Долг (ЛП) - Хейл Карина. Страница 41

Делаю глубокий вдох через нос. Она права. Я знаю, как похоронить боль глубоко в себе, а она этому еще не научилась, не так, как я. И это, наверное, хорошо.

— Прости, — говорю ей, забирая с кровати пустые стаканы и ставя их на тумбочку. — Я лишь хочу, чтоб ты сохранила оптимизм. Ненавижу видеть тебя такой.

— Знаешь что, Кейр? Я тоже ненавижу видеть себя такой. Думаешь, мне нравится каждый раз превращаться в ноющую стерву, когда ситуация становится тяжелой? А вот и нет. Терпеть не могу быть такой. Из-за чего я начинаю ненавидеть себя, и затем порочный круг продолжается.

Скрещиваю руки на груди, желая иметь возможность сделать что-то.

«Ты виноват в этом, — думаю я. — Если бы ты стал таким мужчиной, которым твой отец хотел, чтоб ты был, ты бы мог поговорить, исправить все. И тогда бы Льюис никогда не отправился туда со своим ружьем».

Игнорирую эти мысли. Я не могу пойти по той же дороге, по которой идет она.

— Прости, — говорю я снова, но она отворачивается от меня, тем самым говоря мне, чтоб я отвалил. Если бы я знал Джессику чуточку лучше, я бы понял, это знак мне отступить или наоборот продолжать. Но я не знаю. Несмотря на все то, что я чувствую к ней, она все еще загадка для меня.

Решаю действовать осторожно, хотя у меня такое чувство, что невозможно не рисковать и действовать осторожно, когда дело касается отношений.

— Пойду, приму душ, — сообщаю ей и иду в ванную, закрывая за собой дверь, но на всякий случай не запирая ее на замок, вдруг она поменяет мнение и решит присоединиться ко мне. Хотя первое, что я сделал бы, заставил ее принять ванну. Если бы только в этом отеле была английская соль.

Намыливаю волосы, когда, вроде как, слышу, как хлопает дверь в комнату. Полагаю, это другая дверь в коридоре. В замке ведь не очень хорошо со звукоизоляцией.

Но когда заканчиваю, оборачиваю полотенце вокруг талии и открываю дверь в спальню, она пуста. Джессика ушла. И полупустая бутылка виски лежит на кровати.

Господи, она выпила слишком много. Поднимаю бутылку, ставлю ее на каминную полку и тут слышу звук. Подхожу к нише и открываю одно из окон, выходящих на море.

Джессика находится на пляже внизу, гладкий каменистый отрезок у воды.

— Эй! — зову ее. — Какого черта ты творишь?

Но ветер приглушает мой голос. Джессика не оборачивается. Вместо этого она шагает вдоль скал, пока не оказывается у края воды, несколько раз ее трость практически соскальзывает.

Господи. Сейчас случится катастрофа.

— Не иди дальше! — на всякий случай кричу я, вдруг она услышит меня. — Вернись, ты навредишь себе.

Последнее, что ей нужно, упасть там. Скалы острые и неровные, а она и так уже с трудом сохраняет равновесие.

Возвращаюсь в комнату, собираясь закрыть окно, когда происходит немыслимое.

Джессика бросает трость на землю.

Девушка, полностью одетая, прыгает с края скал в воду и с плеском исчезает.

— Джессика! — кричу я и на долю секунды замираю, боясь, что она может не всплыть. Это та доля секунды, которая легко могла бы поставить на мне крест, та же, которая предопределила будущее моих людей. Я долго ждал, боясь высказаться. Здесь же, я слишком долго ждал и смотрел.

Она не всплывает, вода слишком холодная.

Ну, давай, всплывай, давай же.

Но тут ее голова показывается из воды, и она начинает плыть.

Прочь от берега.

Еще хуже.

Я даже не тружусь надеть брюки. Выбегаю в полотенце, вниз по главной лестнице замка и на улицу, к берегу. Все это время я не вижу ее и боюсь, что происходит сейчас, когда я не могу наблюдать за ней. У меня перед глазами стоит ее тело, лежащее на воде, бледное и безжизненное, волосы кружатся вокруг нее, как красные водоросли.

Бегу за угол замка и наконец вижу воду. Автоматически осматриваю береговую линию и, когда не вижу Джессику, на меня накатывает тошнота. Меня научили не паниковать, но никогда не готовили к кому-то вроде Джессики.

Затем я вижу крошечную голову на расстоянии, по крайней мере, в сотне футов от меня. Должно быть, она плыла очень быстро.

— Джессика! — кричу я, размахивая руками, пока бегу к береговой линии, скалы жалят мои босые ноги.

Она не отвечает. Она настолько далеко, что я не знаю, вижу ли ее лицо или затылок. Но понимаю, что ее голова начинает уходить под воду. Какой бы адреналин не был у нее в начале, она начинает слабеть.

Выбора нет. Я даже не думаю. Просто срываю полотенце и направляюсь в воду.

Вскрикиваю, потрясенный, когда мои ноги оказываются в воде, и не из-за острых краев, а от сильного холода. Ощущения такие, словно я хожу по кубикам льда. Но это не имеет значения. Нет времени даже чувствовать. Я вхожу по бедра, пока камни не сменяются мягким песком, а затем оказываюсь полностью в воде.

Вода - это нож. Один большой холодный нож, прорезающий свой путь сквозь меня. Мои легкие горят, сердце практически замирает, мысли замерзают. На одну ужасную секунду холод овладевает мной, и я сделаю все, что он мне скажет.

Затем я прихожу в себя.

Трудности не страшат.

Пришло время доказать это.

Я начинаю плыть, ворча сквозь ошеломляющую боль. Руки и ноги работают в ускоренном темпе, пока я плыву за Джессикой. Я делаю все легко, не прилагая особых усилий, хотя знаю, это потому, что больше не чувствую ног. Что многое облегчает.

Я приближаюсь, пытаясь следить за ней, пока усиленно гребу, чтобы убедиться, что она не тонет. Я не знаю, что бы я сделал, если бы она оказалась под водой. Погрузился бы под воду, чтобы найти ее, даже если мне придется делать это вечность.

Но она все еще там, и когда я наконец оказываюсь рядом, она начинает медленно уходить под воду.

— Джессика, — задыхаюсь я, легким не хватает воздуха. Я хватаю ее и тяну к себе. — Джессика.

Она едва ли понимает меня и ничего не говорит. Глаза остекленевшие, не сфокусированы, кожа бледнее, чем обычно.

Я быстро оглядываюсь в сторону берега. Замок кажется невероятно далеким. Понятия не имею, как я справлюсь. Но я должен.

Затаскиваю ее себе на спину, оборачивая ее руки вокруг своей шеи.

— Пожалуйста, держись, — говорю ей, пытаясь плыть.

Она делает то, что я прошу, она ослабла.

— Я пыталась увидеть, — бормочет она, ее голова лежит на моей спине. — Пыталась узнать, может там есть что-то лучшее.

Из-за безнадежности в ее голосе я едва ли предаю значения ее словам. Но все же они жалят меня, попадая в больное место.

Какое-то время я не уверен, что способен на это. Я сильный. Мне приходилось проходить безумные тесты на выносливость, и даже, если мое тело уже не та машина, каким оно было в армии, я знаю, что способен на большее, чем среднестатический качок в спортзале.

Но сейчас все по-другому. Сейчас мое тело работает на износ, задействуя каждую частичку. Это сложная задача, которую, кажется, невозможно преодолеть, тем более, что замок, кажется, не приближается, как быстро бы я не плыл со своим драгоценным грузом.

Затем, наконец, я вижу его.

Каменные стены маячат передо мной, ноги касаются берега, хотя я ничего не чувствую. Я почти падаю, камни впиваются в руки и колени, но мне удается вытащить Джессику.

Оказавшись на траве, я тут же укутываю ее в полотенце и продолжаю нести внутрь, держа ее на руках. Я голый, почти синий, но это не имеет значения.

Каким-то образом нам удается подняться по лестнице незамеченными. Или, может быть, они видят нас, но слишком боятся привлекать внимание, рискуя сделать что-то не так. Я знаю, первое, что мы сделаем утром, уберемся, нахрен, отсюда.

Но когда я осторожно опускаю Джессику на кровать, меня поражает ужасная мысль, что я был в нескольких секундах от того, чтобы больше не было никакого другого утра для нас. Еще бы одна лишняя минута в душе, еще одна секунда раздумий, бежать ли за ней, и она бы утонула.

Я быстро укутываю ее в одеяла, моя подготовка пригодилась. Хотя в Афганистане я не имел дело с переохлаждением, риск все еще был, учитывая, насколько холодно там, в горах.