Воронья Кость (ЛП) - Лоу Роберт. Страница 4

Воронья Кость смотрел на седовласого воина, покрытого морщинами, как старый морж, словно хотел хмурым взглядом выжечь клеймо на его лице. Финн глядел на него серыми, как зимнее море глазами, и лишь усмехался в ответ; Воронья Кость отвел взгляд, ведь это был Финн Лошадиная Голова, которому неведом страх.

— Смерть Ярополка была неизбежна, — пробормотал Воронья Кость. — Как могут два князя управлять одной страной? Клянусь костями Одина, да разве не мы помогли победить Владимиру, что сейчас правит в Киеве и близлежащих землях? И долго ли просидела бы задница Владимира на высоком княжеском кресле, если бы Ярополк остался жив?

Олаф понимал, что Владимир признал эту суровую действительность, и все угрозы молодого князя, его надменность, рассуждения о княжеской чести и перемирии, — ятра Одина, это говорил человек, совсем недавно штурмовавший крепость, принадлежащую отцу девушки, которую он затем взял силой в жёны. Ярополк, родной брат и соперник Владимира, должен был умереть, иначе он всегда оставался бы угрозой, настоящей или мнимой, и однажды мог бы попробовать вернуть власть снова.

Никакие доводы не смягчили Владимира, который после убийства брата повернулся спиной к своему другу — Вороньей Кости.

— Мы достаточно повоевали за Владимира, — негромко произнес Орм, выходя из тени наполовину освещенной комнаты. — Перемирие и соглашение между братьями положило конец их вражде, и в этот момент ты раскроил топором череп Ярополка, прямо между глаз.

Но обида Владимира была скорее лицемерием, считал Воронья Кость. На самом деле князь Владимир остался доволен смертью брата, он сам, рано или поздно, нашел бы способ избавиться от соперника, и Воронья Кость помог ему своим топором, разом решив за князя это сложное дело.

Но настоящей причиной немилости Киевского князя была зависть, ведь воины прославляли имя Вороньей Кости почти так же часто, как и имя самого Владимира, и так не могло долго продолжаться. Это просто ход в игре королей.

Воронья Кость перевел хмурый взгляд на Убийцу Медведя, легендарного ярла Обетного Братства, — Олаф был одним из побратимов; Орм был его ярлом, и Воронья Кость должен подчиняться, что постоянно терзало юношу и не давало ему покоя. Воронья Кость многим был обязан Орму, главным образом, тем, что именно Орм освободил его от рабства.

С тех пор прошло восемь лет. Мальчик, освобожденный Ормом, превратился в высокого, статного юношу, его тело ещё наливались силой, широкоплечий, с длинными толстыми косами, увенчанными серебряными кольцами и монетами, на лице уже начала пробиваться настоящая борода. Блестящие глаза оставались те же, — разного цвета, — один голубой, как старый лёд, другой — орехово-коричневый, губы — слегка капризные, словно у ребёнка.

— Владимир не смог бы править, пока жив его брат, как и я не смог бы пёрнуть серебром, — ответил Воронья Кость, внезапно надув щеки, а затем выдохнул. — Со временем он всё хорошенько обдумает и ещё поблагодарит меня.

— О да, он и так достаточно благодарен тебе, — возразил Финн, усаживаясь на край лавки. — Но вряд ли простит.

Воронья Кость пропустил издёвку Финна, который явно наслаждался разладом между бывшими друзьями. Вместо этого Олаф внимательно изучал лицо Орма. Аккуратно подстриженная борода не скрывала суровых линий губ, так же, как и волосы, заплетённые в косы, не скрывали морщин, бегущих из уголков глаз, и шрам, пересекающий лоб прямо над холодными глазами, которые иногда казались зелёными, а порой голубыми. Не раз сломанный нос искривлён, щеки покрыты ямочками-оспинами, на левой руке не хватает двух пальцев, да и хромает он сильнее, чем годом ранее.

Жизнь жестоко обошлась с ним, Воронья Кость отлично знал это, и если можно было бы прочитать руны увечий на его теле, то получилась бы сага о воине и об Обетном Братстве, которое он возглавляет.

В отличие от Финна, Орм Убийца Медведя еще не поседел, но оба они уже немолоды, поэтому далекое путешествие из Киева по неспокойной Балтике, которая все ещё норовила покрыться коркой льда, обернулась для обоих нелегким испытанием. А вдобавок ко всему, они причалили в Хедебю, а затем отправились верхом через Даневирке в Хаммабург, Финн ни на миг не забывал об этой поездке, пытаясь поудобнее расположиться на лавке из-за натертой седлом задницы.

— Значит, новый Киевский князь отправил вас ко мне? — Спросил Воронья Кость и взглянул на шкатулку, наполненную серебром и монетами. Орм с важным видом достал ее и поставил на стол перед юношей.

— Этим серебром он хочет извиниться, за то, что угрожал мне? Он решил отблагодарить меня, за то, что я сражался за него, помог занять Киевский престол, и избавиться от соперника?

— Вряд ли, — коротко ответил Орм, не обращая внимания на пустую болтовню Олафа.

— Ты мастерски прикладываешь топор к чужому лбу, парень, — добавил Финн, и в его голосе не прозвучало и тени усмешки. — Я предупреждал тебя, это может плохо закончиться, — и уже во второй раз ты раздражаешь этим молодого Владимира.

В первый раз Олафу было всего девять лет, он совсем недавно освободился от рабского ошейника, и как только посреди рыночной площади Новгорода он заметил своего ненавистного обидчика, мальчишка прямо там, в мгновение ока, раскроил топором ему лоб. Это подвергло смертельной опасности всех троих, и Орм, и Финн не забыли и не простили это.

Воронья Кость помнил это, хоть и хорохорился.

— Тогда чьё это серебро? — Спросил Воронья Кость, заранее зная ответ.

Орм взглянул на юношу и лишь пожал плечами.

— У меня осталось несколько тайников с серебром, которое мы подняли лунной ночью из кургана, — произнес он легко, — и один из них я отдаю тебе.

Воронья Кость промолчал. Серебро, добытое ими тогда из кургана Аттилы, закончилось. На серебро можно было нанять корабли и воинов, но Олаф считал, что для исполнения его замыслов недостаточно всего серебра мира.

А ещё он знал, что Орм Убийца Медведя так не думал. Один благоволил Орму и позволил ему отыскать величайший в мире серебряный клад, который оказался такой же усмешкой богов, как и все то, что они придумывали. И что же сделали побратимы Обетного Братства, когда достали это серебро из сумрака кургана Аттилы? Снова зарыли сокровище в потайных местах, и постоянно беспокоились из-за этого.

Воронья Кость был обязан Орму жизнью, но ни разу не высказал ему то, что было у него на сердце — потому что Орм не имел отношения к Инглингам, а у него, Олафа, сына Трюггви, прозванного Вороньей Костью, в жилах текла королевская кровь. И поэтому Орм никак ему не ровня: он навсегда останется лишь мелким ярлом, а Олаф Трюггвасон однажды станет править Норвегией, и кто знает, может быть, не только ей.

Но тем не менее, думал Воронья Кость, боги Асгарда, должно быть немного сердились на него за убийство Ярополка, возможно, он сделал это не в самое удачное время. Он понял это, когда заметил, что Орм сильнее обычного обеспокоен и раздражен. Ярлу пришлось проделать длинное и опасное путешествие в компании лишь нескольких побратимов. У старого Харальда Синезубого, повелителя данов, немало причин ненавидеть Обетное Братство, а Хаммабург — город, принадлежащий Оттону Саксонскому, который тоже не был другом Орму.

— Не так уж здесь и опасно, — ответил Орм, когда Воронья Кость высказал свои соображения вслух. — Оттон ушёл на юг, в страну лангобардов, чтобы сразиться с Пандульфом Железной Головой. А Синезубый слишком занят возведением круглых крепостей — с огромными расходами и безо всякой причины, насколько я могу судить.

Чтобы утвердить свою власть, — язвительно подумал Воронья Кость, — и ещё, чтобы подготовиться к новой войне с Оттоном. Король это понимает. И настоящий ярл должен это понимать так же ясно, как то, что рябь на воде вызывается невидимым ветром, но Олаф прикусил губу и вместо этого задал другой вопрос.

— Ты хочешь, чтобы я нашел кого-то, кто займёт моё место?

Он произнёс это немного резче, чем рассчитывал; Воронья Кость не хотел, чтобы Орм подумал, что он боится. Найти вместо себя другого, готового принести клятву — единственный путь безопасно покинуть Обетное Братство. Правда, были ещё два способа — погибнуть, либо нарушить клятву и навлечь на себя гнев Одина, что в сущности то же самое.