Эликсир бессмертия (СИ) - Зотова Анна. Страница 9
«Блин, пора сматываться! — думала Аня, храня на лице выражение предельного внимания и сосредоточенности. — Это же на час, не меньше». Диктофон бесшумно работал в сумочке, и Аня не выключала «Гурвиг» только ради того, чтобы доказать шефу его рабочее состояние.
— Если, душа моя, обратиться к древнерусской литературе, то можно найти немало описаний огня, горящего над кладами, — продолжала Елена Петровна. — Я думаю, что в те времена это было довольно распространенное мистическое явление. Например, в «Сказании о Борисе и Глебе» есть такой пассаж, — и она процитировала наизусть: — «Аще бо или серебро, или злато сокровенно будет под землею, то мнози видят огнь горящ на том месте — то диаволу показующу, сребролюбивых ради». Понятно, о чем тут речь, или перевести?
Аня вздохнула. «Вот блин, она еще и по фольклору специалистка!»
— Более или менее понятно, Елена Петровна! Нельзя ли ближе к делу? Я так понимаю, вы сами видели этот «белый фон»?
— Видела, душа моя, — кивнула Елена Петровна и пустилась в долгое подробное повествование о том, как соседи отвезли их с собачками к себе на дачу (это где-то под Рязанью), и там, гуляя однажды вечером недалеко от местного погоста, она увидела странное свечение. Ее охватил необъяснимый ужас и все такое, но она переборола себя и стала фотографировать. «Белый фон» то приближался, вгоняя ее в дрожь, то отдалялся, а ее собачки так выли, что просто караул.
Битый час Аня слушала эту ахинею; когда же речь зашла непосредственно о фотографиях, оказалось, что сняты они вовсе не мобильником, а обычной «мыльницей». Елена Петровна достала ее из шкафа и показала. Стального цвета китайский «Кодак», причем не из самых дешевых — с зумом.
— Хорошая машинка, — похвалила Аня.
— Доча подарила, — объяснила хозяйка, убирая фотоаппарат и доставая из шкафа же катушку с пленкой. — Тут, душа моя, так: первая половина пленки — мы с собачками, а вторая — то, о чем я рассказывала. Обязательно верни мне пленку, ладно?
— Конечно, Елена Петровна. Мы все проявим, распечатаем, и я вам принесу что получилось. У нас с этим строго.
— Ну и хорошо.
Аня встала и спрятала кассету в сумочку.
— С собачками пойдете сегодня гулять? — спросила она, меняя тему, и тут же пожалела об этом. Потому что хозяйка взялась рассказывать распорядок дня ее собачьего выводка, в какое время они гуляют, сколько раз какают, какой корм предпочитают и чем любят заниматься. Слушая все это, Аня кивала и думала, что приехала сюда совершенно напрасно. Ну да ведь шеф отправил, а его не пошлешь куда подальше. Ладно, она отдаст ему кассету — пусть, блин, слушает и сам решает, стоит ли связываться с этим «белым фоном». «НА БЕЛОМ ФОНЕ», — неплохое, между прочим, название.
Простившись с Еленой Петровной, Аня вышла на улицу и раскрыла над собой зонт. Уф! После квартиры, пропахшей Марсиком, Венчиком, Баксиком и Менчиком, было особенно приятно до самых глубин легких вдохнуть влажный вечерний воздух. Часы показывали 19.08; сеял затяжной дождь. Ну и лето! Итак, ее ждет дальняя дорога и крестовый король. Очень мило!
Аня, пожалуй, не отказалась бы от шаурмы, но этот район она знала плохо, а искать по такой погоде не хотелось. Ладно, поедет домой. Там недалеко от метро есть приличный гриль-бар, туда и заглянет.
Когда она спускалась в метро, замяукал в сумочке мобильник — пришло сообщение.
«Анна Егоровна, на ваш счет в Сбербанке переведено 100 000 рублей. В 23.00 выйдите на балкон. Ваш друг».
Обратный адрес отсутствовал. Она подумала, что это чья-то шутка, и только пожала плечами.
Или не шутка?
От ста тысяч Аня не отказалась бы, что и говорить. Да чего там от ста, она и от двадцати не отказалась бы. И потом, полчаса качаясь в переполненном вагоне метро, держась за поручень и глядя на свое отражение в стекле, Аня любовно обдумывала тему ста тысяч. Уж она нашла бы, на что их потратить!
Вместо шаурмы Аня купила в супермаркете триста граммов докторской колбасы, кефир, полбулки черного хлеба (экономика должна быть экономной!) и пошла домой кратчайшим путем. «Хоть позвонил бы кто-нибудь, что ли!»
Но телефон молчал. Аня еще раз перечитала сообщение о ста тысячах и взглянула на часики. 20.11. У нее и в мыслях не было, что уже через несколько часов ее жизнь совершит такой неожиданный вольт, какой не снился ей даже в самых фантастических снах.
Впрочем, как говорится, не будем забегать вперед. Пусть наша героиня доживает последние часы спокойной жизни и ведать не ведает о переменах, поджидающих ее за ближайшим поворотом сюжета, пусть она раскрывает и отряхивает в прихожей зонт, листает автоответчик и включает микроволновку, пусть греется под душем и потом, в толстом махровом халате и шерстяных носках, забирается с ногами в кресло и пьет чай с бутербродами, читая одну из толстенных инкунабул об алхимии. А потом включает ноутбук и, создав файл «Алхимия. Статья № 2», начинает писать.
«Истоки алхимии теряются в искусстве Древнего Египта, где знания находились в руках жрецов, наиболее образованных по тем временам людей. То, что они знали и умели, предназначалось для наследников фараонов и для тех из «своих», кто отличался добродетелью и мудростью, а уж никак не для всех смертных. Особенно строго охранялось так называемое «священное искусство» — все, что жрецы умели делать с золотом и серебром.
Основателем алхимии принято считать реальную историческую личность, которую египтяне, идентифицируя с одноименным богом, именовали Тотом. Согласно древнеегипетским религиозным представлениям, бог Тот был связан с планетой Меркурий, которая считалась у египтян посредником богов со светлой стороной Луны, содержащей эликсир бессмертия. Вместе с тем он являлся мистическим покровителем жреческого ордена Древнего Египта. Позднее, уже в эпоху правления династии Птолемеев, реальный Тот, очевидно, достигший высоких степеней духовного посвящения, получил имя Гермес, причем не просто Гермес, а «трижды величайший» — Трисмегист. Нетрудно догадаться, почему алхимию еще называют «герметикой» или «герметизмом».
Восток и сейчас считается кладезем тайных знаний, а уж в те далекие времена и подавно. Поэтому все, кто хотел приобщиться к этим тайнам, стремились туда, на Восток. В IV в. до н. э. Египет подвергся очередному завоеванию, и что интересно, египетская знать и жречество встретили Александра Македонского не как завоевателя, а как освободителя от ига персидского владыки Дария, и нарекли сыном бога Ра. Египет стал частью огромной греко-восточной империи, созданной Александром в результате почти десятилетнего похода по Азии. Но государство Александра оказалось образованием крайне непрочным. Сразу же после его смерти в 323 г. до н. э. начался распад империи, на руинах которой возник ряд государств, вошедших в историю под названием эллинистических.
Наиболее характерной страной эллинизма стал Египет. Удачно расположенная географически, египетская Александрия уже к концу IV — началу III в. до н. э. выросла в крупный центр торгового и культурного обмена между Востоком и Западом. Поэтому тайные знания египетских жрецов, практические знания ремесленников, персидская и вавилонская магия, астрология, связывавшая происхождение известных тогда металлов с Солнцем и планетами, — все это смешалось в адскую кашу, из которой тщетно пытались выловить рецепт сказочно быстрого обогащения. Поиски рецепта стали даже разделами официальной академической науки: «аргиропея» — получение искусственным путем серебра и «хризопея» — золота.
Любопытно, что учение о трансмутации металлов почти в то же время (а по некоторым источникам даже раньше) разрабатывалось в Индии и Китае. Во II в. до н. э. философ Вей По-йанг написал «Книгу перемен», в которой фигурируют «пилюли бессмертия», изготовленные, по всей вероятности, из киновари (крови дракона), всегда считавшейся китайскими химиками исходным веществом для получения золота. Легенда утверждает, что Вей По-йанг сам принял такую пилюлю, дал ученику и собаке. Умерли все (что не удивительно: ртутное соединение!), но потом будто бы воскресли и сделались бессмертными. Известен также труд другого китайского ученого II в. до н. э. — Ко Хунга. Здесь тоже говорится о «пилюлях бессмертия», но основной упор сделан на превращение неблагородных металлов в благородные. Рецепты приводятся, как обычно для такого рода литературы, очень туманные, воспользоваться ими мог только тот, кто умел читать не сами слова, а их некий тайный смысл…»