Тайна Блэкторн-холла (СИ) - Волгина Алёна. Страница 18

— Вот, держите. Наверное, вы правы. В ваших руках это принесет больше пользы.

Отогнув край конверта, Элизабет увидела знакомые клочки грубой серой бумаги.

— Я их все пометила, — пояснила Диана. — Здесь написано, кто и когда получал эти… письма.

Ректор протянула ей еще один лист дорогой зеленоватой бумаги, на котором изящным округлым почерком были выведены имена и даты. Этот надушенный лист резко контрастировал с ужасными записками.

— Кто такая Оливия Клейтон? — спросила Элизабет, увидев в списке незнакомую фамилию.

— Мой секретарь. Она получила два пасквиля в конце октября. Мы так и не решили, кому они предназначались: ей или мне. Возможно, нам обеим, — невесело усмехнулась Диана.

Элизабет аккуратно сложила лист и конверт в скавояж.

— У меня есть к вам встречная просьба, — добавила ректор, немного подумав. — Вы напрасно думаете, что я, как вы выразились, «сижу и жду, сложа руки» пока проблема решится сама собой. У меня была мысль организовать что-то вроде дежурств, чтобы поймать это неуловимое «ночное привидение». К сожалению, в колледже слишком мало людей, которым я могла бы безоговорочно доверять.

В голосе Дианы прорезалась горечь. Элизабет ее понимала. Тяжело видеть, что дело, которое ты с таким усилием создавала, рушится из-за чьей-то беспечности или злобы.

— Но хоть несколько человек у вас есть?

— Оливия, миссис Беттертон… и все, пожалуй.

— Миссис Беттертон — единственная из преподавателей, кто не получил ни одной записки, — с сомнением заметила Элизабет.

— О, она не может иметь к этому отношения, поверьте! Порядок для нее важнее всего. Если миссис Беттертон затеет нечто подобное, значит, мир точно сошел с ума!

— Можете добавить к своей команде меня и мисс Морган, — улыбнулась Элизабет. — Я приеду к ужину и останусь здесь на ночь.

— Вы очень добры, но вмешивать в это дело студентку…

— Она и так уже в нем замешана по самые уши. Надеюсь, мы поймаем злоумышленника, и в Блэкторне воцарится покой.

Алекса спасла скорость, многолетняя привычка к опасности и теснота. Возможно, окажись противников двое, он не вышел бы живым из этого переулка, но трое драчунов сами мешали друг другу. Шарахнуться в сторону, опереться о склизкую стену, ударить ногой. Главное — не упасть. Двое из противников, кажется, налетели друг на друга, по ушам полоснул чей-то сдавленный вопль и стон. Алекс сам не понял, как ему удалось вывернуться. Опираясь на стену, он через пару шагов вывалился в другую уличную щель, такую же вонючую и скользкую, как первая. Голова кружилась, левый бок жгло огнем, но он был жив и даже смог одолеть еще несколько футов. В кромешной темноте его плечо вдруг нащупало дверной проем, а рука — дверную ручку. Позади уже слышалось чавканье грязи под чьими-то башмаками и хриплые ругательства, еще более грязные, чем окружающая неприглядная действительность.

Хлипкую дверь Алекс просто вынес плечом, строго напомнив себе, что, похоже, настало время снова таскать с собой отмычки. Бесшумно прикрыл ее за собой и замер. Вскоре кто-то смачно протопал снаружи, послышались приглушенные голоса. Преследователи не заметили выходящей в переулок двери и ушли. Только когда все звуки окончательно стихли, Алекс позволил себе оглядеться.

Пространство комнаты было большей частью съедено темнотой, но вскоре глаз стал различать серые контуры предметов. Плита, стол, темная громада буфета. Похоже, он забрался на чью-то кухню. Повезло ему, что дом был пуст! В буфете нашлась медная лампа, а в ящике стола рядом с плитой — кухонный нож, вооружившись которым, Алекс сразу почувствовал себя уверенней.

Наконец-то можно было осмотреть рану. Чужой нож разрезал пальто, подкладку, жилет и полоснул по боку, но неглубоко. Рана уже почти запеклась, и Рэндон туго перевязал ее оторванным подолом рубашки. С головой дело обстояло хуже. Затылок ломило, коричневые слоистые тени от лампы причудливо двигались перед глазами. Ничего, чердак у него крепкий. Заживет, как на собаке.

Он выждал еще некоторое время, однако, похоже, преступникам куда важнее было скрыться, чем разыскивать странного преследователя. В переулке стояла вязкая тишина. Все же Алекс не смог заставить себя расстаться с ножом и взамен оставил на столе горку монет — за нож и сломанную дверь. Вздохнув напоследок, он нырнул обратно в густой уличный туман.

Рэндон старался идти ровным уверенным шагом, несмотря на головокружение и скользкую грязь под ногами. Улица петляла, как пьяная; с наступлением темноты людей на ней только прибавилось, но это было не то общество, с которым нормальный человек захотел бы свести более тесное знакомство. Крыши тесно стоящих домов угрожающе нависали над головой. Зубасто скалились грубые вывески, хищным крюком торчал из стены разбитый фонарь.

Где-то невдалеке прокатил экипаж, оповестив о себе цоканьем копыт и звяканьем упряжи. Это хорошо, значит, ему удалось-таки выбраться из трущоб. Чем ближе он подходил к реке, тем гуще клубился туман, скрадывая звуки и превращая прохожих в неясные силуэты.

На набережной Рэндон взял кэб, с облегчением откинулся на спинку сиденья и покатил, наконец, домой.

Глава 10

«Кажется, наши вечерние совещания становятся традицией», — с улыбкой подумала Элизабет, зажигая свечи в канделябре. Питер уже спал без задних ног, миссис Ходжес тоже ушла к себе. Они с Алексом остались вдвоем.

Ее муж вернулся сегодня из города мрачный, недовольный и благоухающий, как уличный пес. Он долго плескался в ванной и почти ни слова не сказал за ужином, только раза два улыбнулся Питеру. Элизабет благоразумно воздержалась от вопросов, но ее точило любопытство. Конверту, который она привезла от леди Сазерленд, Алекс обрадовался, как дорогому подарку:

— Ты настоящий сыщик, Элизабет! И по счастью, более удачливый, чем я!

Он выкрутил фитиль в лампе, разложил на столе серые клочки бумаги, сверившись со списком. Затем достал откуда-то внушительную лупу и надолго застыл над записками. Терпения Элизабет хватило примерно на четверть часа.

— Мне кажется, проще распутать нормальное честное убийство, чем это бессмысленное безумие! — вздохнула она.

— Терпение, моя дорогая, — пробормотал Алекс, не отрываясь от записок. Элизабет почувствовала легкое беспокойство. Он схватился за работу с таким рвением, будто хотел взять реванш за какие-то сегодняшние неудачи.

Наконец, Рэндон, видимо, достаточно насмотрелся на эту пакость и отодвинулся от стола:

— Что ж, со всей определенностью можно сказать, что в этих записках есть система: все они написаны одной рукой, причем автор пытался имитировать безграмотность, но его выдают уверенные четкие штрихи. Человек, редко имеющий дело с чернильницей, пишет по-другому. Почерк жесткий, скорее мужской. Записки получили все преподаватели, кроме миссис Беттертон, и еще несколько студенток. К сожалению, на письмах из шкатулки мисс Диккенсон даты отсутствуют, а из преподавателей последний пасквиль получила мисс Стоукс. В письме отправитель грубо прошелся по ее внешности и манере одеваться. Присмотревшись, можно заметить, что это письмо написано чернилами другого оттенка, чем первые шесть. Похоже, у злоумышленника кончились (или засохли) одни дрянные чернила, и он купил другие такие же. Теми же более светлыми чернилами написаны записки с угрозами из шкатулки Мэри Диккенсон. Значит, она получила их недавно, непосредственно перед происшествием. После Ночи всех святых поток пасквилей прекратился… Не потому ли, что мисс Мэри больше не могла их получать?

— Чудесно, — восхитилась Элизабет, в очередной раз убедившись в гениальности своего мужа. Она полдня украдкой таращилась на эти ничтожные клочки бумаги и не смогла сделать ни одного разумного вывода, а он!

— Также я отметил весьма нелогичный выбор ругательств. То, что неведомый злопыхатель обозвал мисс Стоукс «полоумной гусыней» — это еще куда ни шло, но назвать «бледной каланчой» румяную невысокую мисс Кроуфорд — это по меньшей мере странно! — Рэндон иронически вздернул бровь. — Можно подумать, что некоторые записки были доставлены не тем адресатам.