Дивьи люди (СИ) - Ударцева Людмила Владиславовна. Страница 20

- Дом Советов, - объявил Паныч с гордостью указав взглядом на двухэтажный дом с высокими ступенями отделанными природным камнем.

- Надо же прямо как у нас в России.

- Как ты свой Мир назвал?

- Россия- это не мир, это страна, где я живу.

- Что такое страна?

- Это много городов и сёл, за которые отвечает один глава государства.

- То есть ты хочешь сказать, что в Яви правят несколько царей.

- Царей вот, как раз, и не осталось. Последнего почти сто лет назад большевики расстреляли.

- Не дай Род такого! Ты хоть не потомок Цареубийцы?

- Уверен, что нет. Хотя, в моём родном городе это произошло, но я не знаю, кто там именно замешан был.

- И как же вы без государя живёте?

- Не скажу, чтоб хреново. Раньше и вправду думал, что не очень, - из опасения обидеть Фадея Паныча сравнением, я промолчал, собираясь мыслями и чуть не поперхнулся от накатившего приступа тошноты, глядя как несколько щуплых слабаков издевается над человеком, прикованным цепями к верху стены.

Какой-то беззубый старикашка, щерясь в обе десны от прилива воинственности, ткнул мужчину в кандалах палкой в бок, что-то брякнул о потере мужской силы, от чего другие одобрительно кивали головами и загоготали, словно стая сытых гусей, которым и жрать не хочется - да мимо зерна пройти жадность не даёт.

- Фадей Паныч, за что его так?

Паныч отвёл глаза,

- Как я думаю - это урман. С утра в Марьинке болтали что воевода клохтуна в цепи заковал.

- А по доходчивей? Я не просёк что за чел?

- Не человек он - нежить типа упыря, убийца-людоед, судя по тому, что говорят.

Наша телега двигалась дальше по дороге, а народец тем временем продолжал глумиться над скованным цепями, перепачканным в грязи людоедом. Некоторые особо опасливые кидали проклятия, боясь подойти ближе, другие, проявляя сдержанность, но уступив агрессивности, топтались ближе к стене, их вялые попытки как я не сразу понял, сводились к тому, чтобы выдрать с головы упыря чёрные, длинные до плеч волосы или разорвать его одежду. Они вытягивали руки, цеплялись за спутанные кудри, одновременно, стараясь сохранить максимально безопасную дистанцию, и при этом причинить хоть какое-нибудь увечье упырю. На самом деле им это как-то слабо удавалось.

- «Одежда крепкая или силёнок маловато? Вот ведь, если этот крепыш с фигурой атлета не качественно скован?!» - Закованный в кандалы мужчина, казалось, не замечал их нападок, когда камень полетел ему в лицо, он не сделал попытки увернуться. Глаза открыты, он смотрел вдаль или никуда, и вдруг, как если бы до него дошли мои мысли, его взгляд нашел меня, и не замечая удара камнем по лицу, он рыкнул и бросился в нашем направлении, натягивая звонкие цепи как струны.

Толпа трусливо отпрянула, людской гомон усилился. По рассечённой щеке «нелюди» потекла обычная алая жидкость.

- И кто это наверняка устанавливает, человек он или нет?

- А зачем? Ежели клохтун пойман, суд скорый - вечером на кострище.

- Если он не человек, как утверждают, у него не будет обычных функций… Ну, там пульса нет. А он с виду живой, вон кровь из раны потекла.

Мой оппонент молчал, не проявляя никакого интереса к предмету спора. Его равнодушие к судьбе чужого человека меня раздражало.

- Фадей Паныч, а что ты делать будешь, если меня сегодня урманом объявят?

- Тебя-то почему? – изумление застыло на его лице. - Ты ж никого не убил и в зверя не превращаешься.

- А вдруг и он не превращается. Ты же это наверняка не знаешь?

Паныч задумался, немного, затем махнул на меня рукой: - А ну тебя! Голову не морочь! Тоже мне клохтун нашелся!

«А-а-а, струхнул малость! Засомневался, кого в телеге везёшь!» - я погладил угол рта, скрывая кривую ухмылку. Щетина неприятно карябала кожу. – «Хорошо, что не вздумал девчонку зацеловать. Ей бы сейчас пришлось прикладывать к лицу компрессы как после поцелуев с ёжиком. Ага! Есения и компрессы! Нашел же что представить! Она либо в поле, либо в огороде вкалывает. А вообще нужно, про этого упыря разузнать, вдруг какой горемыка типа меня здесь очутился».

Поворот направо скрыл упыря вместе с его экзекуторами, в тот момент, когда хлипик в коротких штанишках, с шутовскими кривляниями, пристраивался сбоку от прикованного, с явным намерением дать тому пинка. Он был намного ниже объекта наказания, такое впечатление, будто упыря специально на забаву «недоделанным» подвесили. Чтобы напустить больше бравады, «мужичок с ноготок» что-то выкрикнул и занёс ногу для удара. Пнул ли он урмана или нет, я не узнал, жеребец Паныча сделал поворот и теперь тащил деревянную телегу по другой улице. Мыслями, я был ещё где-то до поворота, пока не осознал, что самый центр этого города какой-то неестественно пустой. На расстоянии площадью не менее километра были видны только глыбы камней, кусты, да курай выше человеческого роста. Я покрутил головой, не понимая, мы в городе или уже нет. Справа, как и раньше город, жилые дома и жители, идущие потоком в одном с нами направлении, а слева от дороги нагромождение огромных камней образовывало углубление, похожее на альков. Плющ заплетал плиты полуразрушенной серой ограды, мешая рассмотреть пустырь, что находился за каменной кладкой.

«Зачем они оставили столько места в самом центре города, вместо того, чтобы убрать глыбы и построить новый район?» - Подобное отношение к обустройству жизни нарушило мои представления о здешнем понимании прагматичности.

- Что ты видишь сейчас? – Фадей Паныч натянул поводья, конь остановился.

- Большой пустырь, развалины какой-то древности, что ли...

- А ты говоришь «урман»! – воскликнул он, - Человек ты, как я или он, - отец Есении указал на прохожего и тронул коня. – Нооо! Пошел! – Сзади, с других повозок на нас уже сыпались ругательства, за то, что мы своей телегой образовали в столице средневековую транспортную пробку.

- Чего это ты так радуешься? Ну, не увидел я ничего кроме развалин и что?

- А то, что здесь не это увидеть можно, если ты не простой человек.

- Ты сам, что видешь?

- То, что честным людям положено.

- То есть пустырь?

- Пустырь не пустырь, только пялиться на старые развалины не советую, - в назидание сказал Паныч, всем своим видом показывая, что я данной темы не стою.

«Вот и поговорили! Чтоб тебя! - булькало моё самолюбие, - не объяснил толком, что там за стеной».

Мы подъезжали к торговой площади. Её начало виднелось впереди большим нагромождением торговых палаток и телег в дюжине сотен метров от поворота.

Глава 9

- Ковры с цветами и зверями! – время от времени Паныч зазывал покупателя. Мы пристроили нашу повозку в ряд таких же деревянных «торговых лавок», проехав всю площадь насквозь почти до самого конца. - Подходите! Полюбуйтесь! Таких больше нигде нет, - заверял он сразу нескольких потенциальных покупателей, шедших мимо. Его слова не были преувеличением. Я рассматривал рисунки созданные шерстяными нитями и убеждался, что они сделаны настоящими мастерами, точнее мастерицами.

- Кто эти ковры делал?

- Всей семьёй по зиме ткали. Сеньке нашей узоры выдумывать только дай, мать нитки не успевала подбирать, а я сукно на станок прикладывать и клеем пропитывать в оконцовке. Ткать не люблю. Но последний пришлось всем по очереди два дня не отрываясь доделывать. До посевной чуток не успевали, а он особо хорош показался, - завершил описание процесса Паныч.

- Я представлял, что вы с мужиками только бухаете …

- Бухаете? Это как?

- Пьёте бражку часто, а всю работу женщины выполняют.

- Им и вправду больше достаётся. Мужиков у нас по пальцам перечесть. Беда просто, что твориться, – произнеся такое признание, он, не меняя доверительных интонаций в голосе, переключился на первого покупателя и, не уступая цену, продал сразу два своих замечательных ковра. На одном краски шерсти создавали букет из ярких цветов, а другой привлекал взор стройными белоствольными берёзами с яркой зеленью листвы.