Ловцы желаний - Сельдемешев Михаил. Страница 30

Я замолчал, и он начал говорить:

— Очень долго я создавал это место. По сути, я в свое время воздвиг целую крепость ради одной лишь камеры, в которой вам выпала честь в данный момент находиться. Каждый камень в ее стене достоин отдельного внимания — ведь я собирал их по всему миру. Каждый из этих камней — немой и вечный свидетель какой-то великой казни, свершившейся в свое время над кем-либо из смертных. Сколько здесь одних только булыжников с мостовых, над которыми воздвигали эшафот и окропляли их благородной кровью королевских особ. Если бы камни могли говорить, то потребовались бы многие годы заключения и этой камере, чтобы переслушать их всех. Собрав камни и выложив из них стены, что сейчас окружают вас, я покрыл их древними магическими рунами и заклинаниями, я проделал воистину колоссальную работу…

— Но для чего? — не выдержал я.

— Забудь про вопросы, смертный, и слушай, — продолжал Медлес. — Я уготовил ад на земле для тех, кто в своих деяниях пусть на миг, но ступил на дорогу зла. Лишь силы зла имеют право вершить зло на земле. Участь же смертных — противостоять злу по мере своих сил и не препятствовать добру. Нарушивших этот закон ждет неминуемая кара. Равновесие должно соблюдаться. Итак, вернув камере ее истинное предназначение, вы открыли тем самым новый цикл в ее истории. Последние три моих гостя уже познали каждый свою собственную истину. Среди них был ваш друг. Очень жаль, но и в нем была спрятана его крошечная истина, которую он утаивал от света. Впрочем, как и вы, Яков Михайлович…

— Не смейте говорить об Алфимове! — злобно огрызнулся я.

— Каждому из моих визитеров я открываю истину всех гостей предыдущих, прежде чем извлечь наружу его собственную, — невозмутимо продолжал он. — Ваш друг вначале выслушал истории тех двоих несчастных, что до этого удавились, не в силах смириться с правдой. Вам, Савичев, придется выслушать уже три истории.

— А потом? — спросил я.

— А потом произойдет то, ради чего вы здесь и оказались, — ответил Медлес. — Я очень бережно извлеку из вашей души то, что вы многие годы прятали. Вы и сами немало удивитесь, увидев это. Ваш друг даже плакал…

Я подумал, что сейчас мне ничто не мешает встать и постучать в дверь камеры. Однако я решил, что контролирую ситуацию, и поэтому могу хотя бы начать слушать то, что скажет этот мерзавец.

— Итак, я приступаю к истории нашего первого постояльца, — простонал Медлес. — Сразу предупрежу, что это не будет просто историей. Вы сейчас всецело окажетесь на его месте и вспомните все очень четко, ведь события будут происходить именно с вами. Что ж, начнем.

Где-то в глубине сознания мелькнула мысль, что постучать в дверь камеры я все-таки мог бы…

— Да брось ты дрейфить! — Лехью хлопнул меня по плечу. Сделал он это конечно же шутя, но я поморщился от боли.

Лехью был ловок и чертовски силен. При этом у него были по-детски наивное лицо и доверчивые глаза. В Легионе это был мой самый закадычный друг. Если у каких-нибудь болванов возникали ко мне претензии и я не мог разрешить их сам, кулаки Лехью расставляли все по своим местам.

Сейчас мы сидели на заднем дворе походной кухни, укрывшись в тени, отбрасываемой навесом. Я лениво ронял свой армейский нож в песок, который был настолько сухим, что лезвие никак не могло в нем удержаться. Лехью, заткнув кепи за пояс (что, в общем-то, возбранялось уставом, но ему было всегда плевать на уставы и тех, кто их придумывает) и взъерошив выжженные беспощадным аравийским солнцем волосы, оживленно доказывал мне необходимость нашей послеполуденной вылазки.

— Ты только представь, — бубнил он мне почти в самое ухо, — минуту назад это были лишь закутанные с головы до пят бесформенные мешки, а через мгновение из озера одна за другой выходят богини! Когда капли воды блестят на их смуглых телах, невозможно отвести взгляд. Только вообрази себе, как длинные черные волосы ниспадают на голые плечи и спины. А улыбки? Ты ведь никогда не видел их улыбок, приятель! Да, эти псы-сарацины знают толк в девках, — Лехью сплюнул на раскаленный песок.

Женщины были, пожалуй, единственной его слабостью, если не считать еще тяги к различного рода авантюрам. О женщинах он мог рассказывать днем и ночью, и надо признаться — у него это неплохо получалось.

В общем, в тот жаркий полдень ему все-таки удалось уговорить меня сделать вылазку в один из ближайших оазисов, чтобы понаблюдать за купающимися местными представительницами прекрасного пола (сверхпрекрасного, если верить байкам Лехью). Он даже пообещал, что познакомится с одной из них и познакомит меня с ее подружкой. Но тут уж я этому проходимцу нисколько не поверил — слишком заманчивым и недостижимым это казалось.

Выслушав нудные послеобеденные наставления капрала, все разбрелись по казармам, а мы с Лехью, перемахнув через забор, отправились к заветному оазису.

Самовольная отлучка сама по себе не особо беспокоила меня: наше начальство обычно закрывало на это глаза, считая, что лучше уж пусть легионеры спускают пар где-то на стороне, чем устраивают междоусобные стычки в лагере. Гораздо больше меня беспокоили сарацины. Так мы называли местных ополченцев, сражаться против которых и было задачей нашего легиона. Зачем мы в этой стране? Что защищаем? Это вопросы, которые нас не касались. Мы были наемниками, зарабатывающими себе на жизнь. Так вот, эти самые сарацины могли внезапно появиться среди песков и так же внезапно исчезнуть. Это были отважные и беспощадные люди. Попасть к ним в лапы — было самой страшной перспективой для любого из нас. Но похоже, что Лехью не беспокоился ни о чем, когда его мысли были заняты женщинами (а это было его обычное состояние). Он карабкался по барханам, словно ящерица, и я едва поспевал за ним. Солнце палило нещадно, а кепи Лехью по-прежнему болталось у него за поясом.

Одолев очередной бархан, мы увидели долгожданный оазис и через некоторое время рухнули в тень одного из кипарисов. Я задыхался и, достав фляжку, начал жадно пить.

— Там! — заговорщицки шепнул мне Лехью и указал рукой вперед.

Я посмотрел в том направлении и увидел небольшой караван верблюдов, приближающийся к оазису.

— Всегда в одно и то же время, — Лехью ткнул меня локтем под ребра, отчего я чуть не захлебнулся.

Мы затаились. Какая же невероятная красота расцвела прямо посреди пустыни! Спокойная зеркальная гладь озера, в которую так хотелось окунуться с головой, сочные краски зеленой растительности и пестрых цветов, кружащие стаи прилетевших на водопой птиц.

Когда верблюды подошли к озеру, люди, восседавшие на них, спешились. Это были женщины. Их тела были полностью скрыты накидками, но лица были на виду. Они были уверены, что поблизости нет ни одного алчущего мужского взгляда. Они ошибались! Двигались они все легко, грациозно, и это навело на мысль, что они довольно молоды. Я тайком взглянул на Лехью — он весь напрягся, словно хищник на охоте, а глаза его горели так, что в темноте могли бы, наверное, светиться.

Вначале женщины наполнили водой из озера кувшины и снова прикрепили их к упряжи на верблюдах. Делали они это не спеша, и Лехью весь извелся от нетерпения. Но вскоре он был вознагражден: одна за другой женщины сбросили накидки и прыгнули в озеро. Мы слышали их смех и болтовню на местном наречии. Лехью шепнул мне, что кое-что понимает, и я снова засомневался в его словах.

И, наконец, свершилось: девушки начали выходить из воды. Они стояли у берега, подставляя себя солнцу, чтобы поскорее обсохнуть. О, что это были за тела — Лехью был прав! Я забыл о жаре и всех прочих неудобствах и наслаждался неземной красотой. Мы с Лехью были здоровыми мужиками, к тому же нам приходилось подолгу оставаться без женского общества, нам хотелось гораздо большего. Я слегка толкнул Лехью локтем.

— Сейчас нельзя, — шепнул он, поняв меня без слов. — Испугаются и разбегутся, потом к ним уже точно не подступишься. Надо подождать, пока оденутся.