Ученик - Герритсен Тесс. Страница 32
— Все-таки, в чем конкретно заключается ваша работа, мисс Петракас? — спросил Фрост.
— Вы хотите знать, как официально называется моя должность? — Она пожала плечами. — Координатор программ гастролирующих артистов. То есть я должна сделать все, чтобы в Бостоне им было хорошо. Вы не поверите, насколько беспомощными бывают музыканты. Они проводят жизнь в репетиционных залах и студиях. Реальный мир для них загадка. Ну, начать с того, что я рекомендую им место жительства. Организую встречи-проводы в аэропорту. Вазу с фруктами в гостиничном номере. Короче, весь набор услуг.
— Когда вы впервые встретились с Рентами? — спросила Риццоли.
— На следующий день после их приезда в город. Я поехала забрать их из дома. Они не могли взять такси, потому что у Алекса громоздкий футляр с виолончелью. А у меня минивэн с раскладывающимся задним сиденьем.
— Вы возили их по городу, пока они находились здесь?
— Только из дома в концертный зал и обратно.
Риццоли заглянула в свой блокнот.
— Насколько мне известно, дом в Бикон-Хилл принадлежит члену совета директоров симфонического оркестра Кристоферу Харму. Он часто приглашает музыкантов останавливаться у него?
— Да, на лето, пока он в Европе. Все-таки дом — это лучше, чем номер в гостинице. Мистер Харм доверяет классическим музыкантам. Он знает, что они будут поддерживать в доме порядок.
— А кто-нибудь из гостей мистера Харма жаловался когда-нибудь на проблемы в этом доме?
— Проблемы?
— Ну, скажем, воришки, окружение — все, что могло доставлять неудобство.
Эвелин покачала головой.
— Это Бикон-Хилл, детектив. Лучшее место для жизни трудно найти. Я знаю, что Алексу и Каренне там очень нравилось.
— Когда вы видели их в последний раз?
Эвелин с трудом проглотила слюну и тихо произнесла:
— Вчера вечером. Когда обнаружила Алекса...
— Я имела в виду живыми, мисс Петракас.
— О! — Эвелин смущенно усмехнулась. — Разумеется. Извините, я как-то не подумала. Просто очень трудно сосредоточиться. — Она покачала головой. — Я даже не знаю, зачем вообще пришла сегодня на работу. Если бы не эти неотложные дела...
— Так когда вы видели их в последний раз? — поторопила ее Риццоли.
На этот раз Эвелин ответила уже более уверенным голосом:
— Это было накануне вечером. После концерта я отвезла их обратно в Бикон-Хилл. Примерно около одиннадцати.
— Вы просто высадили их из машины? Или вместе с ними зашли в дом?
— Я высадила их прямо перед домом.
— Вы видели, что они зашли в дом?
— Да.
— Выходит, они не пригласили вас зайти?
— Думаю, они здорово устали. И испытывали легкое разочарование.
— Почему?
— Понимаете, они так долго ждали гастролей в Бостоне, а народу в зале было немного. А ведь наш город называют столицей музыки. И если уж у нас такая малочисленная публика, на что они могли рассчитывать в Детройте или Мемфисе? — Эвелин печально уставилась на сцену. — Мы динозавры, детектив. Так сказала Каренна, когда мы ехали в машине. Кто теперь слушает классическую музыку? Большинство молодых людей предпочитают видеоклипы и орущих в микрофоны певцов. В общем, один только секс, мишура и глупые костюмы. Разве это имеет какое-то отношение к музыке?
— Абсолютно никакого, — согласился Фрост, охотно подхватывая тему. — Знаете, мисс Петракас, мы с женой на днях тоже об этом говорили. Элис любит классическую музыку. По-настоящему. Каждый год мы покупаем абонементы в концертный зал.
Эвелин грустно улыбнулась.
— Тогда, боюсь, и вы динозавр.
Уже собираясь уходить, Риццоли заметила глянцевую программку, лежавшую на сиденье впереди. Она нагнулась и взяла ее в руки.
— Генты здесь есть? — спросила она.
— Откройте страницу номер пять, — сказала Эвелин. — Там их рекламное фото.
Это была фотография двух влюбленных.
Каренна, изящная и элегантная в черном платье с открытым плечом, смотрела снизу вверх в улыбающиеся глаза мужа. Ее лицо светилось от счастья. Александр озорно улыбался ей, и светлый локон падал ему на глаза.
— Они были красивы, не правда ли? — тихо произнесла Эвелин. — Знаете, это очень странно. У меня не было возможности посидеть и поговорить с ними по душам. Но я очень хорошо знаю их музыку. Я слушала их записи. Видела их на сцене. Многое можно сказать о человеке, если послушать его музыку. Я хорошо запомнила, с какой нежностью они играли. Да-да, именно этим словом можно описать их. Они были очень нежными людьми.
Риццоли посмотрела на сцену и представила себе Александра и Каренну в тот вечер, вечер их последнего выступления. Сияющие под лампами ее черные волосы, его виолончель. И их музыка, словно голоса влюбленных, поющие друг другу.
— В тот вечер их последнего концерта, — произнес Фрост, — вы сказали, они были несколько расстроены.
— Да.
— А сколько народу было в зале?
— Кажется, мы продали около четырехсот пятидесяти билетов.
Четыреста пятьдесят пар глаз, устремленных на сцену, подумала Риццоли. На сцену, где признаются друг другу в любви двое музыкантов. Какие чувства пробуждали Генты у своих слушателей? Удовольствие от хорошей музыки? Радость созерцания влюбленных? А может, в ком-то из тех, кто был в зале, проснулись мрачные инстинкты? Голод. Зависть. Непреодолимое желание завладеть чужой собственностью.
Она вновь перевела взгляд на фотографию Гентов.
Что тебя так возбудило — ее красота? Или их любовь?
Она выпила черного кофе и уставилась на стопку досье, по-прежнему ожидавшую ее на рабочем столе. Ричард и Гейл Йигеры. Леди Рахит. Александр Гент. И человек из самолета, который, хотя больше и не считался жертвой убийства, все-таки не давал ей покоя. Как и все мертвые. Это был нескончаемый поток трупов, и каждый требовал ее внимания, у каждого была своя история, в которой Риццоли приходилось копаться. Она так давно этим занималась, что ей уже казалось, будто все мертвецы перемешались словно скелеты в общей могиле.
Когда в полдень на пейджер пришло сообщение о том, что готов анализ ДНК, она испытала некоторое облегчение: представлялась возможность хотя бы ненадолго отвлечься от этой стопки с незавершенными делами. Она встала из-за стола и поспешила в южное крыло здания.
Лаборатория по исследованию ДНК находилась в комнате под номером S253, а на пейджер ей звонил криминалист Уолтер Де Грот, светловолосый голландец с бледным лицом, как будто не от мира сего. Обычно он морщился при виде нее, поскольку она приходила лишь затем, чтобы поторопить с анализами, но сегодня Де Грот встретил ее широкой улыбкой.
— Я проявил авторад, — объявил он. — Вон висит, сохнет.
Авторад, или авторадиограмма, представляла собой рентгеновский снимок фрагментов ДНК. Де Грот снял снимок с веревки и поместил его на экран. Параллельные цепочки из темных пятен протянулись сверху вниз.
— То, что вы здесь видите, — начал он, — есть краткое изложение парных повторений. Я извлек ДНК из различных источников, которые вы мне предоставили, и выделил фрагменты с характерным рисунком. Это не гены как таковые, но участки ДНК, которые повторяются. Они могут служить хорошей сравнительной базой.
— Ну и что это за цепочки? Чему они соответствуют?
— Первые две — те, что слева, являются контрольными. Номер один — это стандартная ДНК, позволяющая оценивать все прочие образцы. Цепочка номер два — стандартная клеточная дорожка, тоже используемая как контрольная. Цепочки три, четыре и пять — это образцы, взятые из известных источников.
— Каких источников?
— Цепочка номер три — это подозреваемый Джо Валантайн. Номер четыре — доктор Йигер. Номер пять — миссис Йигер.
Взгляд Риццоли уперся в цепочку номер пять. Ее разум отказывался постичь тот факт, что перед ней то самое пятнышко, из которого развилась Гейл Йигер. Ей казалось невероятным, что человеческое существо — от кончиков волос до интонаций голоса — может быть разложено на крохотные составляющие в виде этих цепочек из темных пятен. Она не видела ничего человеческого в этой радиограмме, не видела женщины, которая любила своего мужа и оплакивала мать. Неужели мы все такие? Цепочки химических соединений? Где же здесь место для души?