Флаги над замками (СИ) - Фламмер Нат. Страница 64

— Да, — Ватару кивнул. — Все, Укё, поехали. Исиду Токитиро выпускают сегодня. Надо подготовить место.

Когда они сели в машину, Ватару покачал головой:

— Не уверен до сих пор. Но рано или поздно это придется сделать в первый раз.

— Я сам не уверен, — Укё поправил очки и задумался: — Но, с другой стороны, Рэй пока работала без сбоев. Контроль хороший. Но тьма...

— Именно. Но тьма. Неупокоенный дух может сильно ударить по контролю. И я опасаюсь за девочек.

Укё отвернулся:

— Тут мы ничего сделать не сможем. Даже если удастся захватить духа, вселившегося в одну из них до трансформации, — психика девочки пострадает настолько серьезно, что реабилитация ее будет практически невозможной. Сначала меняется сознание, и лишь потом — тело.

— Скажи мне лучше: а может мононоке заставить убивать того, кто изначально не способен на убийство? — Ватару выехал на шоссе и перестроился.

Укё продолжал по-прежнему смотреть в окно.

— Да. Думаю, может.

— Тогда не получается ли так, что мы заведомо приговариваем невиновного человека?

— Он виновен. Одержимый духом Исида не мог бы звонить и договариваться с жертвами. В эти моменты он был в здравом уме и твердой памяти. И камеры. И все остальное. Это все действия разумного человека.

— Мунэхару, выслушай меня спокойно.

— Хорошо. Я, кажется, понимаю, к чему вы клоните.

— Да, — Ватару слегка наклонил голову: — Хидэаки. Почему ты так уверен, что обманывает тебя именно он? Почему бы не предположить, что его разумом может управлять Отани Ёсицугу? Настолько тонко, что мы просто этого не замечаем. Ведь твой брат до двадцати лет был умным, жизнелюбивым и готовым сражаться с онрё до конца. Он был несокрушимо уверен в том, что в этот раз готов и справится. Мы наблюдали за ним все эти годы. Его душа не разрушена тьмой. Несмотря на то что Отани Ёсицугу терзает его в каждом воплощении, свет Кобаякавы Хидэаки остается с ним. Как выходит, что этот человек каждый раз идет на немыслимые ухищрения ради того, чтобы лишить себя жизни?

— Не знаю... — Укё наморщил лоб, упорно продолжая делать вид, что смотрит в окно. — Я не читаю его мыслей. А Току я к нему не подпущу никогда.

— Что-то мне подсказывает, что говорят в тебе не только отцовские чувства, — усмехнулся Ватару.

Укё наконец повернулся и тяжело вздохнул:

— Нет, господин Такакагэ, во мне в первую очередь говорит инстинкт самосохранения.

На стоянке было полно машин. Ватару едва нашел место, чтобы припарковаться. Они вышли и осмотрелись по сторонам.

— Вы думаете: тут будет безлюдно ночью? — Укё сощурился от солнца.

— Да. Мне особо нечем было заняться во время слежки, я тут все фото посмотрел. Ночью здесь тихо. И от жилых домов далеко. Машины оставляют, да. И это тоже хорошо.

Укё хмыкнул:

— А кто будет платить за разбитые, если что-то пойдет не так?

— Я думаю, мэр Нагои, кто же еще. Оформим как стихийное бедствие, — Ватару криво усмехнулся.

— Так, значит, отпускаем сегодня?

— Да, — Ватару снова стал серьезным и достал телефон. Сделал несколько фотографий. — Здесь он должен будет оставить машину: больше негде. Открытая площадка — там, за деревьями, — он указал рукой, — камер нет, на случай если он проверит. Если будет проверять — придет как раз сегодня вечером. Посидим, покушаем пиццы, полюбуемся на звезды. Если придет — значит, точно все сработает.

— Да, главное, чтобы не спугнул никто, — Укё обошел машину кругом и приложил руку ко лбу, как козырек: — Кимура слабое звено. А что, если предупредит? Все же она может верить своему наставнику больше, чем нам.

— Рискнем. Она должна позвонить ему сегодня. Кроме того, нам все равно придется ей доверять, если мы собираемся брать ее на службу. Свари кофе и возьми термос.

Водки оставалось на донышке. Киёмаса горестно вздохнул и снова наполнил чашку. Пьян ли он? Да какая разница? Никакого это значения не имеет. Да о чем он? Что сейчас вообще имеет значение? Он украдкой посмотрел на господина Хидэёси. Тот сидел боком к нему и лицом к экрану. И продолжал неотрывно смотреть туда. Иногда он набирал в руку горсть орехов, которые Киёмаса заботливо насыпал в чашку, и отправлял в рот. Когда орехи закончатся — надо будет насыпать конфет. Досмотрев фильмы, Хидэёси переключился на телевещание. Смотрел все подряд: новости, рекламу, передачи для детей. Киёмаса понимал его: сам первые дни делал то же самое. А Такуми, как малышу, объяснял ему, что именно он смотрит и для чего это нужно.

Эх… казалось, это было так давно. А он и сам бы сейчас хотел сидеть рядом с господином и рассказывать ему все, что знает об этом мире.

Господин... а есть у Киёмасы право теперь его так называть?

— Киёмаса! Смотри, какой мост. Ты видел этот мост?! Это же невозможно! Как вообще могли такое построить! Смотри!

Киёмаса поднял на Хидэёси полный скорби мутный взгляд.

— Так, — Хидэёси снова прихватил горсть орехов, — а ну перестань, немедленно. Я тебя не прогонял! Что ты ведешь себя как побитая собака?

Киёмаса вместо ответа опустил голову.

— Отлично. Можешь обижаться дальше.

— Я не обижаюсь, — вскинулся Киёмаса, — нет! Как бы я посмел! Но вы... Вы... — слезы покатились из его глаз.

Хидэёси пододвинулся ближе, не вставая с пола. Понюхал водку, сморщился:

— Ну и дрянь. Зачем ты это пьешь? Эй! Я всего лишь освободил тебя от вассальной клятвы. Все. Ты мне больше не вассал. Я говорил, что ты мне больше не брат? Не приемный сын? Еще раз. Я прогонял тебя?

— Я!.. — Киёмаса согнулся и ударил лбом в пол: — Вся моя жизнь, весь ее смысл — это служение вам! Все! Зачем мне что-то еще? Зачем мне тогда жить, если я вам не нужен?!

— Да нужен, нужен, прекрати, — Хидэёси ткнул его пяткой, — голову подними. И послушай меня. Я еще раз повторяю, внятно и по слогам: я не могу сейчас позволить себе вассала. Мне нечем платить тебе за службу. У меня нет земли, чтобы наградить тебя ею. Наоборот — именно твоя семья сейчас содержит меня.

— Господин! Не сочтите это оскорблением!

— Я не считаю, — Хидэёси сложил на груди руки, — Хотя это унизительно! Но дело не в этом. Я хочу быть честным с тобой.

— А я хочу лишь служить вам! Как верный Бэнкэй [6] служил великому Минамото Ёсицунэ [7]! Разве вы сами не говорили, что я — его воплощение?

— Говорил, говорил, — Хидэёси нахмурился, — говорил. Мало ли что я тогда говорил? Слушай, когда я умер, ты принес клятву Токугаве Иэясу. Разве моя смерть уже не освободила тебя?

— Но сейчас-то! Сейчас-то вы живы!

— Да. Но сейчас другое время. Ты сам это сказал. И вон, по телевизору что показывают! Самолеты! Киёмаса, ты летал на самолете?

— Нет, — на автомате ответил Киёмаса. Но, спохватившись, снова горько вздохнул: — Умоляю, не прогоняйте меня! — он снова ударил лбом в пол.

— А... опять за рыбу деньги. Киёмаса, ты понимаешь, что пока ты служишь мне, за мной копится долг? Я не хочу начинать новую жизнь в долгах!

— Мне ничего не нужно!

— Конечно, тебе ничего не нужно! Тебя же содержат твои дети, как немощного старика!

Киёмаса схватил бутылку и залпом опрокинул в себя содержимое.

«Тр-р-р-блинь-дзынь», — разнеслось внезапно по комнате.

— О, что это? — Хидэёси огляделся по сторонам.

— Не знаю, — Киёмаса поднялся и на всякий случай взял меч.

Звук повторился.

— Это оттуда! — оба одновременно указали на входную дверь. Выглядело так, будто звук издает она.

Киёмаса тихо подошел к двери. Прислушался. Снаружи явно кто-то был. Он осторожно отодвинул щеколду замка, потом ногой распахнул дверь и замер на пороге с занесенный мечом.

— Э?.. — меч так и завис в воздухе. В дверях стоял парнишка в черной куртке с натянутым на голову капюшоном. В руках он сжимал какой-то сверток, а из-за его спины торчало что-то длинное, похожее на меч в странном чехле. Глаза его были крепко зажмурены.

— Ты кто? — Киёмаса опустил меч.

— Я Юкита, господин! Асано Юкита! Вы меня помните?! — парнишка стянул капюшон и радостно заулыбался. — Вот! Наставник Такуми просил передать вам подарок! — он протянул ему сверток. — И — вот, — он бережно снял с плеча продолговатый круглый чехол и бережно протянул Киёмасе.