Женька и миллион забот (СИ) - Ворошилова Лариса Александровна. Страница 67

Диме было невдомек, о чем подумала старуха. Однако его богатое писательское воображение тут же нарисовало кучу вариантов, ему стало не по себе. Он невольно покосился на Анну Михайловну, но старая разведчица и в ус не дула: попивала себе чаек потихоньку, медком баловалась, да не забывала сахар макать. Ее, вроде как, этот разговор и вовсе не касался, однако Дима был уверен: ее зоркий взгляд фиксирует каждую деталь, а еще очень даже цепкий ум запоминает каждое слово, даже произнесенное вскользь и мимолетом.

— Не в другом мире ты, милый, а в том же самом, да только с изнанки, во как, — старуха отхлебнула чаю, заела медком, и только тогда принялась объяснять дальше. — Ты зеркало-то видал когда-нибудь?

— Конечно.

— Вот наши миры — навроде зеркала. С одной стороны — лицевая сторона, в которую, стало быть, глядеться можно, а с другой — темная. В неё не поглядишься. Ею, вишь, зеркало завсегда к стене вешают, да тока без энтой темной стороны зеркала-то не будет! — старуха развела руками.

Дмитрий оживился, заелозив на лавке:

— Ясно, так значит, я из лицевой стороны попал…

— Мания величия у тебя, касатик, — осадила его зловредная бабка, и по поверхности ее светящегося веретена пошли гулять желтоватые протуберанцы, всколыхнулись, точно плазменные вихри и опали. — Это с нашей стороны зеркало завсегда лицевой стороной, а ваша сторона — изнанка.

— Почему?

— По кочану, — коротко и емко ответствовала старуха. — Что ж ты мне такие вопросы-то задаешь? Я-то откель знаю? Уж так с издревле повелось. Вишь, раньше-то эти два мира навроде как оба лицевыми были. Народ-то по ним и шастал туды-сюды, а после случилось чего-то, вот ваш в перекос и пошел. Затемнел. Так ведь энтот проклятущий перекос на нашей действительности сказывается. Раньше-то одинаково было, что у вас, что у нас. А теперь вроде как отходют они друг от дружки-то. Природных порталов-то все меньше, да и не всякий в них попасть может. Люди в астрал так и вовсе разучились выходить, эгрегоров своих не видят, низкоментальных не чувствуют, среди вас еще пока рождаются с нормальными способностями, так ведь единицы… э, — старуха махнула рукой, — коли как-нибудь не исправить, так и вовсе разойдутся. Вот тут-то конец света и наступит, — она произнесла эти слова так спокойно и буднично, точно уже двадцать раз переживала этот самый «конец света», а одним меньше, одним больше — да какая, в сущности, разница? — Изнанка-то от лицевой как отойдет совсем, так оба мира и порушатся.

— И что, это скоро должно произойти? — обеспокоился Дмитрий. В отличие от Анны Михайловны, был он молод, дожить собирался лет эдак до ста, плодотворно работать и творить, и конец света в его планы никак не входил.

— Да кто ж его знает? — беззаботно пожала плечами Агафья. — Это же навроде лавины: в геометрической прогрессии возрастает. Коли так дальше пойдет, ну… лет через пятьдесят… — она прищурилась, задумалась, что-то прикидывая в уме, — а может и через тридцать… так ведь коли бы все хотели, так изнанка-то искажений не давала. Так ведь это же надобно, чтобы каждый человек осознавал, понимаешь ты?

Дмитрий только молча кивнул. Он забыл о чае, о сахаре, о вкусном, ароматном меде. Забыл обо всем. Он ничуть не сомневался, что в старухиных словах нет ни слова лжи.

— А как же они захотят, когда ничего знать не знают, и ведать не ведают. И живут, все больше, как Бог на душу положит… — знахарка подумала и удрученно покачала седой головой. — Так кабы еще так-то! А то ведь и вовсе никак!

— Так что же, через пятьдесят лет Земле конец? — дрогнувшим голосом поинтересовался Дмитрий. В его голове никак не укладывалось, что вот так за чаем можно обсуждать такие страшные вещи.

Бабка презрительно фыркнула:

— Да кабы Земле, милый! Я же говорю — миру. А стало быть, и Вселенной…

— Ничего себе! А как же это исправить?

— Экий ты репей! Чего бабку старую вопросами донимаешь? Нешто я — астрал? — знахарка вскипятилась, сурово сведя торчащие пучками брови к переносице. Бородавка на рыхлом носу и та покраснела от негодования. — Да и в астрале такого не сыщешь. Это надо выше выходить. А выше только эгрегоры высшего порядка могут. Да и то, ежели реинкарнированные.

— Как это?

Но ответить Дмитрий не успел, потому как в проеме двери появилась Женька. Живая, здоровая, даже веселая.

— Ой, а где это мы? — удивленно воскликнула она, глянула на хозяйку. — Здравствуйте…

— И эта туды же… — проворчала противная бабка, однако ж Дима заметил, как радостно сверкнули ее темные живые глаза под кустистыми бровями.

— Ну что, спящая красавица? — поинтересовалась Анна Михайловна, впервые за все это время вступив в разговор. — Как себя чувствуешь?

Женька почему-то посмотрела на свои ноги в носках, пошевелила пальцами, потом перевела взгляд на Дмитрия:

— Спасибо, хорошо… только я ничего не помню… — она несмело, бочком подошла к столу, опустилась на лавку, рядом с писателем, — помню, как вышли из конявинского дома, помню, как в машину сели… больше ничего не помню… а вы тут чай пьете?

— Ясно, — замогильным голосом изрекла бабка. Перед ошеломленной Женькой в раз возникла кружка душистого травяного чая. Художница невольно отпрянула назад, едва с лавки не свалившись. — Ты это… не шарахайся, а давай, бери ложку, вона хлеб на столе, бери, медом мажь, отъедайся. Тебе теперь после таких приключениев всенепременно подкрепиться надо. А в меду энтом углеводов много, в раз усвоятся.

— Так у нас же в машине целый запас! — Женька недоуменно уставилась на Анну Михайловну.

— Был, — мрачно констатировала та. — Кирюха слопал.

— А, так этого пакостника Кирюхой звать! — бабка нехорошо так заулыбалась.

— А где он? Я его хоть успела спасти? — завертела головой Женька.

— Ты, красавица, мажь, мажь, да ешь, ешь! — медовым голосом проворковала знахарка. — Спасти-то ты его успела, да тока пока шваль всякую разгоняла, всю силу свою потратила. Пришлось тебя подлатать малость, а то померла бы…

— Ой, спасибо, — Женька, уже совершенно освоившись в чужом доме, намазывала на хлеб липовый мед, заодно торопливо пробуя горячий чай. — Так ангел где?

— Да ты, красавица, не суетись. Ничего этому мерзавцу не сделается. Тока сюда ему ходу без моего ведома нету. Как в запрошлом годе он нам тут устроил светопреставление, так я на дом заклятие-то от него лично и наложила. Он теперь рази тока забор поломать сможет. И то сказать: горазд он у тебя пакости стряпать…

Женька слушала незнакомую бабку во все уши, запихивая в рот половину куска разом. Хлеб был деревенский, подовый, только недавно испеченный, еще сохранивший в себе тепло русской печи. Да и мед был на славу.

— Он же в запрошлом годе почитай чуть не пол деревни едва до обморока не довел, — повествовала старуха. — Он же, пакостник…

Дверь с грохотом распахнулась, все невольно вздрогнули и повернулись посмотреть: что же там случилось? А случился там невысокий, согбенный годами дедок в рыжей кепке, линяло-серой рубахе и синих штанах.

— Агашка! — заорал он с порога, обращаясь к хозяйке. — Энтот ирод опять возвернулся! Твоих рук дело, али чо? Он же ить опять всю деревню взбаламутит! Ты в окно-то глянь! Аль на улицу выйди!

Весь квартет, побросав ложки, чашки и недогрызанные куски сахара, кинулся вон, глядеть: чего опять учудил бесстыжий ангел.

И уже, столпившись у калитки, они едва все дружно не почесали затылки: учудил так учудил, ничего не скажешь.

***

Виалетта-Людмила проснулась поздно, широкая кровать, застланная атласными простынями, располагала к неге и покою. Вставать и в самом деле не хотелось, однако, надо бы. Красавица бросила ленивый взгляд на часы. Так, ясно. Она представления не имела, куда уехал Костик, дома он не ночевал, но обожал преподносить сюрпризы. Зачастую малоприятные. Иногда он являлся домой в самый неподходящий момент.

Она решительно отбросила одеяло, спустив на густой, ворсистый ковер ручной работы шикарные, роскошные (ну, остальные эпитеты подберете сами) ноги от ушей. Затем ловким движением сбросила вышитую ночнушку, и не спеша, поступью истинной королевы направилась в душ. На ходу нажав кнопку вызова горничной, чтобы за двадцать минут, пока она будет нежиться под теплыми, ласковыми струями душа, та успела привести спальню в порядок, заправить постель и убрать вещи.