Женька и миллион забот (СИ) - Ворошилова Лариса Александровна. Страница 69

Нет, не стоит жалеть. Она — настоящая красавица. Молода, очаровательна, она еще найдет себе богатого и молодого.

Виалетта выскочила из спальни пулей и понеслась вниз по лестнице, мечтая только об одном — оказаться как можно дальше от этого проклятого дома. В конце концов, ей еще надо обналичить все деньги с карточки, чтобы Костик не успел заморозить счет. Вот будет смеху, если при всех неприятностях она еще останется без копейки!

Занятая насущными проблемами, Виалетта неудачно ступила на крутую ступеньку, высокий каблук предательски подвернулся, девушка вскрикнула, теряя равновесие, она попыталась было ухватиться за перила, но красивые наращенные ногти лишь скользнули по полированному дереву…

Топ-модельные ядреные матюги разнеслись по всему дому. К концу ее героического спуска кувырком почти весь персонал сбежался полюбоваться на шикарные ноги, мелькавшие в воздухе и послушать любезный русской душе забористый мат.

***

Едва успев переговорить с Виалеттой, Герман набрал другой номер:

— Слушай внимательно, начинай действовать по плану. Только момент выжди. Не торопись. Я хочу, чтобы ты все сделал чисто и аккуратно. Ты понял? Что? То есть как: «людей не хватает»? Так, ладно, посылаю к тебе пятерых моих ребят. Все. Как только сделаешь дело, позвонишь, доложишь. Все понял? Не мямли! Урод! Я тебе не за это деньги плачу! А мне плевать! Это твои проблемы!

Конявин вырубил мобильник и со злостью запустил им в стену. Несчастный телефон врезался в перегородку и разлетелся вдребезги. Герман поднял злой взгляд на двух охранников, которые по стойке смирно стояли перед его сиятельным взором.

— Ну, нашли ее?

— Обшарили всю округу. Никто ничего не видел, — развел руками один из них, заранее вбирая голову в плечи, точно собака, которая вот-вот получит кулаком по лбу.

— Уроды! Вы что, эту курицу найти не в состоянии? Куда она могла деться? Ведь не пешком же ушла? Кто-то же ее наверняка подвозил!

Старательные работнички только молча мотали головами.

— Идиоты, комнату осмотрите, переверните все! Что пропало? Документы? Паспорт?

И снова две башки замотались из стороны в сторону.

— Куда она без документов и денег может деться?

— А у отца она не объявлялась? — робко поинтересовался самый смелый.

Герман аж зарычал от злости.

— Да нету её там! Нету! Только что звонил! Пошли вон, ищите! И пока не найдете живой или мертвой, не возвращайтесь!

Оба шустряка с такой скоростью ломанули на выход, что по нечайности застряли в дверях.

Конявин вернулся к своему привычному занятию: нервному хождению по кабинету, хрустя подошвами домашних тапок по битому зеркалу. После полнейшего погрома горничной и без того забот хватало.

Черт побери! Всё сегодня идет кувырком. Сначала он не придал особого значения исчезновению жены, а потом вдруг испугался, испугался не на шутку: а вдруг эта идиотка затеет развод? Ну вдруг! Ведь половина бизнеса на ней держится, правда, формально. Что же, он теперь всё это с ней делить станет? В дела эта тыква никогда не вникала, принесут ей документы — подпишет. И гуляй, Маша! Ох, лучше бы избавиться от нее как-нибудь! Конявин заходил еще быстрее, сам того не осознавая. Но не сейчас, сейчас ему проблем с Костиком Штукой хватает. А вот когда с этим поганцем разделается, когда карьер заполучит, вот тогда и за жену возьмется. Но убрать её надо так, чтобы комар носа не подточил… хотя, может, через пару минут сама домой прибежит, прощенье просить… Он, конечно, по доброте душевной, её, дуру, простит…

Конявин скривил рожу. Боже, да что же это за день сегодня такой: все наперекосяк!

***

Было от чего открыть кошелку.

Гигантский столб света бил с небес, и в этих самых небесах парил ангел, его сверкающе-белые крылья, развернувшись во всю длину, создавали впечатление чего-то ужасающе мощного и карающего. И воздев мускулистую руку с жезлом над головой, ангел вещал:

— И приидет царствие Его на Земле, аки на Небесах, и свершится суд Его над душами высокоментальных живых, и воздастся каждому по деяниям и помыслам его, — вещал ангел трубным гласом, а собравшийся деревенский люд, глазея на это сногсшибательное зрелище, тихонько млел, пооткрывав рты. — И станет милость Его над всеми, кто соблюдал заповеди Его, и падет кара Его на всех, кто бесправедно дни свои жил, ибо…

Чего «ибо» — никто так и не узнал, потому как Женька наконец вышла из столбняка, и представление с этого момента гарантированно накрылось медным тазом:

— Кирьян! А ну иди сюда! Хватит народ баламутить!

Знахарка хмыкнула. Дмитрий рассмеялся.

Ангел в небесах развернул суровый лик в сторону патронируемой:

— Смертная…

Больше ни единого слова Кирьян произнести не успел. Женька его затоптала морально:

— Это ты кому говоришь «смертная»? Паршивец ты ментальный! Я тебя, понимаешь, спасала, чуть копыта не откинула, а он мне «смертная»! — передразнила она опешившего ангела. — Да я тебе, паразиту, сейчас сопатку на бок сверну! Я не погляжу, что ты ангел, я тебе сейчас так впаяю: мало не покажется! Отрастил себе перья и думает, что круче всех! Кура-переросток! Бройлер недощипанный! — Женька так разъярилась, что с чувством погрозила ангелу кулачком. По правде говоря, кулачок-то был невелик — с мелкое яблоко… да только от него вдруг к ангелу потянулась серовато-желтая пелена, густея на глазах и превращаясь в нечто вроде… огненного шара…

Кирюшка шарахнулся в сторону с такой прытью, какую от него и ожидать-то было трудно. Шар полыхнул, грохнуло. Земля под ногами зашаталась.

Женька так и замерла с поднятым кулаком. Он дымился тонкой струйкой, улетавшей в воздух. Толпа бурно поаплодировала, потом погомонила: мол, вот это зрелище, вот это крутизна! Кажный день бы смотрели, да душу радовали!

— Эх, силища-то! — с ясно читаемой завистью прокомментировал полусогнутый дедок в рыжей кепке, почесывая затылок.

— Эй, ведьма, слышь, кулак-то убери от греха подальше. А то ишшо чего набедокуришь, — сухая ладонь похлопала по левому плечу.

И только это прикосновение вывело Женьку из ступора. Она изумленно повернулась к знахарке:

— Это что было? Фокус такой, что ли?

— Фокус? — знахарка поправила платочек на голове, пожевала сморщенными губами воздух и укоризненно покачала головой: — Экая ты! Фокус! Ты глянь, чего натворила-то! — ее рука указывала в том направлении, где еще совсем недавно парил зарвавшийся ангел.

Женька перевела взгляд, и ей временно поплохело. В воздухе витало тяжелое, темное марево, медленно колышась в потоках вечернего воздуха. В земле же образовалась довольно большая воронка, занимавшая теперь пол улицы.

— Теперича к энтому месту дня три подходить нельзя, — вздохнула старуха. — Экие вы, право слово, баламуты. Что ты, что ангел твой.

Кирюшка уже в привычном мохнатом виде просунул пушистую голову сквозь щербатые доски покосившегося забора и с любопытством прислушивался к разговору.

— Так это что, я натворила?

— А то кто ж! — всплеснула руками знахарка. — Тут у нас, это тебе не у вас! У нас тут все взаправду. Разозлилась — на тебе, получи. Скажешь чего-нибудь человеку нехорошее, то и случится. Тут у нас менталонасыщенность от двухсот пятидесяти до трехсот сорока восьми менталей на кубометр! — старуха вздернула костистый палец в воздух прямо перед Женькиным носом, точно указующий жезл милицейский, разве только не полосатый.

Художница недоуменно поморгала, поскольку знать не знала, много это или мало.

— Много это, много! — старуха вдруг сложила сухонькую руку в кулак и постучала трескучими костяшками Женьке по лбу: — Ты сама-то сообрази! У вас-то там, менталей двадцать на кубометр живой органики, не больше, так и то, уровень-то год от году падает. Глядишь: вовсе на нет сойдет, вот тады миры и разойдутся. Тут конец света-то и настанет.