Антония Де Вельвиче. Читающая (СИ) - Бег Кира. Страница 21
Разговор пришлось прервать, так как раздался звонок от ворот. Вернулся один из молодых гостей, и Олаф без лишних вопросов впустил его в дом. Далее молодой человек, комкая в руках шляпу, жаловался на сломанный кэб и просил разрешения позвонить и вызвать другого извозчика, Антония уверяла его, что уже слишком поздно и предлагала остаться ночевать у нее в доме. А то мало ли, бандиты, приличного лорда им ограбить ничего не стоит, да еще по темноте, и ехать далеко.
Олаф их расшаркивания слушать не стал, только поинтересовался, требуется ли еще что-то от него, хозяйка жестом его отпустила. Дворецкий пощелкал амулетом, проверяя, что все двери и окна в доме заперты, а после заперся у себя и тут же прямо в одежде рухнул в кровать. Безумный день. Как же он устал, и насколько переволновался. Да он перед последним судом, даже зная единственный вариант приговора, нервничал меньше. Быть может, действительно было проще на плаху? Хмыкнув собственной шутке, Олаф заставил себя подняться и какое-то время провел в соседней комнате над бумагами и учетными книгами. Он замучился бегать по поместью, следя за толпой пригнанных агентством слуг, на присутствие которых амулет реагировал нервной дрожью. Слишком много всего одновременно происходило в доме. Но он успел. Справился. И, похоже, хозяйка даже не сердилась за его промах. Хм, интересно, а в какой лавке предложат лучшую цену за бутыль этого вина?
Утро началось у Антонии с яркого света в лицо, запахов сада и прохладного ветра. Одеяло таинственным образом с нее исчезло, и пришлось отрыть один глаз, чтобы выяснить, кто такой наглый посмел ее разбудить. Оказалось, это Олаф, который помимо похищения одеяла успел раздвинул шторы и распахнуть окно.
— Доброе утро, миледи, — с невозмутимым видом произнес дворецкий. На тумбе у кровати стоял поднос, и Олаф наливал в маленькую чашечку крепкий сладкий чай, как любила хозяйка. — У вас в час бани, потом маникюр и парикмахер, вы просили разбудить заранее.
— А который час? — зевнула Антония, садясь на край кровати. Потянулась, снова зевнула и приняла из рук дворецкого чашку ароматного напитка, игнорируя возмущенное сопение за спиной.
— Скоро двенадцать, миледи, — вежливо кивнул Олаф. Он уже давно уяснил, что лично для него безопаснее и предпочтительнее разбудить хозяйку во сколько она того пожелала, чем следовать каким-то дурацким никому не нужным правилам приличий. Что он лично по утрам стягивает с нее одеяло, никто, кроме них двоих, не узнает, а заспанная мордашка леди и помятая пижама — не самое страшное и странное, что он видел в жизни. У миледи хотя бы не было дурацкой привычки спать обнаженной, которая, похоже, водилась у ее гостя.
— Что здесь происходит? Да как вы посмели… — краснея лицом, рявкнул гость на Олафа.
— Милейший, — перебила его Антония, не поворачивая головы и с удовольствием отпивая чай. — Пока что я хозяйка в этом доме, так что не смейте орать на моих слуг, я как-нибудь сама решу, что им дозволено.
— Но, милая, — тут же сменив тон на приторно-сладкий, проворковал кавалер, — я думал…
— Нет, милейший, романа у нас с вами не получится. И чтобы развеять ваши иллюзии, сразу предупреждаю, что кроме этого поместья у меня за душой ничего нет, и приданое мне не полагается. Я Читающая, Жан, — наконец, изволила посмотреть на гостя Антония, отчего тот заметно побледнел. — Такие, как я, не выходят замуж.
— Вы… Ты меня использовала, — взвизгнул кавалер.
— Напомню, что это ты хотел на мне жениться и получить рудники моего отца. Должна тебя расстроить, все они уже давно отошли моим старшим братьям, и, как я уже говорила, кроме этого поместья лично у меня ничего больше нет.
Антония немного лукавила — ей еще принадлежала одна или две деревни где-то на юге, средства с которых и должны были пойти на содержание дома и штата слуг. Работать девушке было вовсе не обязательно, отец об этом позаботился, но и шикарной ее жизнь было бы нельзя назвать.
— Да я… — лицо Жана начало наливаться краской.
— Олаф, покажи гостю дверь на выход, — устав от претензий, требований и намерений кавалера, попросила Антония. Она уже жалела, что поддалась вчерашнему порыву и пригласила этого типа на ночь.
— Что? Да кто ты такой. Не смей меня трогать. Да я… — взгляд гостя зацепился за татуировку-лозу, обвивавшую запястье дворецкого, и молодой человек заткнулся на полуслове, вновь побледнев. А Олаф усмехнулся. Нехорошо так, совершено по-бандитски.
— Олаф, нам сегодня нужно будет еще зайти к тому пожилому магу, что брал у тебя клятву, — закрывая за собой дверь ванной, подтвердила догадки гостя Антония.
— Как прикажете, миледи, — сухо отозвался Олаф, подыгрывая. — А с гостем как, вежливо его проводить или?..
Жан проследил за взглядом дворецкого, уставился на нож, лежавший на столике рядом с закрытыми блюдами с завтраком, и внезапно сорвался с места, на ходу собирая свои вещи.
Виттор, удобрявший пересаженные деревья, совершенно растерялся, а Йорка, которому к его неудовольствию поручили подметать дорожки, посчитал это лучшим развлечением недели и потом еще долго веселился, вспоминая полуодетого мужчину, который выскочил из дома и со всех ног, путаясь в неправильно надетых брюках, припустил в сторону города.
Антония посмеивалась, стоя под душем. Пожалуй, так шустро поклонники от нее еще не сбегали. В институте все знали, что Читающие не заводят семей и длительные романы, но от кавалеров у нее отбоя не было. Все же она из знатной фамилии, и связь с ней не опорочит имя сына какого-нибудь лорда, а еще она следит за собой и совершенно не рвется замуж. Идеальная подруга. Кавалеры приходили, а стоило только намекнуть, безболезненно и совершенно без обид уходили, оставляя после себя воспоминания о совместных ночах и милых знаках внимания. Но в маленьком городе, похоже, все иначе. Антония вздохнула. Видимо, к кавалерам теперь придется ездить самой, куда-нибудь к морю или даже в столицу. Нет, ну что за нравы.
Следующая неделя добавила забот. Дело о пропавших девушках не двигалось с мертвой точки, а еще в городе на Антонию стали странно коситься.
— Шаттон, что происходит? — прямо спросила девушка, поймав такой же взгляд от коллеги.
— Все в порядке, леди, — сухо обронил мужчина.
— Шаттон, я не понимаю, — Антония никак не могла сообразить, что значат эти всполохи в ауре коллеги, когда он бросал на нее взгляд. И с каких это пор они на "вы" и обращаются по титулу?
— Просто он хочет сказать, что не желает иметь ничего общего с дамой, которая использует клятвенника-уголовника для постельных утех, — вмешался в разговор Вик. Он сидел, закинув ноги на стол, и с задумчивым видом разглядывал свой маникюр.
— Что?
— Ну, с легкой руки некоего Жана об этом сейчас говорят все в городе, — просветил девушку Вик.
— Ах вот оно как.
Антония тем же вечером приложила немало усилий, чтобы до Жана дошли слухи, будто его спрашивают в городе подозрительные типы. И поговорила с магом, понадеясь на его чувство юмора. Поэтому когда следующим утром Жан зашел к магу, якобы по каким-то мелким семейным делам, а потом словно невзначай поинтересовался, за какие провинности был пойман клятвенник леди де Вельвиче, маг с совершенно честным видом сообщил, что его приговорили к пожизненному заключению за убийство с отягчающими. Тем же вечером слухи об Антонии прекратились, чему девушка была очень рада, но косились на нее еще долго, да и осадок остался. До простых горожан ей дела нет, а вот то, что поверили коллеги, ей было неприятно.
У Антонии и кроме сердечных дел проблем набралось немало. До родителей какой-то доброжелатель донес слухи, которые распускал этот наглец Жан. Отец отреагировал ровно, мягко укорил и попросил быть аккуратнее, расспрашивал о прошедшем приеме и обещал прислать "на особый случай" несколько бутылок разного сорта вина, явно пытаясь подбодрить дочь. Мать же написала гневное письмо на семи страницах о недопустимости подобного поведения. Не дочитав и половины, Антония раздраженно бросила бумагу в огонь. Можно подумать, мать в молодости не совершала ошибок. И нет, она не собирается возвращать Олафа на плаху. Он ей и самой нравится. Как управляющий, конечно.