Три короны для Мертвой Киирис (СИ) - Субботина Айя. Страница 27

— Два года назад, мой император.

— И что же ты делала все эти два года? Играла с сестрами?

Намек был недвусмысленным.

— В том числе и это, мой император. Наставницы учили нас познавать свое тело… множеством способов. — Странно, но вопросы понемногу успокоили Киирис, заставили свыкнуться с тем фактом, что она по-прежнему стоит перед ним абсолютно голая.

«Боги, пусть он не прикажет рабыне…»

— Я хочу увидеть твое удовольствие, Киирис, — приказал он. Жестко и четко обозначил свою потребность. — И у нас совсем нет времени, поэтому советую поторапливаться с этим, вместо того, чтобы искать причину отказать.

— Разве я могу отказать моему императору?

Киирис шагнула к нему, но Дэйн остановил ее одним коротким «Нет».

— Корта, пододвинь госпоже кресло.

Рабыня тот час исполнила приказ. Киирис села, руки сами дернулись вверх в попытке прикрыться, но она справилась с минутной слабостью. Дэйн хочет смотреть. Пару раз наставницы заставляли делать нечто подобное тех сестер, которых одолевала непозволительная слабость к стыду. Наложница должна быть раскрепощенной, иначе она не сможет доставить радость своему господину. А о том, каких именно «радостей» желают богатые господа, ходили целые легенды.

Сама Киирис лишь раз прошла через подобное и не сказать, чтобы справилась блестяще. Но тогда напротив сидели наставницы, которые желали лишь приструнить ее стыд: она выполнила требование почти механически, без возбуждения со слабой физической разрядкой. Ощущения были сродни простой щекотки: быстры и короткие. От них даже голова не закружилась.

Но сейчас напротив сидел Дэйн: крепкий сильный и безупречный мужчина, под взглядом которого все ее сознание трепетало, будто одинокий листок на ветру.

— Ноги, Киирис, — напомнил император, когда она несмело опустила ладонь на живот.

Она развела колени, но Дэйн все еще не выглядел довольным. Пришлось сесть на край кресла, оперевшись сзади на руку, чтобы не упасть, и развести ноги под прямым углом.

— Мой император желает именно этого? — Она опустила ладонь ниже, скользнула пальцами по гладкой коже, нырнула между складками — и замерла.

— Продолжай, мейритина, — уже чуть тише, с заметно хрипотцой, потребовал Дэйн. — Спой для меня.

Безумие какое-то. По голодному взгляду видно, что он хочет большего, чем пару раз почти целомудренно ее приласкать или смотреть, как она собственными пальцами будет доводить себя до экстаза. Похоже, у императора тоже есть своя игра, но, в отличие от странностей Рунна и Раслера, Киирис не видела и намека на правила. Знала лишь, что Дэйн любит подчинять, будь то города или женщины, и не будет благосклонен к строптивым.

И все же, что-то в его взгляде заставляло мейритину думать, что именно с ней его жажда повелевать обретает новые, ему самому непонятные эмоции. И эти эмоции… намеки на эмоции, намеки на его желание обладать ею всецело и безгранично позволили родиться в ее теле чему-то теплому и пока непонятному. Чему-то такому, чего не было на испытании перед наставницами. Да и не могло быть.

Она прикоснулась к себе легко, едва порхнула пальцами по тонкой грани удовольствия. Подобные игры никогда особо ей не нравились, но сейчас это было представление для него, для Дэйна. И от одной этой мысли в голове сладко зашумело. Все трезвые мысли и остатки стеснения постепенно выветривались, уступая место единственному желанию — доказать ему, что ей не нужно быть страстной любовницей, чтобы заставить его тело изнывать от желания. Он должен желать ее вот такую: смущенную, но покорную, податливую, но неразгаданную.

Его сила и уверенность будили в ней странное ответное желание: подчиниться, стать той, рядом с которой он забудет о всех своих Военных советах и походах. И она разгоралась. До дрожи в коленях, до сбивчивого дыхания, до искусанных губ.

Пальцы скользили вниз и вверх, лишь изредка прикасаясь к той точке, которая уже трепетно ныла даже от намека на прикосновения. Когда-то, в Кераке, одна из сестер научила ее, что удовольствие нужно смаковать, будто сладости: не запихивать все сразу в рот, лишь бы проглотить, а смаковать, откусывая крошечные кусочки. И наслаждаться каждой нотой вкуса. Иначе для чего тогда вообще начинать?

— Не закрывай глаза, Киирис, — был следующий приказ. — Смотри на меня и не останавливайся.

Это было куда сложнее, чем справиться с недавним приступом стыда. Дэйн так и сидел там: почти расслабленный, как будто видел нечто подобное множество раз. Скорее всего, так и было. Но его горячий взгляд выдавал истинные чувства.

И Киирис, насытившись его с трудом сдерживаемой страстью, раскрылась еще больше, ощущая себя едва ли не экзотическим цветом, который живет лишь для того, чтобы на несколько мгновений распахнуть лепестки.

Она невольно застонала и выгнулась, когда подушечкой среднего пальца прижала самую горячую точку. Томное удовольствие сменилось яркими ударами наслаждения. Они, словно бич в руках мастера, хлестали ее по ногам, бедрам, затем поднялись выше, раз за разом обжигая с каждым новым движением пальцев. Ладонь стала влажной, клитор набух, и Киирис с трудом заставляла себя усидеть в кресле. Бедра едва не подпрыгивали, ерзали из стороны в сторону.

— Я хочу тебя слушать, Киирис. В твоем мычании сквозь зубы нет ничего приятного.

Губы разомкнулись сами собой, от самого низа живота к груди хлынула волна едва сдерживаемого удовольствия. Она закричала: сначала это был почти неслышный стон, но когда пальцы надавили сильнее — из горла вырвался настоящий крик.

— Киирис, где ключ? — спросил Дэйн.

Что? Боги, он что, действительно хочет поговорить об этом СЕЙЧАС?

— Мой… император… — Голос предал ее, слова больше напоминали жалобный скулеж.

— Не останавливайся, Киирис, — приказал он уже жестче. — И отвечай на вопрос: где проклятый ключ к твоему таэрну?

Она прикусила губу — и едва не вскрикнула, когда Дэйн неожиданно оказался рядом. Встал между ее широко разведенных ног, лишь слегка притрагиваясь к обнаженной коже.

Его лицо за пеленой длинные волос было одновременно и диким, и потрясающе красивым. Как будто в этого мужчину вселился сам Соблазн, и с каждой секундой отсекал куски от его самообладания.

— Я не знаю, где он, — с трудом, но все-таки смогла произнести она.

— Уверена, что не лукавишь? — Дэйнперехватил ее руку, останавливая. А потом навис всем телом, словно хотел раздавить в случае неудовлетворительного ответа. — Ты должна знать, Киирис, потому что я никогда не поверю, будто мысли о побеге и свободе никогда не посещали твою рогатую голову.

Мейритина зашипела прямо в его суровое лицо, отпрянула, пытаясь поймать собственные пальцы, но Дэйн отодвинул ее руку, отодвинулся сам. И вовремя.

— Я не знаю, мой император, — простонала она сквозь лихорадочно стучащие зубы. Злость смешалась с вскипевшим желанием и, вопреки ее воле, выплескивалась бесконтрольными вспышками агрессии. Будь он чуть ближе, этот коронованный поганец, она бы обязательно вонзила в него зубы.

— Он где-то в Кераке? Спрятан под завесой? Такие вещи не кладут в сундуки и не зарывают под землю.

— Жрицы маскировали все, что представляло хоть какую-то ценность, Дэйн. — Она нарочно назвала его по имени, чтобы, наконец, разрушить преграду отрешенности, которую император так тщательно оборонял. — И если ты, Дэйн, желаешь им владеть, придется постараться, потому что это яблочко ни за что само не упадет тебе в руки.

Он осклабился: широко, плотоядно, как триумфатор улыбается в лицо поверженному. А потом рывком поставил ее на ноги. Киирис пришлось вцепиться в его плечи, чтобы не упасть. Колени предательски дрожали, между ногами болезненно ныло. Мейритина даже укусила себя за нижнюю губу, лишь бы не захныкать или, что было бы куда хуже, умолять Дэйна разрешить испытать последние, самые сладкие эмоции.

— Корта, одень госпожу. Полагаю, будет уместен риаг [18]. Я распоряжусь, чтобы мои гвардейцы лично сопроводили вас в зал, где собирается Малый военный совет.