Женька и миллион забот (СИ) - Ворошилова Лариса Александровна. Страница 82

— Слава богу, вы очнулись! — мужской голос прозвучал откуда-то издалека, во всяком случае, ей так показалось. Но она вдруг ощутила, что голова ее лежит на чьих-то коленях. — Наконец-то! Только не двигайтесь! Очень больно?

— Тер… терпимо… — губы спеклись, разлепить их стоило немалого труда. — А что случилось?

— Вас очень сильно ударили по голове, рассекли кожу. Рану я обмыл, но эти изуверы даже не дали бинтов и спирта.

— Пить хочется…

Холодный край кружки коснулся губ, она припала к ней и принялась жадно глотать затхлую, воняющую хлоркой, воду. Откуда-то издалека слышалось невнятное щенячье поскуливание, прерываемое лишь вкрадчивым женским голосом:

— Не плачьте, Ниночка, все будет хорошо. Вот увидите. Ничего страшного.

— Я ничего не помню, — пожаловалась Зинаида Викторовна.

— Это называется ретроградная амнезия, — со знанием дела сообщил мужской голос. — Такое случается после сильной травмы.

— А что случилось-то? Помню только, что мы шли по улице и разговаривали…

— Боже мой, боже мой! Нас всех убьют! — писклявое нытье действовало на нервы.

Зинаида Викторовна с большим трудом приподнялась, заботливые руки помогли сесть, привалившись спиной к холодной шершавой стене. Голова кружилась, точно после долгого катания на каруселях. Было темно, однако сквозь зарешеченное крохотное оконце все же пробивался лучик тусклого света, и это позволило разглядеть в подвале три фигуры: Ниночкину, Николая Егоровича и еще какую-то довольно молодую женщину.

Эта незнакомка, приобняв несчастную беременную, пыталась ее успокоить, однако тихая Ниночкина истерика коррекции и ликвидации не поддавалась. Беременная ныла, скулила и тихо попискивала, забившись в противоположный угол.

— Хватит ныть, — резко отчеканила Зинаида Викторовна. — Слезами делу не поможешь. — Ниночка сразу замолчала, побоявшись раздражать и без того пострадавшую будущую свекровь. — Может, кто-нибудь мне объяснит, что случилось?

Поскольку незнакомая женщина явно объяснить этого не могла, то за дело взялся Николай Егорович. Он, со свойственной гуманитарию пылкостью и образностью, живописал момент их похищения.

— Собственно, насколько я понимаю, им нужен был только я. Но вы бросились на них, точно львица! Одному прокусили руку, второму едва глаза не выцарапали, третьему врезали между ног… Зинаида Викторовна, вы мужественная и самоотверженная женщина, — мягкие губы коснулись ее руки, запечатлев на ней поцелуй уважения и восхищения. — За меня еще никто никогда так не заступался.

Зинаида Викторовна прослезилась, едва сдерживая эмоции. Она забыла о головной боли, забыла о ране. Забыла обо всем. Этот мужчина вдохновлял ее на подвиги. Если бы сейчас открылась дверь, и в подвал вошли дюжие детины с автоматами, она бы ни на секунду не задумываясь, бросилась на них, лишь бы защитить этого седовласого профессора от любых неприятностей.

— Николай Егорович, вы — удивительный мужчина, я раньше таких не встречала, — вернула она комплимент. — Вы — умница, эрудит, я слушала ваши лекции. Боже! Да студенты, у которых вы преподаете, должны быть счастливы… вы — талант, гений… вы такой галантный…

— Да что вы, Зинаида Викторовна, я просто преподаватель университета, о чем вы говорите? Студенты, с их вечными хвостами, зачеты, экзамены… зачетки, семестровые планы лекций… Боже мой… я просто пожилой, больной человек, которому и жить-то осталось всего ничего…

— Да что вы такое говорите! — искренне возмутилась Зинаида Викторовна. — Вам жить и жить. Вы еще научные труды не закончили. Я слышала, вы говорили в интервью…

Николай Егорович лишь махнул рукой и тяжело вздохнул:

— Какие там труды, Зинаида Викторовна, милая моя… повседневные заботы затягивают с такой силой… верите ли, едва проснусь: пора на лекции, потом библиотека, научные советы… всякая ерунда, а вечером уже и сил нет работать. И главное дело жизни стоит, с места не двигается. И что же я после себя оставлю? Разве только сына-бизнесмена.

— Так Константин Демидов ваш сын? — ахнула Зинаида Викторовна.

— Совершенно верно.

— Ой, ну надо же, а я думала: просто однофамилец.

— Нет, сын, — Николай Егорович со скромной гордостью потупился, как кот Матроскин: мол, а мы еще и крестиком вышивать умеем.

— Ну, тогда нечего беспокоиться, я думаю, все обойдется. Уж ваш сын постарается вас вытащить отсюда. У него деньги, связи. Он весь город на ноги поставит.

— Да, но… я без вас отсюда не уйду, — вдруг совершенно решительно заявил седовласый профессор, в искреннем порыве пожав руку учительнице.

— Да вы не переживайте, я думаю, и с нами все будет хорошо…

— Понимаете, не хочу вас пугать, но… эти люди… эти похитители, они даже лиц своих не скрывали, стало быть, отпускать они нас не собираются.

Ниночка вновь заскулила. Незнакомка погладила ее по плечу, стараясь утешить.

— Не надо Ниночку так пугать, она беременная, ей нервничать нельзя, — пояснила Зинаида Викторовна. — А вообще-то, если честно, надеяться надо на лучшее, а готовиться к худшему.

Ниночка слабо пискнула, сделав попытку упасть в обморок. Так, прикинула в уме решительная Зинаида Викторовна, если дело дойдет до драки, то на эту кисейную барышню даже рассчитывать не придется. А вот незнакомка, кажется — девочка хоть куда. И держится молодцом.

— А вас как зовут? — обратилась она к молодой женщине.

— Вероника.

— Ну, мы-то понятно, почему сюда попали. А вы как?

Она слабо улыбнулась и пожала плечами.

— Меня тоже прямо на улице схватили… только я за себя не беспокоюсь, а вот за сына. Его тоже могли похитить.

— Но раз его здесь нет… — начала было учительница.

— Не обязательно, его могут держать отдельно, — перебила ее Вероника. — Мне бы только узнать, что с ним все в порядке.

— И какое вы имеете отношение к Константину Демидову? — хитро сощурившись, полюбопытствовала Зинаида Викторовна. Профессор тоже с интересом воззрился на молодую незнакомку.

— Ну, понимаете… я с ним когда-то была знакома… давно… почти пятнадцать лет назад…

— И…

— А потом родился Миша, а недавно…

— О, Господи! — выдохнул профессор, хватаясь за сердце. — Так у меня есть внук! И Костя знает? И молчал! Ах, паршивец!

Ну прям бразильский сериал!

Воссоединение семьи проистекало бурно и скоротечно, смущение Вероники не знало границ, зато профессор был на краю блаженства. В следующие несколько минут он забросал будущую невестку многочисленными вопросами. И когда один из охранников сунулся было в дверь, на него наорали в три голоса. Смолчала только Вероника.

***

— Я могу позвонить кому надо, — предложила Анна Михайловна, — пришлют хорошее подкрепленье. Нам боевая мощь не помешает.

— Ага, — тут же подхватил Кирюшка, у него в лапах вдруг появилось стандартное переговорное устройство, вроде тех, какие носят военные (и откуда он только его взял?) — Зайка, зайка, я — хорек, хомяк в клетке, брать живым, хвостик не отгрызать…

Савелий тяжело вздохнул и отвесил ангелу увесистую затрещину. Они так и сидели на письменном столе хозяина дома, при этом пушистая Кирюшкина задница удобно покоилась в круглой пепельнице.

— А чо? — сразу же обиделся Кирюшка. Рация из его лап испарилась, точно ее и не было. — Я так, к слову.

— Ты у меня добалуешься! — погрозил пальцем деловитый Савелий. — Тут дело серьезное, а ты опять за свое. Мало тебя Игнат уму разуму учил.

— Я не виноват! — перешел на плаксивое нытье ангел. — Это все она виновата, она меня таким на свет родила, — и он обвинительно потыкал пальцем в сторону Женьки.

Художница закатила глаза и потрясла головой. Нет, этот паршивец ее когда-нибудь точно выведет из себя.

Последние двадцать минут беспрерывных пререканий не дали ничегошеньки, и это несмотря на то, что Кирюшка в точности указал дом за городом, где держали пленников. Каждый предлагал собственный план действий, но все как-то рассыпалось.