У «Волчьего логова» (Документальная повесть) - Кугай Петр Трофимович. Страница 47
…Бойцы шли без остановки всю ночь. И каждый так был занят своими мыслями, своими надеждами, что всю ночь почти не разговаривали. С рассветом, когда сквозь низкие тучи, как сквозь матовый экран, почувствовалось еще невидное солнце, решили остановиться. Озимка была по колено. Зернышки в колосе еще салатного цвета и начали наливаться молочком.
Позавтракали, выставили часового и, распластавшись на земле, улеглись спать.
Часам к одиннадцати многие уже выспались. Только Иван Глуханюк, прикрыв лицо картузом и разбросав руки, спокойно поднимал и опускал грудь. Он мог спать где и когда угодно. Хорошо ел. Но мог и трое суток быть без сна, и голод переносил лучше других.
Где-то часам к двум дня партизаны изнемогали от жары и жажды, а Иван Глуханюк спал. В отряде знали, что нет такого рискованного дела, от которого отказался бы Иван. Посылают его на опаснейшее задание, почти верную смерть, а он и переспрашивать не станет.
— Добре, — скажет, — а кашу доесть можно? Или сразу идти?
Доест, спрячет ложку в сапог — и готов хоть в пекло. Над ним часто подтрунивали, но он на шутки не обижался. А однажды, когда очень уж допекли, ко всеобщему ликованию обиженно заявил:
— А меня тато и мама за харчи и сон никогда не бранили…
К вечеру сидеть в хлебе стало уже невыносимо. Губы хлопцев потрескались. Цыбулев с кривой улыбкой утверждал, что у него язык во рту шелестит. Оля, сомкнув губы, молчала. Она очень боялась, что хлопцы подумают, будто ей тяжелее, чем им.
И опять всю ночь шли. Рассвет застал их возле села Большой Острожок. Чтобы не повторять вчерашней ошибки, решили где-то укрыться от солнца. Но вокруг только поле. Поэтому, набредя на неглубокую балочку с кустами ивняка, решили провести дневку здесь.
Уселись и стали ждать, пока совсем рассветет и можно будет осмотреться. При свете дня настроение партизан упало. В балочке не оказалось ни ручья, ни криницы. Метрах в пятистах она выполаживалась и снова переходила в поле.
Хлопцы даже не могли представить себе, что им придется провести еще один день, похожий на вчерашний. «Вот убей меня гром, здесь должна быть вода», — заявил Лукашевич. И пока партизаны устраивались на дневку, пока Сидоренко определял порядок дежурств, Лукашевич на четвереньках пополз по балочке, ощупывая траву, тыча временами в землю пальцем, чуть ли не принюхиваясь к каким-то одному ему известным приметам. Наконец, кажется, найдя, что искал, он позвал своих друзей:
— Леня! Ивана!
Те, зная, что Лукашевич без дела не позовет, отставили свои сборы ко сну и направились к нему. А Петр уже орудовал широким немецким штыком, ковыряя слегка влажную, но не очень сырую землю. Не спрашивая ни о чем, они сняли штыки со своих винтовок и стали ему помогать.
— Петро! Может, нам дерево поискать, чтоб журавель над твоим колодцем сделать?
— Какой колодец? — отвечает другой шутник. — Это Лукашевич подкоп под Гитлера делает. Петро! Слышь? А в какую сторону завернешь — к Виннице или к Берлину?
— Лошади, — добродушно сказал Лукашевич, когда окончил работу, — я вас сейчас поить буду.
Этот день партизаны спокойно спали, пили студеную родниковую воду и снова спали. А вечером, проходя мимо какого-то пруда, увидали рыболова и пригласили его с собой в качестве проводника. Вел он их одному ему известными тропами, и к утру группа была уже на территории Житомирской области, возле небольшого местечка Янушполь. Там передневали, а вечером, отпустив проводника, двинулись дальше.
Еще дневка, еще переход, потом еще… Пересекли железную дорогу Бердичев — Полонное — Шепетовка. Через день вышли к шоссе Бердичев — Шепетовка. Неподалеку от местечка Чуднов. Здесь уже начинались лесистые районы.
В Чуднове поймали полицая. Зная, что от партизан ему добра не ждать, он готов был расшибиться в лепешку, лишь бы сберечь шкуру, поэтому помог благополучно перейти оживленное и охраняемое шоссе, мост через речку Тетерев. Подсказал, что в Чуднове можно разгромить маслозавод и магазин при нем. Заводишко был небольшой, и хлопцы основательно испортили все оборудование. Полицай усердно помогал им.
Захватив продуктов в магазине, отряд ушел из местечка.
На седьмой или восьмой день пути Леня Толстихин, который стоял на посту, когда отряд отдыхал, привел незнакомого человека. Это был высокий худой мужчина с кудрявой бородкой.
— …Следим за вами второй день, — сказал он откровенно. — Убедились, что вы партизаны. Нас шестеро. Я и еще один товарищ — из военнопленных. Оба офицеры. Четверо других местные. Они нам помогали скрываться. Трое мужчин и женщина. Жена одного из них. У вас тоже есть женщина… Возьмите нас в отряд.
— А где твои остальные? — спросил Цыбулев.
— В ложке сидят. В полукилометре отсюда.
— Сколько, ты говоришь, их? — спросил Цыбулев.
— Пятеро. Я шестой.
— Оружие у вас есть?
— У двоих только.
— В какой стороне этот ложок?
Бородатый показал. Цыбулев вскинул автомат и пошел. Минут через двадцать он возвратился, ведя за собой четверых мужчин и одну женщину.
Так в группе стало не тринадцать, а девятнадцать человек. Но и это не все. Прибывшие предложили забрать еще двоих подпольщиков, бежавших из Житомира после провала подпольной организации.
Группа выросла до двадцати одного человека. И первое, что предложили вновь прибывшие, — напасть на немецкое тыловое хозяйство, которое было неподалеку, в двух часах ходьбы от леса. Там находились какие-то склады и при них человек пятнадцать охраны.
Партизаны сняли охрану и подожгли склады. Но самое главное — отсюда они уже двигались на колесах, потому что забрали в хозяйстве три пары лошадей с повозками. Тут же к ним присоединились несколько наших военнопленных, работавших грузчиками на складе.
В конце второй недели своего похода «чертова дюжина» превратилась в отряд. Хлопцы осмелели и по дороге громили молокопункты, полицейские участки.
В последних числах июня к ним пришли два ладно одетых парня с гранатами за поясами, с автоматами и заявили, что они связные одного из партизанских отрядов соединения Шитова.
А еще через сутки Николай Сидоренко докладывал о деятельности партизанского отряда имени Ленина первому секретарю Винницкого обкома партии Дмитрию Тимофеевичу Бурченко.
Члены подпольного обкома Василий Ермолаевич Нижник, Владимир Васильевич Сашко и командир соединения полковник Яков Иванович Мельник, начальник штаба соединения майор Михаил Иванович Владимиров засыпали Николая вопросами. Он еле успевал отвечать.
«Да, есть предположение, что это ставка Гитлера на Восточном фронте… Во всех ближайших селах есть связанные с партизанами люди… Чем ближе к Виннице, тем крепче и многочисленней фашистские гарнизоны, тем сильнее охрана мостов, дорог».
Сидоренко долго еще рассказывал о партизанских делах отряда имени Ленина. Вспомнил и хорошее и плохое. Его так дотошно расспрашивали обо всем по той причине, что соединение Мельника — Бурченко готовилось к рейду на юг, в Винницкую область.
Вся группа партизан из Черного леса, посланная для установления связи, была зачислена в главразведку партизанского соединения полковника Мельника. Несколько человек, приставших к группе в дороге, остались воевать в одном из отрядов партизанского соединения Шитова.
ЛЮБОВЬ, ДРУЖБА И ПАРТИЗАНСКАЯ СЛУЖБА
В лесу бывало всякое. Случалось, что голодали, зимой мерзли. Уходя на задания, по нескольку суток обходились почти без сна. Иногда постирать рубашку было такой же проблемой, как достать кусок хлеба, десяток патронов. От частого поджаривания над костром рубашки на многих были прогоревшие, кителя с дырками.
Лишь одного у партизан было вдоволь — окружающей их красоты. В яркое утро солнечные лучи стояли между деревьями столбами, как стволы второго, призрачного леса.
Василь Крижавчанин имел душу поэта. Девчата называли его подпольной кличкой — Вася Красивый. И это не только за его привлекательную внешность. Он был смелый, порывистый, очень искренний. Правда, кроме Гриши, никому не давал читать свои стихи. Он прочно закрепился в группе разведки, привык к Гуменчуку, старался подражать ему во всем. В разведке, в бою, в какой-то серьезной операции Василь действовал решительно, находчиво… Но в самые горячие моменты он загорался, как заядлый игрок, и тогда его удаль граничила с безрассудством.