Затерянный остров (ЛП) - Чайлд Линкольн. Страница 41
— Первый социальный инженер.
Эми рассмеялась.
— В точку.
— Значит, он похож на меня, — мимоходом заметил Гидеон. Эми оценивающе взглянула на напарника.
— Возможно, — и нарочито с нажимом добавила: — немного.
— Ты лучше продолжай рассказывать.
— Я буду придерживаться основных вех истории, — профессорским тоном объявила она, будто читала лекцию глуповатому студенту. — После падения Трои Одиссей и его люди погрузили свою добычу на корабли и отплыли на запад. В конечном счете, они попали в ужасный шторм — я рассказывала тебе прежде об этой буре, которая пронесла их «мимо Китиры» и затем девять дней гнала по «самому глубокому океану». На десятый день они прибыли на землю Пожирателей Лотоса. Там трое его людей отправились налаживать контакты с туземцами, но они потеряли разум, отведав плодов лотоса. Одиссею пришлось силой привести их обратно на корабль и связать, чтобы увезти их оттуда. После чего они плыли всю ночь и прибыли на землю Циклопов.
— Циклопов? Это же одноглазые гиганты, ведь так?
Эми кивнула.
— Их еще называли киклопами [48], исполинами, колоссами.
— Принято к сведению.
— Было два острова, стоящих бок о бок — большой и поменьше. Сперва люди Одиссея высадились на большом острове, где устроили пиршество из диких коз. Затем они отправились к острову Циклопов, и нашли там пещеру с запасами молока и сыра. Здесь Одиссей поступил весьма необычно: вместо того, чтобы просто украсть еду и поднять ее на борт, он решил остаться и встретиться с владельцем. Спустя некоторое время появился уродливый Циклоп — сын Посейдона по имени Полифем. Сначала Полифем доброжелательно разговаривал с путешественниками, успокаивал, чтобы усыпить бдительность их охраны, а затем схватил пару людей Одиссея, размозжил им головы о стены пещеры и съел их сырыми, пока другие в ужасе наблюдали за этим действом.
— Греческое канапе, — усмехнулся Гидеон.
— Оставшихся Полифем заточил в своей пещере, вознамерившись отобедать ими позже, а ко входу подкатил большой валун. На следующее утро он оставил их запертыми, а сам отправился пасти свое стадо. Когда гигант вернулся, Одиссей напоил его вином. Он сказал Полифему, что его зовут Никто. А когда гигант, наконец, уснул, захмелев, Одиссей прокалил на огне палку и загнал ее заостренный конец прямо ему в глаз. Полифем проснулся, крича, что его убивают, но когда его собраться попытались спросить, кто его убивает, он ответил: «Никто! Это Никто!», поэтому никто из них и не пришел ему на помощь, решив, что он просто пьян.
— Хитрый маленький засранец, — заметил Гидеон. — Надо будет запомнить этот прием.
— Но они все еще оставались узниками в пещере. Когда наступило утро, ныне ослепленный Циклоп должен был выпустить своих овец на пастбище. Он откатил валун и стал выпускать овец одну за другой, ощупывая их спины, таким образом проверяя, чтобы Одиссей и его люди не выскользнули вместе с овцами. Но люди Одиссея оказались хитрее и сбежали от него, уцепившись овцам за брюхо. В итоге они украли у Циклопа овец и ушли на корабле. На безопасном расстоянии о берега Одиссей крикнул Полифему что-то вроде: «Эй, ублюдок! Вот, что происходит, когда съедаешь своих гостей! Если кто-нибудь спросит, кто выколол твой глаз и подпортил твое очаровательное личико, скажи, что это был Одиссей, сын Лаэрта, из Итаки!»
— А как будет «ублюдок» на древнегреческом? — заинтересовался Гидеон.
Эми произнесла слово, а затем написала палочкой на песке: ἀναγής.
— Так и сказал?
— Ну, я позволила себе немного поэтической вольности, — пожала плечами Эми.
— Мне нравится этот Одиссей. Свой парень.
— Но Полифем, будучи сыном Посейдона, поклялся отомстить своему новому врагу. И его отец поддержал его, сильно усложнив путешествие Одиссея. Наконец, движимые непрерывными штормами Посейдона, наши герои оказались практически в лапах Аида — в самом Аду. Где им пришлось спросить Тиресия — слепого пророка — о том, как им вернуться домой.
— Они попали к Аиду? Неплохо так заблудились…
— Именно об этом я и говорю. Не похоже, что все это время они бродили между несколькими островами в Эгейском море, не так ли?
— А что случилось, когда Одиссей, наконец, вернулся домой?
— Он увидел, что толпа праздных женихов пытается соблазнить его жену, и нашел примерно такой же… как бы это сказать… необычный способ избавиться от всех них, как и тот прием, с помощью которого они сбежали от Полифема, — Эми взяла банан и начала его очищать. — Надеюсь, тебе не скучно все это слушать?
— Смеешься? Это отличная история!
Всего за пару минут Эми съела банан и отбросила кожуру в темноту джунглей, после чего была готова продолжать разговор.
— Знаешь, есть еще кое-что, что я только сейчас поняла. Гомер упоминает в «Одиссее» каннибализм. Причем, неоднократно. Но в древности каннибализм в области Средиземного моря был совершенно неизвестен. Однако для Карибского бассейна это явление было… весьма распространенным.
— Занимательно…
Она взглянула на напарника. Повисла тишина, нарушаемая лишь потрескиванием огня и бризом, шелестевшим в пальмах над их головами. Гидеон посмотрел на ее лицо в свете огня.
— Ты очень красивая.
Она покраснела и попыталась сменить тему.
— Так… на чем мы остано…
Он наклонился, чтобы поцеловать ее, но Эми решительно оттолкнула его.
— В чем дело? — ошеломленно спросил он.
— Нам ни к чему усложнять наше задание и наши отношения подобным образом.
Гидеон приподнял бровь.
— Ты серьезно?
— Да, серьезно, — она слишком поспешно схватила свои распечатки, давая понять, что рассказ окончен. — А теперь позволь мне вернуться к работе. А ты… можешь… пойти понырять или еще что-нибудь в этом духе… в общем, остынь.
38
Ночь они провели под защитой пальмовой рощи, а когда наступило утро, и над глянцевым морем поднялось жаркое солнце, принеся с собой удушающее одеяло тепла и стаи москитов, Гидеон отправился купаться в попытке спастись от них. Вернувшись в лагерь, он обнаружил, что Эми развела дымный костер, который отпугивал насекомых куда лучше, чем соленая вода.
Они молча доели остатки вчерашнего броненосца, сгоняя с них мух, тоже желающих ими поживиться. Пресной воды у них оставалось очень мало, и теперь приходилось экономить. Когда жара стала почти невыносимой, Гидеон вновь ощутил острую жажду.
— Нам пора выдвигаться, — сказала Эми, складывая свои скудные пожитки в непромокаемый мешок.
— Разве мы не должны хотя бы попытаться дозвониться до Глинна?
— Если ты помнишь, батарея спутникового телефона почти села. Я думаю, нам лучше оставить заряд на случай, если ситуация станет совсем критической.
— Ладно, но Глинн с ума сойдет, если мы не выйдем на связь в ближайшее время.
Эми покачала головой, одарив его легкой полуулыбкой.
— Что ж, сочувствую ему.
— Тебе не нравится Глинн?
— Как ты догадался? — саркастически спросила она.
Гидеон молча наблюдал за тем, как Эми аккуратно сворачивает распечатку «Одиссеи» и кладет ее в водонепроницаемый мешок. При свете дня ее теория казалась более диковинной, нежели накануне, когда она с убежденностью и энтузиазмом в глазах рассказывала про Одиссея при отсветах костра. Гидеон почувствовал растущее раздражение от того, как аккуратно она обращалась с распечаткой. Впрочем, он понимал, что, скорее всего, его раздражает не столько педантичность Эми, сколько его собственная импульсивная выходка и, последовавший за ней, ее поспешный отказ. Да и от помощи Глинна она раз за разом упорно отказывалась. Интересно, почему?
Собрав вещи, они побрели по пляжу дальше, пока не дошли до новой лагуны, и эта рельефная особенность принесла с собой неприятный сюрприз: она оказалась шире, чем предыдущие — по крайней мере, триста ярдов шириной — и из нее в море вытекал стремительный поток коричневой воды. Гидеон, глядя вдаль, видел, что лагуна огромна, почти как внутреннее море.