Надо что-то сказать немедленно, чтобы прервать эту агонию, притушить запал, и вернуть на планету отчаянного, бесшабашного пофигиста, который задумал украсть моё сердце без остатка. Хорошо подумать, а как сделать? Ещё немного… и Ромка сядет на реанимированного «Стида» и рванёт в сторону, противоположную моей мечте. Мы оба выводим байки на трассу, отчаянно цепляя глазами элементы нашей одежды, выражения лиц и глаз. Пацан скалится, упрямо вскидывает голову, отчего чёлка красиво взметнулась и легла на лоб, и я вижу… вижу тот ненаигранный оттенок печали в голубом пристальном взгляде. Ромка ничего не говорит, просто прощаясь, поднимает вверх руку и машет ей в сторону города. Мужик решил — мужик сделал. Садится в седло, несколько секунд катает байк взад-вперёд, точно проверяет колеса, и начинает пялить на голову шлем.

— Эй, Ромео! — мой голос немного хрипловато выстреливает в неестественно прямую спину Ромки. — Дело есть.

Поворачивается, в глазах робкий отблеск надежды, что я таки нашёл выход из лабиринта безысходности.

— Догонишь меня… — приглушаю голос до интимно-низко-бархатистого, — будешь сверху! — секунда и я рванул на Байк-Фест, прекрасно понимая, что когда оглянусь назад минут через десять, краем глаза зацеплю старый «Стид», на котором моё персональное наказание пытается сбежать от своей переубеждённой гордости. И улыбнусь… Потому, что хочу.

Ромка

— Ах ты ж бля! — проносится восхищённое на краю сознания… да какого сознания — прицельным в голову! — Коварный сукин сын! — не могу не восхищаться, сильнее выжимая педаль газа почти до упора, но мощности всё равно не хватает, плетусь в хвосте, отслеживая Лёхину траекторию и копируя её по миллиметрам. За спиной постепенно разворачиваются сложенные крылья, почти прибитые намертво к спине.

Скорость кипятит кровь и сам, несмотря на притяжение, словно отрываюсь от земли. Без вина пьяный. Одними эмоциями. Сумасшествие какое-то. Но! Спор есть спор и будь я проклят, если не заломаю этого спорщика в коленно-локтевую!

Трасса сужается в две полосы, по каждой для одного из движений. Лёха, совершив маневр, перестраивается на фуру впереди меня, разбив колонну, чем вызывает явный протест и галдеж сигналов. Притормаживает. И если не сейчас, то на пустой трассе я его точно ловить устану.

По громкой связи голосовым набором вызываю Семёныча, он как раз идет впереди колонны, уводя мои три и прибившиеся четыре машины в горизонт. Гарнитуру нацепил еще у СТО, рабочая привычка.

— Семёныч, дело есть. — говорю быстро, время утекает от меня, как вода сквозь пальцы, Лёха уже примеряется, оценивая обстановку, готовясь идти на обгон.

— Ты мне и так должен по гроб жизни! — возмущается эмоционально, но я слишком занят грядущими прогнозами того, во что мне выльется очередной загон.

— Хрустика видишь за «765»? Пацанам скажи, чтобы поджали его, мне обогнать надо.

— А что мне за это будет…

— Сочтёмся. Давай! — рявкаю в последний момент, уже под загоревшийся Лёхин левый поворотник. Машина перед ним сбрасывает скорость, ему ничего не остаётся, как тормознуть, глянув на меня в зеркало, то ли предчувствуя мой ход, то ли предполагая засаду.

Сам выныриваю — встречка пошла, ну и дёрнул по обочине, поднимая столб пыли и выслушивая в гарнитуре ор коллеги, какой я распиздяй и убьюсь же к ёбаной матери! А мне, может, есть ради чего рисковать…

Алексей

Колонна на дороге более, чем некстати. Матерят меня гулкими голосами. Такое впечатление, что пацан способен договориться даже с небесной канцелярией, если припрёт. Явно от Ромки прилетело распоряжение, и теперь я оказался в том месте, которое так неосторожно пообещал. В зеркало вижу, как этот отчаянный парень выезжает на обочину, на которой несомненно потеряет скорость, но если… я не выберусь из стаи фур, то… На моё «несчастье» по встречке прорывается настоящий понос разнообразных Тойот. Я жду карман, но пока тщетно. Единственное, что меня изнутри распирает гордость: борьба идёт за мой тридцативосьмилетний зад, который вполне себе в топе желаний молодого парня. Вижу просвет и готовлюсь к маневру, ибо какой русский сдастся без боя? Ромке остаётся всего ничего долбить подвеску по грунтовке. Я сдаю назад, пугая огромную железную тушу за мной, и вырываюсь из колонны. Ромка, интересно, знает, что у меня 600-й «Стид»? Ладно, потом расскажу. В этот момент впереди меня как-то всё некрасиво меняется: вторая фура от начала вдруг начинает выворачивать на обочину, а на меня почти в лобовую вылетает охеревший «Мерин»*. Мерин?! Кто-то решил сдохнуть красиво в гробу за три ляма? Ну, я буду смотреться в поцелуе не так эффектно, как фура. Рву с места резко влево, выкручивая ручку до упора, порвав напряженно застывший воздух бархатно-раскатистым рыком. Кровь в жилах вскипает за считанные секунды. Безумству храбрых споём посмертно? А хрен вам на лопате! «Стид» максимально укладываю набок, улыбнувшись самоубийце в «Мерседесе». Меня подбрасывает на обочине, и мы с Романовским пилим по бездорожью параллельно друг другу, но пацана я из-за колонны практически не вижу. Динамика у Ромкиного коня послабее, поэтому… наверное… поступлю по-мужски, делаю вид, что спотыкнулся и вынужденно торможу. Позади уже куча-мала и начало разборок водителя «Мерина» и дальнобойщиков с монтировками. Хотел умереть красиво, а придётся с позором. Впереди неожиданно пустая трасса, по которой ко мне по странной траектории «еду как хочу» возвращается Рома.

Ромка

— Ты охуел?! — ору в наглую, наплевав на разные весовые категории, остановившись рядом и скинув шлем, сам едва не слетаю с байка, крепче вцепившись в руль. — Это что за поддавки?!

— Случайность.

— Пиздометр выключай! Я своими глазами всё видел… — не буду же я ему рассказывать, что мне шёл обзор с комментариями по гарнитуре.

— Прикинул разницу в мощностях, — не слишком охотно оправдывается.

— Ты это меня так успокаиваешь? Вот спасибо. Ещё бы слюни мне подтёр, как ребёнку!

— Ром… — с давлением, да куда там, понесло уже.

— Много лет уже Рома, — хватаю шлем, надевая обратно и круто выруливая в правильном направлении. — Поехали, а то оба встрянем, дальнобои таких вывертов на дороге не прощают, — хлопаю «забралом» и плавно трогаюсь, тут же торможу и вздёргиваю лицевой щиток обратно. — И, как говорила моя мать в худшие времена семейной жизни: я с тобой не разговариваю! — дёргаю на трассу, выжимаю сцепление, плавно отпускаю и выворачиваю ручку газа на себя.

Поддался. Поддался!!! Так бывает вообще? А если бы я проиграл, он мне в знак утешения конфетку сунул?!

Психоз не выветривается даже на скорости. На байке она ощущается резче, хотя в разы ниже, чем если бы двигался в тачке. В своей без проблем по трассе сто шестьдесят держал — помогало отвлечься, слишком сосредоточенным приходилось быть, а тут как перемкнуло, надо остыть. Мигаю поворотником, сбрасываю скорость, пристраиваясь на обочине. Надо покурить…

Алексей

Обиделся… И объяснять Ромке, что я спасал байк и желанную им задницу, пожалуй, теперь бесполезно. Улыбочками положение не исправить, тут надо ломом и по-русски. Смотрю, притормаживает у обочины, закурить свои психи моими сигаретами. Подъезжаю и легонько пинаю его «старичка» в заднее колесо.

— Курят только победители. Трасса перед тобой. Дубль два. И только попробуй сказать, что не хочешь!

Отрицательно мотает головой, постепенно приводя мысли в порядок. Долго тянет дым из фильтра, удерживая его в лёгких до последнего и плавно выдыхает.

— Не-а, — оборачивается назад, цепляет меня за куртку на груди и тащит к себе, что едва не выдёргивает из «седла», — убьёмся, нах, — прицельно смотрит в глаза, слишком спокойно для того, кто десять минут назад кипятком ссался. — А тебя я всё равно выебу, — произносит раздельно по слогам на лёгких шипящих. Тянется сам, чмокает с резким чавкающим звуком в сухие губы, так же неожиданно отпускает, как ни в чём не бывало экипируясь, и плавненько трогается с места.