Возьми моё сердце...(СИ) - Петров Марьян. Страница 13

— Это значит, да? — громко говорю в отъезжающую неестественно прямую спину, почти уверенный, что Рома в шлеме меня не услышит, но… Пацан притормаживает опять:

— Так я с тобой вообще не уеду, Леший! Чего, «да»?

— Ты со мной до конца… ну… до самого феста?

— Я тебя обогнал и свой приз терять не намерен. — поправляет лицевой щиток, но я вижу отблеск облегчённой улыбки.

Даю Ромке отъехать ровно на одну скуренную в четыре затяжки сигарету. Щурюсь на яркое солнце в синем небе, вспоминаю многообещающий шёпот, не сулящий мне ничего хорошего, сплёвываю в сухую траву обочины. Четыре дальнобойщика уже понимающе хлопают по плечам хозяина «мерина», отмеривая сочувствующие взгляды. Я убеждаюсь, какие хорошие люди живут в моём… в нашем городе. И отправляюсь в путь.

Ромку нагоняю довольно быстро: у реанимированного байка под пацаном словно началась вторая молодость, рычит и рвётся вперёд. Плавно обруливаю, едва не коснувшись его бедра ногой. Качнулся. Зыркнул на меня. Уже вижу стиснутые зубы и чуть хмурящиеся от досады брови. Даю себя догнать, потихоньку сбавляя скорость, Ромка так проезжает мимо меня в опасной сладкой близости тел. Мы не едем, а бесхитростно танцуем на асфальтовом полотне, отмеряя метры, как шаги, продолжая присматриваться друг к другу.

Пару раз мы останавливались попить воды, каждый раз залипая на губы, жадно приникающие к одному и тому же горлышку бутылки. Один раз плотно перекусили в придорожном кафе, где нам ужасно не понравилось. Вышло так, что мы наслаждались молчаливыми поединками на дороге, просто летя вперёд.

К шести вечера добрались до следующей моей обязательной точки: палаточному городку, в котором не один год неизменным составом отдыхали истинные гурманы-экстремалы. Нас, вернее, меня, встретили с распростёртыми объятиями. Ромку затискали девчата и утащили куда-то по крайне важному делу, хоть он и орал, что голодный настолько, что спать негде. Я задержался перетереть ночёвку с администратором лагеря Владом Перешогой, коренастым брутальным мужиком, чуть постарше меня. Тот сказал, что без проблем выделит палатку, но мы участвуем в вечернем сабантуе в честь Дня молодежи. Нас накормили ухой и пловом, что называется «от пуза», объяснив, что перед грядущей пьянкой надо хорошо поесть. Ромка сидел загадочный, не говоря, что с ним сделали вне моих глаз, и наворачивал за троих. Куда только в него помещалось?

Полтора часа отдыха по обоюдному согласию решили проваляться в предоставленной палатке. Покурили, искупались, объедаемые взглядами местных девчат, и заползли в замкнутое пространство на старое, сердобольно кем-то одолженное покрывало.

Лежим оба на спине, глядя в зеленоватый парусиновый потолок и молчим, слушая дыхание друг друга. Внезапно с моих губ срывается странный вопрос:

— Ромк? А как ты любишь? Что для тебя важно в отношениях?

— Боюсь тебя разочаровать, но я не умею любить. Испытываю к определённому человеку определённый набор чувств, меняя его по мере знакомства или его поведения в целом, но чтобы как в книжках пишут, — невесело усмехается, укладываясь поудобнее, — я так не умею. Наверное, потому что циник. И мудак. И хамло. И вообще остерегайся, а то я тебя плохому научу, — смеётся странно, а губы кривятся. — А ты?

— А я пока не встретил человека, которому моя любовь бы пригодилась. Жена не в счёт — это был вполне достойный жизненный эксперимент, благодаря которому у меня теперь есть замечательный пацан. А так… — молчу, глядя ему в лицо, снова поражаясь, насколько оно красиво, — при всех моих неотразимых внешних данных меня, похоже, рассматривают, как качественного ёбаря и эгоиста. Сам виноват, наверное.

Ромка немного хмурится.

— Я бы не сказал…

— Чего?

— Что ты циник и эгоист.

— Ага! — усмехаюсь. — Альтруист и пацифист в одном флаконе!

— Ты… прикольный… для взрослого мужика. Словно ваще нет таких проблем, которые бы ты не смог сам решить.

— Я не стараюсь производить впечатление надёжности, ибо ни хрена не надёжен. Я люблю по-своему, жёстко и до крайнего нерва, люблю сам устанавливать вехи, люблю охранять своё, как зверь. Только… не всем подходит такая форма отношений.

— А как же… измениться ради кого-то? Ты ж вроде из правильного поколения людей? — насмешливо скалится Роман.

— Я не правильный, я — взаимный. — дотягиваюсь рукой до щеки пацана, провожу большим пальцем по скуле, по губам, жду, когда дыхание его чуть споткнётся о мгновенно вспыхивающее желание, придвигаюсь ближе.

— Если тебе это интересно, Ромк, ты попадаешь в мой формат «как я хочу». Без управления, внимания на дороге и режимов переключения скоростей. Знаешь, что это значит?

— Скажи сам, мне гадать вилы.

— Ты — свой, как бы объяснить… ты — настоящий.

— Гемор я настоящий. — Рома первым накрывает мой рот, всасывается, постепенно увлекаясь процессом, тянет меня на себя. — Ты просто ещё этого не осознаёшь…

Перекатываюсь, подминая пацана сильным телом, опираюсь на локти, чтобы снизить давление. Члены, соприкоснувшись через ткань трусов, уже живут своей половой жизнью. Потираюсь о парня, в остром желании запечатлеть свой запах на коже, не тороплюсь вести в этом слиянии губ. Мне нравится его самоуверенность. Через десять минут разрываю поцелуй, так и не дав воли рукам. Рано! Белый день на дворе, и парусиновые стены вокруг не уберегут наше право любить так, как хотим мы.

====== День Молодёжи ======

Алексей

Интересно, но в руках мы себя с Романычем удержали, и дальше поцелуя и взаимного морального изнасилования взглядами не пошли. Пока. Ближе к вечеру нас позвали. Вылазим из палатки, как братья-близнецы в одинаковых джинсах и одинаковых, бля, футболках. В одном магазине, что ли, незаметно для себя отоваривались? Девчонки, которые за нами пришли, в кулачок хихикают и поправляют на головах огромные венки из листьев, веточек и цветов. Волосы распущены, как у русалок-мавок, платьица простые, ноги босые, глаза наивные, как будто из другого мира. Откуда такие народились? Скашиваю глаза на Ромку, пацана не узнать. Действительно — «би»! Тут же приобнял за плечи двоих помельче, одной, что-то на ухо промурчал, вторую — в щёку быстро чмокнул. И не увидел, наверное, как на меня в упор смотрят бархатные золотисто-карие глаза. Молодая женщина… около тридцати двух… трёх… рыжие волосы плетями по плечам… Делаю шаг.

— Привет, Риш.

— Привет, Леший! — даётся в руки со зрелым пониманием того, что она мне нравится, но ровно настолько, чтобы было хорошо и приятно нам обоим. Я знаю её лет пять, и каждый раз… это один раз… как прививка на целый год, чтобы получить странную мистическую силу этой природы вокруг. У неё семья, двое детей, надёжный мужик рядом, которого она любит и не бросит никогда. Но каждый год уже пять лет, она едет в этот палаточный городок, чтобы встретить меня. И я целенаправленно заруливаю сюда, чтобы не обмануть её ожидания, насытить чувственность, напомнить, что живая и имеет право на ошибки. Молчаливый побег и договор с совестью. И снова… ни разу ни одной просьбы остаться. Словно я — ключ, чтобы отомкнуть свободу, выгулять её на свежем воздухе, зарядить особой энергией и… отпустить в привычный мир.

— Опять гонишь на фест?

— Угу.

— Как семья? Не надумал к жене вернуться?

— Риш, не смеши! Второй раз её на те же грабли? Пусть ищет нормального мужика. — осторожно обнимаю за гибкую мягкую талию. Знаю, что сволочь. Знаю. Но за это не сажают. Ирина тянет меня за девчонками, которые увели Ромку.

— Что за фактурный парниша? Твой?

— Свой собственный, Риш.

— Так я и поверила! — карие глаза смеются.

— Ты мне лучше, рыжая, скажи, что Влад Каримыч в этот раз удумал?

— Песни, танцы, стихи, байки у костра — всё, как обычно! Как ты любишь! — встаёт на цыпочки и тянется к губам. Поднимаю глаза и вижу напротив метрах в трёх серьёзное Ромкино лицо. На пару секунд серьёзное, потом его искажает недобрая многообещающая усмешка, а я незаметно для женщины, застывшей в поцелуе, развожу длинными руками.