Эпилог к концу света (СИ) - Кузнецова Дарья Андреевна. Страница 47

– Прости, - явственно смутился Микар. – Чингар – хороший воин, хороший вождь и хороший инчир. Но долгие годы он был... странным, отчуждённым. Словно его дух покинул тело. Хотя это, конечно, совсем не так, иначе он не мог бы быть воином, – поспешил заверить меня старейшина, как будто только что сказал о вожде редкостную гадость. - А тебе удалось словно бы расколоть яйцо и заставить его взглянуть на мир. Конечно, все, кто любит и ценит его, не могут этого не замечать.

– И давно у него эти проблемы? - мрачно уточнила я.

– Он закрылся, когда погиб Чагир, его отец, - явно нехотя, не желая ворошить прошлое, ответил старейшина. – Чингар был слабым ребёнком, а Траган... тяжёлая женщина. Она никогда не интересовалась им. Но был Чагир, который любил сына. А отец для мальчика гораздо важнее, без отца сложнее принять второй дух, очень помогает зов родной крови. Плохо ещё, что Чингар винил себя в смерти отца...

– Это еще с чего вдруг? - опешила я.

Представить ситуацию, в которой слабый болезненный мальчишка мог быть повинен в смерти взрослого опытного воина, вот так с ходу не получилось.

– Чингар сбежал. Туда, к каменной деве, – с тяжёлым вздохом ответил Микар. – Дети часто так делают, обычно всё обходится без трагедий. Но он ушёл на ночь, а Чагир и ещё несколько воинов отправились его искать. Тогда, спасая сына, Чагир и погиб. Мальчик совсем погас, даже есть отказывался. Его Тармир выходил, вырастил – он тогда один остался, женщина его умерла, а родные дети уже жили своими жизнями. Чингар быстро стал воином из лучших. Потом как будто ещё ожил, Кирин позвал... А как она Рангара выбрала, он и вовсе одними битвами жить стал. И вот тут ты появилась.

– Погоди, а сколько же ему лет? - уточнила я отстранённо, потому что некое несоответствие в сказанном здорово царапало. Потому что и Тармир еще не старейшина, да и Кирин вроде бы только-только с мужем первенца заимела...

– Чингар – самый молодой вождь на моей памяти. Ему всего тридцать два года, - ответил Микар. Но тут же поспешил успокоить: – Он взрослый мужчина и воин! Стай, ты чего? Это тебя смущает?

Я же со стоном согнулась пополам, глухо стукнувшись лбом о столешницу. Мгновение полежала в таком положении, ещё пару раз стукнулась головой, а после с расстановкой проговорила в пол:

– Зелёна. Мать. Меня это не смущает, меня это... - запнулась, но выцедила сквозь зубы приличное: – удручает. Из всего, Бездна меня сожри, большого народа инчирoв я вляпалась... вот в это! – Я рывком выпрямилась и схватилась за плошку с питьём, чтобы только занять чем-то руки. – Пламенный юноша со слезливой и трагической историей бытия! Зелёна мать! Наибольшее отвращение, после варёного лука и любовной лирики, у меня вызывают патетичные страдальцы! Оледенеть! Вот мне еще его детскую недолюбленность, чувство вины и букет сопутствующих проблем не хватало разгребать для полного счастья! – Голос сошёл на шипение, а после – на недовольное побулькивание, потому что я предпочла залить собственную ругань лекарственным отваром.

– Но мне показалось, ваша история схожа, – осторожно проговорил Микар, слушавший мои излияния с возрастающим недоумением: он явно не понимал, какие у меня претензии к самому Чингару и что меня так злит.

– Между нами есть одно большое различие, – сердито возразила я. - Все мои проблемы с психикой, дефекты и выросшие из недостатка родительской любви особенности я держу при себе и не пытаюсь реализоваться за счёт окружающих. Я согласна жить отдельно в дальнем углу, если кому-то мешаю,и не пересекаться ни с кем сверх необходимого, менять свои целительские услуги на еду и одежду и ждать, пока до этого берега доберётся следующая экспедиция. А ваш вождь, не сумев защитить отца и не добившись взаимности в первой любви, пытается наверстать за мой счёт. А вы все ему потакаете, потому что ну как же так, он ведь такой несчастный. Он здоровенный угрюмый мужик, он прекрасно способен прожить без вашего участия! Из такого надо выгребать самостоятельно – или не выгребать и нырять в Бездну, а не осложнять жизнь окружающим!

Излив негодование и, к счастью, не дождавшись от ошарашенного такой вспышкой Микара никаких комментариев, я скомкано попрощалась и отправилась спать. Вернее, переваривать собственное негодование в одиночестве, пока не умудрилась наговорить гадостей не только про Чингара, но и про самого старейшину. Когда меня несёт, я перестаю взвешивать последствия, а наоборот, стараюсь выместить злость, сделав как можно больнее. Микар такого точно не заслужил.

Да и сейчас злил меня, в общем-то, не вождь, и даже не его история как таковая, потому что сам Чингар не имел дурацкой привычки леденить окружающим мозги своими страданиями и проблемами, окружающие делали это за него. Злило понимание, что жизнь моя в этом месте, благодаря вождю, будет чрезвычайно трудной и нервной. Потому что нас с ним уже поженили.

Единственный свой шанс избавиться от этой компании я упустила, когда не позволила вождю умереть. Если до этого, после выходки со стрижкой, на меня смотрели косо, но со временем могли бы привыкнуть и смириться – ну не пришёлся он по душе, ну ладно, бывает. Жестоко, но что поделать. А вот если я повторно, после того как чуть не самоубилась над его бездыханным телом и вымолила у духов его жизнь, попытаюсь увильнуть... Да меня же съедят за то, что «бедного-несчастного» опять обидела, особенно если это негативно скажется на его поведении! А ведь может сказаться, потому что с такими проблемами... Предположение, что Чингар подставился не случайно, приобретает новые детали и играет уже другими красками.

Стоит принять как данность: от Чингара мне здесь не избавиться. А если так,то...

Хм. Если так,то почему я, собственно, должна от этого страдать? Желает меня в шатёр – сам дурак, я же возьму и приду. Только последний раз предупрежу, а больше спорить не буду, просто начну пользоваться связью подчинения, как только меня перестанет что-то устраивать, чтобы не давать ему возможности меня разозлить. Низко? Да. Подло? Да. А ещё противно и совсем не то, чего мне хочется от жизни. Но я никого не просила загонять меня в угол.

На следующий же день, устав маяться от безделья, я вспомнила о своём «особом пациенте», который требовал внимания, но не требовал таких затрат сил, как раненые. И, воспользовавшись одним из боковых проходов (а их в здании госпиталя было достаточно, просто обычно ими никто не пользовался),тихонько, стараясь никому не попасться на глаза, проскользнула в необитаемое крыло, единственной условно живой душой в котором был мой тайюн.

Тварь не преподнесла никаких сюрпризов: лежала в том же состоянии и почти в той же позе, в которой я её оставила. Только учуяв меня, она задёргалась и засучила конечностями, в очередной раз подтвердив, что тайюн реагируют на приближение потенциальной цели, а в остальное время – пассивны. Жалко, у меня не было возможности понаблюдать тварь в отсутствие разумных существ – артефактов подходящих нет, а духов к такому не приспособишь, я узнавала, - но вывод подтверждался косвенными признаками.

Если бы не тайюн, отлучение от работы прошло бы гораздо тяжелее. Нет, я в любом случае сдержалась бы. Сразу после чувства долга и ответственности за каждое своё движение в головы юных магов крови вдалбливают осторожность и бережное отношение к собственному дару: мы слишком ценный ресурс, чтобы разбазаривать попусту. Мы должны быть готовы пожертвовать собой, но только тогда, когда эта жертва oправданна. Войдель называл это качество статистическим эгоизмом: как бы ни было жалко гибнущих рядовых воинов, жизнь и здоровье мага крови ценится гораздо выше ввиду редкости последнего.

Но наличие хоть какого-то дела здорово поднимало настроение.

А заодно отвлекало от зудящих, давящих мыслей о предстоящих разборках с Чингаром. Я очень не люблю ругаться, предпочитаю сразу и окончательно рвать отношения, а с вождём всё получалось хуже некуда, слишком уж он настырный. С другой стороны, следовало признать: раздражает он меня не настолько, насколько мог бы. И я даже понимала почему.