Ловцы желаний - Сельдемешев Михаил. Страница 31

Когда девушки обсохли и вдоволь погрелись на солнышке, они набросили накидки, оставив открытыми лица, и уселись в кружок. Отсюда было видно, что они занялись трапезой, состоящей из лепешек и фруктов.

Лехью достал расческу, причесался, а после этого зачем-то нахлобучил фуражку.

— Идем, — шепнул он мне.

— Сначала ты, — ответил я. — Я пока здесь побуду.

— Эх ты! — усмехнулся он и хлопнул меня по спине так, что выбил из моих легких воздух, взметнувший перед моим носом песок.

Лехью поднялся, поправил униформу и уверенно зашагал в направлении девушек. Я думал, что они напугаются, увидев его, но девушки всего лишь привычным движением, словно по команде, закрыли лица. Лехью приблизился к ним и начал что-то говорить.

«Неужели действительно умеет?» — поразился я.

Через пару минут он подсел к ним в кружок, а еще через минуту уже принимал от одной из девушек виноградную кисть. До меня доносился их смех. Через некоторое время Лехью поднялся и пошел обратно. Лицо его сияло сильнее, чем солнце. Он шел, улыбаясь и откусывая ягоды винограда прямо с кисти.

«Неужели удалось? — мелькнуло у меня в голове. — Сукин сын…»

Мои мысли были прерваны острой холодной сталью, внезапно больно упершейся в горло. Надо мной склонилось бронзовое лицо сарацина, недвусмысленно показывающего мне на свою ладонь, плотно прижатую к губам. Убедившись, что я его понял, он убрал кинжал от моего горла и отполз назад, чтобы не попасться на глаза Лехью. Теперь лезвие кинжала ощущалось у меня под ребрами. Справа я заметил еще одного сарацина, лежавшего ничком и сжимавшего в руке револьвер. Третий вытянулся за деревом, поджидая ничего не подозревающего Лехью.

Я оцепенел от страха и молча наблюдал, как мой друг шел прямо в руки врага. В моей голове не было мыслей, я лишь ощущал, как острый клинок кинжала больно колол мне бок. Меня начало трясти.

В этот момент Лехью поравнялся с поджидавшим его за деревом сарацином, и тот выскочил, пытаясь оглушить противника рукояткой револьвера. Похоже, в их планы входило взять нас живыми. Но не таков был мой приятель Лехью, чтобы вот так просто попасться в их лапы. Моментально среагировав, он схватил сарацина за руку и что есть силы врезал ему коленом в живот. Сарацин захрипел и перегнулся пополам. Лехью, не давая никому опомниться, выхватил из кобуры револьвер и выстрелил в упор скорчившемуся бедолаге в голову, снеся тому полбашки. Сарацин, лежавший все это время справа от меня, что-то закричал, вскочил и выстрелил в направлении Лехью. Тот дернулся. Снова раздался выстрел. Я уже не понимал, кто стреляет, но стоявший справа сарацин снова вскрикнул и рухнул лицом в песок. Попытавшись встать, он смог лишь перевернуться на спину. Из отверстия в его груди била кровь, которая вскоре хлынула у него и изо рта. В этот момент я ощутил глухой удар по голове, и сознание покинуло меня…

Очнулся я, когда почувствовал, что задыхаюсь. Оказалось, что я лежу, уткнувшись лицом в песок. Я судорожно глотнул воздуха и тут же закашлялся от попавшего в горло песка. Голова болела так, что казалось, будто солнце добралось до самых моих мозгов. Постепенно приходя в себя, я огляделся. Справа лежал мертвый сарацин с остекленевшими глазами, направленными в небо. Позади скорчился еще один: из его живота торчала рукоятка армейского ножа. Я узнал нож Лехью. Сам он замер рядом, распластавшись под ветвями кустарника. У дерева валялся еще один, и я вспомнил, как Лехью выстрелил ему в голову.

Морщась от боли в голове, я поднялся. В глазах потемнело, и я чуть не повалился обратно. Когда зрение вернулось, я бросил взгляд в сторону озера: пять или шесть всадников приближались в мою сторону.

«Сарацины! — эта мысль словно прострелила мой мозг. — Скачут на подмогу».

И снова мое сердце сдавили ледяные пальцы страха. Позабыв про Лехью, про боль, про все на свете, я ринулся прочь. Мои глаза заливал пот, ноги зарывались в песок, я падал, тут же вскакивал и снова бежал, бежал… Я все ждал, что вот-вот услышу сзади лошадиный всхрап и яростный вопль на чужом языке. Лишь у самой ограды нашего лагеря я остановился, с трудом переводя дыхание. Сердце колотилось как еще никогда в жизни. У меня едва хватило сил одолеть забор. Я пробрался к себе в казарму и повалился на лежак, как подкошенный. Несмотря на нечеловеческую усталость, мне так и не удалось той ночью заснуть.

Следующим утром, обнаружив пропажу одного из легионеров, командование снарядило несколько отрядов на его поиски в близлежащих окрестностях. Таковы были порядки в Легионе. В одной из групп оказался и я. Мы одно за другим проверяли поселения, но ничего не обнаружили. После полудня отряды начали возвращаться в лагерь. Поиски не давали результатов.

Последним, уже ближе к вечеру, вернулся отряд Змеелова. Сам он стоял возле колодца, оголив торс и поливая на себя воду из ведра.

— Нашли что-нибудь? — спросил я его, приблизившись.

— Да какой там! Мотались в этом пекле, как идиоты, а я с самого начала знал, что это все — дерьмовая затея, — высказался Змеелов. — Лехью сейчас либо объезжает одну из местных «лошадок» в каком-нибудь сарае, либо покупает билеты на пароход, чтобы уплыть к какой-нибудь своей цветочнице или молочнице, — он припал к ведру губами и начал жадно пить.

Через некоторое время, бросив ведро и упершись о край колодца рукой, Змеелов ехидно оскалился и произнес:

— Что же он тебе-то ничего не сказал, а? Или, может, все-таки шепнул по старой дружбе, куда ноги навострил? Я почему-то думаю, что ты в курсе…

— Пусть думают те, у кого есть чем, Змеелов, — сказал я. — А ты лучше найди себе занятие попроще.

— Ты, я смотрю, решил поделиться со мной мозгами, дерьмо ослиное! — Змеелов сначала искоса метнул взгляд на лежащую на песке вместе с одеждой кобуру, затем в два счета выхватил из сапога нож. — Ну что, умник, давай посмотрим: качественные у тебя мозги или нет. А то, может, они уже подтухли на такой жаре? — он зло рассмеялся.

Я достал из кобуры револьвер, навел его на Змеелова и взвел курок:

— Сначала давай проверим — достаточно ли в тебе места, чтобы все поместилось, Змеелов.

— Опусти ствол, кретин! — он отступил назад. — Не хочешь говорить — дело твое. Думаешь, мне очень интересно? Да плевал я на Лехью и его баб…

— Я не хочу, чтобы ты впредь упоминал его имя, Змеелов. Договорились? — я качнул стволом револьвера.

Он едва заметно кивнул, сжав зубы. Я убрал оружие, развернулся и пошел прочь…

Много позже, уже когда моя служба в Легионе была окончена, я часто видел во сне по-детски озорное лицо Лехью. Он рассказывал мне какие-то чрезвычайно забавные случаи то ли из жизни, то ли придуманные им самим, от которых меня одолевали приступы смеха. В такие моменты я обычно просыпался, мгновенно ощутив горечь и отчаяние…

— А теперь вспомни кое-что забытое, — хриплый стон у стены вернул меня в камеру Зеленых Камней. Хотя я все еще был бывшим легионером.

— Извлечем из глубин твоей памяти то, что не имело права быть преданным забвению, — продолжал Медлес. — Самое важное, во что тебе надо было уверовать, это в гибель Лехью во время той перестрелки у озера, верно?

Я кивнул, и он продолжил:

— А как же иначе? Это ведь и есть та завеса, что скрывала нашу маленькую истину. Но завеса эта сейчас спадет, словно паранджа с тех восточных красавиц, и для этого я сначала помогу вспомнить то, что видели твои глаза, а память помогла утаить. Вспомни тот день. Вот — наш друг… Нет — наш лучший друг Лехью замер у ветвей кустарника. Вот мы видим страшных и грозных сарацинов, неистово пришпоривающих коней, чтобы нагнать и растерзать легионера, повинного в гибели соплеменников. Так?