Маффин (ЛП) - "Mahsa". Страница 105

Поворачивая запястья, Эшер внимательно изучал следы, оставшиеся от бутылки Винченцо. Большой палец задел покрытые тонкой корочкой царапины в том месте, куда угодила летающая ёмкость. Казалось, он пересчитывал каждую. Мне было не больно. Совсем не больно. Потом он прикоснулся к гипсу и, рассмотрев посиневшую ладонь, опустил мою руку на кровать. Тем временем, луна на цыпочках поднялась выше в небо и разлила вокруг мягкий серебристый свет, постепенно обрисовавший его лицо.

Он был так красив. Так совершенен. Эта совершенная красота преследовала меня даже тогда, когда я представил, как срезаю с него кожу тем же скальпелем, который Дэниел вытащил из моего живота. Я ненавидел его.

Так почему же я позволил к себе прикасаться? Думаю, часть меня ещё не растеряла любопытства, но её интересовало не столько то, что он сделает, сколько сможет ли Эшер доказать, что я не прав. Эта часть ещё надеялась, что Безымянный врал. Надеялась, что трое мужчин, от которых я зависел последние месяцы, не настолько жестоки, чтобы использовать и выбросить меня помойку.

На мою талию легли сильные руки, прижались и в унисон поднялись по телу. Футболка смялась в неряшливый валик над пупком. Эшер поправил её и, задрав до ключиц, остановился. Чуткие кончики пальцев ласково погладили свежие шрамы. Он осматривал живописно усыпанную синяками грудь. От его глаз некуда было деться. Из-под длинных светлых ресниц выглядывала затаившаяся в серых туманных озёрах бездна. Он был моим сном — прекрасным, сказочным… но всё же кошмаром.

Стараясь освободиться от колдовства, я крепко зажмурился. Странно — обычно стоило открыть глаза, и страшный сон развеивался сам собой.

Вдруг по телу пробежала острая боль, я вздрогнул и бросил на Эшера испуганный взгляд. В руках он держал повязку, которую мгновением раньше сорвал с поджившего шва на моём животе. Скатав окровавленную марлю в плотный рулон, он бросил его в стоявшую у тумбочки урну. Затем Эшер достал из упаковки стерильную салфетку и смочил её пахучей жидкостью жёлтого цвета. «Я тебя ненавижу», — напевал мой внутренний голос. Опустившись на стежки, салфетка невесомо заскользила по воспалённой коже.

Я был тенью Питера Пэна, а Эшер — иглой, заново пришивающей меня к этой жизни.

Он молчал и не ждал от меня ни слова. Не пытался кормить, хоть и мог обманом заставить. Он — дьявол. Полное тьмы и предательства зло. «Ненавижу тебя» — повторяла моя душа.

Закончив дезинфицировать рану, Эшер сменил повязку и снова прикрыл меня футболкой. Я наблюдал за ним всё также неподвижно, а внутри бушевал ураган. Голова раскалывалась от громких криков. Они мешались с проклятиями и смехом, и где-то далеко под холодным светом люминесцентных ламп звучал маниакальный хохот мёртвого Майкла. Волна за волной эмоции бились о мою кирпичную стену, но я оставался спокоен. Равнодушно встретив его взгляд, я задался вопросом — слышит ли он то же, что и я. О чём он думает?

Эшер первым опустил глаза и бездумно потянулся за бокалом, забыв, что тот пуст. Он сделал глоток, но в губы ткнулся лишь подтаявший лёд. Поставив бокал на место, злодей тихо вздохнул.

Ненавижу.

— Я знаю, — едва слышно ответил он.

Мои глаза изумлённо распахнулись. Неужели он мог читать мысли? Нет, конечно, не мог. Не заметив, я сказал это вслух.

Чёрт, что за дурак!

Повернувшись к нему спиной, я закусил кулак. Матрас мягко спружинил — сзади к моей шее прижались холодные влажные губы. Нервы зазвенели от напряжения, лёгким не хватило воздуха. Горячее дыхание пощекотало тонкие волоски, пустив мурашки, которые, как лесной пожар, распространились по моим рукам.

Ворот футболки опустился. Растянувшись, обнажил плечо. Припавшие к коже губы быстро согрелись моим теплом. Я ненавидел его. Ненавидел всё, что в нём было: от жара прикосновений до шепчущих вздохов. Я желал ему смерти.

— Не надо, — поморщился я, и Эшер остановился. Его губы застыли в дюйме от моего лица.

Матрас снова качнулся. Эшер немного передвинулся и навис надо мной. Одним рывком он развернул мой подбородок к себе. Его губы нашли мои, прижавшись так сильно, что я почувствовал, как стукнулись друг о друга наши зубы. Он окончательно запутал меня, завёл за грань реальности, пробуждая бесполезные желания, лишил чувства собственного достоинства. Я не хотел его прикосновений, его поцелуев, его близости, но вопреки этому, Эшер небрежно переступил все барьеры лишь для того, чтобы доказать свою власть.

Удовлетворившись, он отстранился и отпустил мой подбородок. Звякнули остатки льда в бокале. Призрачный силуэт встал с постели и растворился во мраке.

Я безмолвно смотрел ему вслед. Он бросил меня, ушёл, оставив в одиночестве. Я хотел спрятаться под одеялом, но только дёрнул его, чтобы накрыться с головой, как что-то проскакало по натянутому пододеяльнику и упало на подушку. Включив лампу, я уставился на зелёную коробочку перевязанную лентой синего цвета.

Я взял её в руки и сорвал ленту. Под крышкой оказалась написанная аккуратным почерком записка — «На случай, когда я понадоблюсь». В записке лежал новенький мобильный телефон. Тонкий, лёгкий, он почти беззвучно упал обратно в коробку. Какая доброта, если бы не тьма, заполнившая мои мысли. Их было много, так много.

Вспоминая милого заботливого немца, глупого вспыльчивого итальянца и спокойного ледяного бизнесмена, я знал. Знал, что предам всех.

========== Глава 21. Кексик с гнильцой. ==========

Настало утро.

За ночь уверенность во мне окрепла, и я во что бы то ни стало был настроен привести свои планы в исполнение.

Я решил их уничтожить, камня на камне не оставив от построенного ими мирка. Эти ублюдки ещё горько пожалеют, что втянули меня в свои разборки.

Когда я встал с постели, часть меня осталась на скомканных простынях. Маленькая, сморщенная, мёртвая — ещё одна часть моей глупой жалкой души. Но благодаря этой потере я освободился. Никогда прежде я не чувствовал, что способен на всё. Мои границы стали шире, продвинувшись далеко вперёд.

Я быстро переоделся, сунул в карман мобильный телефон и направился вниз. После дней, проведённых в ограниченном пространстве комнаты, сбегающая в огромный холл лестница показалась мне бесконечной. Голова закружилась, и, чтобы не грохнуться о мраморные ступеньки, пришлось всю дорогу не отпускать перил.

Первым делом я хотел до отвала наесться, поэтому, не останавливаясь, сразу же свернул на кухню. Щелкнул выключатель, и яркий свет заиграл на глянцевых фасадах кухонной мебели, а прямо по курсу зазывно поблёскивал большой чёрный холодильник. Не знаю, стоило ли мне заедать свои беды, но Алрик несомненно был бы счастлив, съешь я хоть кусочек.

Порывшись в шкафчиках, я достал несколько мисок, тарелку, чашку, пару ложек, пакет муки и красивую фигурную банку тростникового сахара. Я свалил всё на барную стойку и полез в холодильник за яйцами, маслом и сливками. Когда все ингредиенты были в сборе, я взялся за дело. Чтобы испечь сладкий-пресладкий пирог, мне придётся хорошенько постараться.

Самые элементарные действия неимоверно осложнял гипс, но мало-помалу я приноровился и как раз вскарабкался на стул, чтобы достать до верхней полки, когда в дверном проёме послышалось мягкое покашливание. Я вздрогнул от неожиданности, и если бы не ручка на дверце шкафчика, полетел бы вниз головой прямо на кафельный пол. Немного успокоившись, я посмотрел через плечо.

— Доброе утро, — поздоровался Эшер, озадаченно приподняв брови.

— Доброе, — отвернувшись, пробормотал я и слез со стула.

Он подошёл к стойке, уселся на высокий табурет и принялся с интересом наблюдать. Краем глаза я видел, что он следит за каждым моим движением.

Пытаясь быть начеку, я ежесекундно напоминал себе о новообретённой цели и о тактике, с помощью которой я собирался осуществить свою горькую месть. Для того, чтобы в конечном итоге нанести сокрушительный удар, мне нужно было завоевать его доверие. Поэтому, улыбнувшись во все тридцать два, я начал замешивать тесто. Эшер вполне ожидаемо не откликнулся: он был слишком осторожен, со всех сторон закован в прочнейшую броню и не позволял лишним эмоциям прорваться наружу. Теперь-то я это понимал.