Поющая все песни (СИ) - Констебль Кейт. Страница 11

— Но не в плавании, — мрачно сказал Дэрроу.

От возмущения слезы Калвин пропали.

— Если думаешь, что я тебе мешаю, я пойду одна, — она вскочила на ноги.

Дэрроу мягко сказал:

— Тогда верни мне плащ, — Калвин увидела улыбку в его серых глазах. — Лучше высуши волосы, не трать огонь. Я бы хотел уйти подальше от Антариса, а потом мы отдохнем.

Калвин послушно склонилась и перебирала волосы пальцами перед огнем, радуясь, что они скрывают ее лицо и внезапную радостную улыбку на нем. Она впервые была за стенами Антариса после того, как попала уда, кто знал, что за чудеса и ужасы ждали ее? Река журчала рядом, словно смеялась с ней, лес пел с птицами.

Дэрроу засыпал огонь землей, и они пошли снова. В этот раз тропы не было. Они шли как можно ближе к реке, деревья толпились у берега. Дэрроу указал на одну из горных вершин.

— Нужно идти туда, к вершине в форме головы сокола. Там проход, что приведет нас к землям Калисонс. Так я пришел сюда.

— Мы зовем ту гору Ястреб, так приходят торговцы.

Калвин устала, одежда все еще была влажной, и было неприятно идти в мокрых ботинках. Она с тоской подумала о теплом хлебе и меде на завтрак, останься она за Стеной. Но солнце поднялось, коснулось золотом деревьев, и она уже не хотела оставаться запертой. Она глубоко вдохнула.

— Тут воздух… как желе королевы! — восхитилась она. Ее мать ощущала такое в начале приключений?

Через какое-то время она спросила:

— Думаешь, Самис пойдет за нами?

Дэрроу ответил не сразу.

— Пока он останется в Антарисе. Он не захочет уходить без ледяных чар. Да, он не рад, что упустил добычу. Но ему нравится охота, а охота не окончена.

— Он может не найти нас, — возразила Калвин, этим утром все казалось возможным.

— Может, — согласился Дэрроу с тенью улыбки.

Днем Калвин почти падала от усталости. Дэрроу заметил это.

— Стоит поспать, — резко сказал он, когда она зевнула в третий раз, — пока солнце еще греет. Идти можно и в свете луны, — он указал костылем на залитый солнцем луг. — Тут должно быть удобно.

Калвин подумала, что он дразнит ее, но он собрал груду листьев и опустился на землю. Она стояла и смотрела, как он укутывается в плащ. Она выбрала место чуть в стороне от него, легла спиной к нему. Она устала, но не могла не думать, что Дэрроу лежал в ладони от нее, она слышала его тихое дыхание. Повезло, что они спали днем, ведь ночью было бы слишком холодно, пришлось бы лежать рядом…

Ее глаза открылись. Поэтому? Он стеснялся, как и она? Но она слишком устала, чтобы думать долго об этом, и вскоре уснула.

В пути Дэрроу был бодрее. Он был вы лучшем настроении во время их пути на восток, чем за все время в Антарисе, пока он шутил, дразнил ее, пел и рассказывал истории.

Путь был непростым. Нога Дэрроу еще не зажила, и хотя он использовал костыль и чары, ему было больно. Были дни, когда они почти не двигались. Вскоре они вышли из укрытия деревьев, оказались в другой части дикой земли. Жестокие камни тянулись к небу, словно изображали башни Антариса, оставшиеся позади, и тропа шла вдоль обрывов, что тянулись так глубоко, что не было видно, что на дне. Земля была мрачной, серой и каменистой, и ночью Калвин дрожала, а ветер стонал среди камней.

Путь торговцев был чуть шире тропы. Если бы не старые лагеря, что они миновали и порой использовали, Калвин боялась бы, что они заблудились. Но черные кольца древних костров и пещеры, где ночевали торговцы, обрывки ткани и кости показывали, что они не шли слепо по земле.

В один из дней им пришлось скрываться, торговцы шли мимо. Скрытые камнями, Калвин и Дэрроу слушали ворчание мужчин и грохот телег, они тянули их за собой. В телегах были сковороды, шелк и специи. Казалось, прошло много времени, и грохочущие телеги пропали из виду.

После этого Калвин сказала:

— Интересно, кто откроет им Стену в этом году.

— Может, сам Самис, — сказал мрачно Дэрроу. — Это будет для них историей.

Даже летом горные проходы были холоднее, чем долина, они шли в свете луны, спали днем, радуясь, что солнце грело их. И среди пустоши даже были птицы и зайцы. Калвин ловила их небольшими чарами, как ее учили, и Дэрроу жарил их на костре. Она впервые была рада скучным и долгим урокам про травы, ведь Дэрроу не знал многих съедобных трав на горе. Он показывал ей, как проложить ботинки листьями, чтобы не было мозолей, и вырезал ей посох, чтобы не упасть на тропах у обрывов.

Ночью Дэрроу смотрел на тусклые звезды и указывал, за какими им нужно идти. Он говорил названия из Меритуроса и Калисонс, из Геллана, и она называла, как это было в Антарисе. Было странно думать, что у каждой земли были свои названия и истории, что она знала созвездие Дерево, а в Калисонс оно звалось Фонарь Тасгара, а в Меритуросе — Башмак.

Ночью на его лицо падали тени, и Дэрроу казался далеким, как учитель, а не товарищ, каким он был днем. Порой он не знал, что сказать ей, и если они отдыхали, он был в своих мыслях.

В один из дней он сказал:

— Я редко бывал с женщинами, — он шел впереди, она не видела его лица. — До Антариса я и десяти слов женщине не говорил. Я всегда считал их странными.

— А теперь? — не удержалась она.

— Теперь они для меня не хуже мужчин, — последовал ответ, она не знала, радоваться этому или нет.

Постепенно каменистая земля сменилась холмами, где деревья росли гуще. Воздух был жарче с каждым днем, и Калвин от дыхания ощущала себя веселее.

— Тут воздух не такой разреженный, как в горах, — сказал Дэрроу. — Ты сможешь идти дольше и выносить больше, чем люди долин, ведь умеешь лучше использовать дыхание.

Они шли в прохладе утра и вечера, отдыхали в полдень и полночь. Тут хоть были следы людей: пень вместо унесенного дерева, разбитая хижина, развалины каменной стены. Тропа стала шире, по ней было проще идти, и под ногами была земля, а не камни.

Калвин увидела вдали ферму среди холмов и поспешила вперед, словно зверь, уловивший запах, и она побежала бы, если бы Дэрроу не удержал ее.

— Калвин, нас не должны видеть, — сказал он. — Они не примут нас, поверь. И в долинах будут солдаты из Калисонс, так что нужно быть осторожнее. И никогда не показывай, что колдуешь пением. Понимаешь?

— Понимаю, — она была разочарована, она надеялась на хлеб и сыр, на специи и теплую постель от добрых людей. Но она начинала понимать, что чужаки были такими же осторожными к незнакомцам, как и народ Антариса, закрытый за Стеной. А она-то думала, снаружи будет иначе.

Они шли по холмам, по широким долинам, спали в сараях и мельницах, забирали еду по пути: дикие ягоды, овощи с полей, яйца уток у ручьев, что пересекали эту страну, соединяя фермы, как сетью на земле.

Один день они отдыхали и ловили рыбу. Калвин разделась до нижнего платья, и Дэрроу учил ее плавать. Он не смеялся, пока она отплевывалась и кашляла, а терпеливо учил, пока она не смогла проплыть пару взмахов руками. Она раскинула волосы на плечах, чтобы они высохли на солнце, и показала ему, как забрать рыбу из воды раньше, чем она поймет, что ее поймали.

— Думаю, удочка и наживка мне нравились больше, — он отошел, когда Калвин бросила рыбу на берег, забрызгав ему ноги. — У тебя мокрый метод.

Калвин села на пятки и рассмеялась.

— Но руками проще!

— Хорошо. Вызов принят, — он забросил крючок в воду. — Посмотрим, кто быстрее поймает следующую рыбу.

— Хорошо! — крикнула Калвин, подняла в торжестве добычу через пару мгновений и не скрывала счастья.

День остался в ее памяти золотым. Она сидела на солнце с Дэрроу, лакомилась горячей рыбой, которую приходилось передавать из руки в руку.

— Я еще вкуснее ничего не ела, — вздохнула Калвин, облизывая пальцы.

— В Пенлевине говорят, голод — лучший соус, — сказал Дэрроу.

— Ты второй раз цитируешь народ оттуда, — Калвин взглянула на него. — Ты там родился?

— У народа Пенлевина много мудрых высказываний. Но этого мало, чтобы хотеть родства с ними.