Зверь лютый. Книга 24. Гоньба (СИ) - Бирюк В.. Страница 10

Первая однозначно воспринималось как злодейство.

Рабство для русского человека — обычный элемент окружающего пейзажа. Потолкаться, побегать, наплевав на запреты — норма поведения. Нет причин для репрессий. Ванька Лысый за это режет? — Злыдень.

Оправдаться по этой теме перед народом — невозможно. Надо прежде народ поменять. Я и не пытался. Оправдываться.

Вторая была в информационном поле более «горячей». Действия Феодора затронули куда больше людей, продолжались долго. Князь Андрей довольно шумно разгребал «наследство» епископа. Оставались в немалом количестве и Федины «выкормыши» — люди, которые в большей или меньшей степени были пособниками его злодеяний.

Я решил «топтать» эту тему. И мы, с Хотеном, разработали первую нашу «стратегию информационной кампании».

В Залессье были запущены две версии.

1) Официальная.

Воевода казнил шиша речного. С присными. По закону.

Аргументы: фактические. Разгром Балахны, убийство людей Воеводы Всеволжского на его земле.

В духе:

«Огуречик, огуречик

Не ходи на тот конечик.

Там мышка живёт,

Тебе хвостик оторвёт».

С дополнением: «Зверь Лютый» — не мышка, оторвёт не «хвостик», а голову.

По сути — обращение к разуму, предупреждение другим «лихим людям». Информирование. С «вбиванием гвоздя» в конце:

«…а голову сохранил для коллекции…».

Неизвестное слово заставляло задуматься, запомнить, повторить текст про себя ещё раз. И давало ощущение перспективы: не разовое событие — рутинный элемент тамошней жизни. Где шишам рубят головы машиной и не хоронят, а складывают куда-то… «Для кол-лекции». На колья вдоль забора насаживает? А кто такие — «лекции»?

2) Другая же версия обращалась к чувствам. К образам, мифам, стереотипам.

Федор одержим был демоном, да не простым, а из ближников Сатаны. Названо было и имя демона. Причём, для повышения детальности и актуальности, несколько разных. Люцифер — гордыня, Мамона — алчность, Асмодей — похоть, Левиафан — зависть.

Вельзевула (чревоугодие) и Бельфегора (лень) — пропустили. У нас на Руси всякий нормальный человек любит хорошо поесть и на боку полежать. Неявный упрёк слушателю вернётся бумерангом рассказчику — выкинут за порог.

Позже, при пересказе уже самими туземцами, носители разных версий между собой ожесточённо спорили, отстаивая истинность сообщённого им знания. Такие споры продлили жизнь нашему «инфовирусу».

Федя, одержимый демоном столь высокого ранга, до времени скрываться мог, иконы да вода святая на него не действовали. А тут силу почуял, истинный лик явил — настоятельницу монастыря Манефу полонил, кровь сосал, на потеху приспешникам отдал, «ославил игуменью праведную блудницей бесстыдной перед людьми добрыми».

Асмодей — людям интересен. Выражает скрываемые сексуальные фантазии. Тщательно подавляемые христианским обществом. Тут уж местные «репродукторы» такую изобретательность в подробностях проявили…!

«И вылезло из него нутро его сатанинское!»… Вплоть до размеров, окраски и гравировки по контуру.

Истребив да покорив многих, Христу-богу людей преданных, пошёл сей демон в обличии первосвященника Ростовского по «Святой Руси». Не может сатанинское отродье на одном месте сидеть, диавольский голод его обуревает, новых душ христианских ему надобно.

В Костроме распознал демона монах-бесогон по прозванию Теофил из Свято-Георгиевского монастыря. Уж на что крепок был тот Теофил. И бесов гонять — выучен, и верой — твёрд. Ан сил не хватило, налетели воронами приспешники диавольские да в железа взяли.

И возгордился Люцифер немеряно. (Вариант: и воспылала алчность Мамоны-Феодора…).

И уж вовсе решился он погубить осиянного светом Богородицы Воеводу Всеволжского (много язычников в веру христову обратил сей воевода), да Небесная заступница не позволила.

Да, люди добрые, того самого. Коему прозвище — «Зверь Лютый». Сиё — от людей глупых, сути не видящих, смысла не знающих. Ибо люто рвёт он всякую лжу-неправду, бесовщину с поганщиной. Зверски рвёт-вырывает. Аж и хрипы живым басурманам перекусывает. Всяким злыдням-нехристям. А матушка, Царица Небесная, душу-то его прозревая, тому воеводе благоволит, платом своим чудотворным оберегает. Воителя славного за веру христианскую.

Вот и встретились они на реке, на Волге. Феодор-епископ, с золотыми серафимами по подолу да с демоном премерзким в душе, да «Зверь Лютый» в сапогах стоптанных да с покровом Богородицким под видом косынки простой беленькой.

Нут-ка прикиньте, люди добрые. У одного — шёлк на брюхе да демон в требухе, а у другого — рубаха льняная да милость неземная. Ну, и чьему верху-то быть?

Однако ж, не запросто так. Была про меж них смертная битва-сражение. Следы-то там, в Балахне-местечке, и по сю пору видать.

Метался Феодор, аки зверь рыкающий, демон адовый, огнём палил, пол-деревни сжёг. Вышел супротив него новокрещённый Хусдазад, душа чистая, грехами не замаранная. Да силён демон-то: обе руки ему опалил, одежонку-то прям на теле молодецком пожёг. Уж совсем пришла смерть неминучая к добру молодцу.

Ан нет: подскочил тут к исчадию ада Воевода Всеволожский, помолился силам небесным, воззвал к Заступнице истово, перекрестился троекратно по обычаю, да и пнул порождение тьмы со всей силушки молодецкой, сбил с ног, руки цепью хитрой запер да пасть заткнул.

Ибо сила в том Феде — демонская. Ибо словесами своими — многие души прельстил он. Да и смрадом серным от него несёт, пованивает.

Привезли того демона со подручниками во славен город Всеволжск, кинули в подземелья глубокие, затворили запоры крепкие. Сел тогда Воевода да призадумался. Призадумался да опечалился. Ибо не убить того демона ни мечом, ни копьём. Не берёт его ни вода глубокая, ни огонь жаркий. А демон-то — сила сатанинская! — в подземелии-то ворочается, славен город Всеволжск-то потряхивает.

Три дни не сходил с места «Лютый Зверь». Уж и на что он лют да искусен, а не знал способа. Три дни не пил, ни ел — думу думал. А на третью ночь взмолился покровительнице своей, Матери Христовой. И сжалилась заступница, подсказала-посоветовала.

И построил Воевода с мастерами всеволожскими машину особенную — «Врата Смерти» называется. Никогда допрежь такой не было. Ни на Руси Святой, ни в иных царствах-государствах. Так ведь и Богородица-заступница не всякому помогает, научает да советует. И сказнил Сатаны ближника, слугу «Князя Тьмы» верного. Дабы не ходили такие по «Святой Руси», не терзали души православные.

А чтоб и этот не мог, в пекло вернувши да отдохнувши, да в злобности своей укрепивши — с новой силою на Русь воротиться, приковал Воевода заклятьем невиданным-неслыханным беса к кости мёртвой. И себе служить заставил.

И лежит тот череп с демоном — в подземелиях Воеводиных, путь-дорожку прогрызть себе пытается… Да только у Воеводы не забалуешься. Череп-то — в горшке стеклянном-невиданном, в сундуке крепком, опечатанном, в подземелье глубоком, запертом. Сидит исчадие, трусится. А как нужда придёт — погонит его Воевода противу врагов, супротивникам «Святой Руси» на погибель…

Вокруг этого текста строились варианты. И самого текста, и подачи. Понятно же, что бабам надо побольше про мучения-страдания Манефы, а, к примеру, плотникам — подавай описание конструкции гильотины:

— Ой, да там топор висит аж в полста пудов, с семи желез кованый, в семи щёлоках купанный. Ой, да там столбы стоят резные, дубовые, с Синь-моря привезённые…

По подаче изначально — всё просто. Пришёл мужичок, сел на завалинку, послушал про что местные бают, нашёл зацепочку, погнал своё «сообщение». Сходно с одной из рекламных стратегий на интернет-форумах. Хоть про что толкуют, а найти ассоциации и вкинуть своё — вполне возможно.

Я ж рассказывал:

— Я всегда на экзамене спрашиваю студентов о червях. И все только о них и учат. Но вы сегодня расскажите о слонах.