Легендарный (СИ) - Бондарчук Максим Сергеевич. Страница 31

Он водил выжигателем очень аккуратно. От края до края, от звезды до звезды, повторяя контуры эмблемы Клана Волка, пока накаленный наконечник не выжигал все, что было начертано на молодой коже. Миллиметр за миллиметром...

- Что ты чувствуешь? - вдруг спросил он.

- Боль. Сильную боль.

- Ты не кричишь. Даже слез не видно.

- Я держу их в себе.

- Молодец. Лучше лишний раз оскалиться, чем заплакать. 

Потом он направил наконечник вверх и принялся удалять надпись чуть вышел эмблемы.

- Покраснение останется - тут я ничего поделать не смогу. Но если не говорить кто ты и откуда, то никто ничего не узнает.

- А ты?

- Я? - он вдруг на мгновение остановился. - Мне не зачем говорить об этом. Мне это ни к чему.

- Мира говорила, что Волков не любят за их жестокость.

- На то они и волки, а не овцы, - доктор отложил выжигатель и взял тампон. - Нас всех коснулась Далекая Война. Кланы рвали на части все, что было им враждебно. Волки отличились в этом, поэтому их не любят, но уважают.

- За что можно уважать таких, как мы?

Врач легонько усмехнулся.

- Они отчаянные. Храбрые. Они воплощение крайностей - если уважают, то до самого гроба, если ненавидят - то на всю жизнь. Даже смерть для них ничего не значит. Я видел своими глазами целые памятники, установленные в честь погибших воинов. Громадные глыбы и надписи на них! Имена. Звания. Обломки машин. Клан чтит тех, кто воюет с ними бок о бок и не забывает даже после смерти. Это внушает уважение всем без исключения.

- И врагам?

- Им тем более. Некоторым таким памятникам не один десяток лет. И даже находясь во владении других Кланов их не трогают. 

- А что бывает с теми, кого изгнали?

Доктор смочил покраснение вторым тампоном и косо посмотрел на меня.

- Сложно сказать. О них мне ничего не известно. В Кланах не любят говорить о дезгра, там чтят храбрецов, а не предателей. Ставят в пример воинов, что своей жизнью и, что немаловажно, смертью доказали право быть отобранными в качестве отцов и матерей будущего потомства. 

- Ты говоришь так, будто имел к этому отношение.

Он снова поднес выжигатель.

- Может да, а может и нет. Сейчас это уже не важно. Мы здесь, на этой богом забытой посудине, тащимся сквозь черный холодный космос к очередному порту. Мы бездомные. У нас нет ничего, кроме этого корабля. Ни Родины, ни Клана, ни жен, ни матерей. Даже дети, если они существуют, давно забыли нас. Мы - никто. И скоро ты таким же станешь.

Огонь опять охватил кожу, заставив сжать зубы от боли. Наконечник аппарата медленно двигался по коже, оставляя после себя красные линии. Поднимался вверх, чтобы коснуться контура последней звезды, и вновь опускался вниз, охватывая разинутую волчью пасть.

На все ушло несколько часов. Мы говорили с доктором почти не переставая. Он явно был доволен тем, что делал, говорил, как ему хорошо видеть и слышать нового человека, ведь все остальные, те, что пропивали и проигрывали на ставках в кулачных боях все свои деньги, давно перестали быть для него людьми. Тени. Жалкое подобие разумного человека, под действием страха, голода и спиртного превратившегося в животное.

- Готово. - он отложил инструмент на металлическое блюдце и отошел в сторону.

Я потер рукой шею, дотронулся до того самого места, где была татуировка и ощутил как горела огнем кожа.

Док удалился в смежное помещение. Пробыл там все полминуты, но выйдя оттуда был похож на пьяницу, влившего в себя добрую дозу спиртного. Глаза блестели от дурмана, тело едва заметно подрагивало, руки тряслись, а его лицо сморщилось, словно только что из него выжали все соки.

Затем он присел, развалившись на потертом кресле и раскинув руки в разные стороны, после чего из глотки донеслись неразборчивые звуки. Он пытался говорить, но получалось очень плохо. Потом закрыл глаза. Заснул. И пробыл в таком состоянии около двадцати минут, лишь изредка всхлипывая, как ребенок, которому приснился кошмар.

Мира вошла чуть позже. Не постучав, открыла дверь и громко затопала массивными сапогами по металлическому полу. Увидев доктора в таком состоянии, женщина лишь проверила пульс, прижав два пальца к краю шеи и подытожив, что в этот раз он "набрался не так сильно".

Потом она подошла ко мне и посмотрела на покраснение. Убедившись, что от татуировки не осталось даже намека, удовлетворенно закурила, выпустив в воздух солидную порцию серого дыма.

- Давно он такой? - она кивнула в сторону спавшего доктора.

- Полчаса, - ответил я, - может меньше.

- Черт, - она нервно потянула сигаретный дым, - надо было не уходить.

- Он умрет?

- Вряд ли... пока что. Но кто знает как все пойдет дальше.

Женщина шагнула вперед, сжимая в зубах сигарету, подошла к лежавшему без сознания доктору и наклонилась к его лицу. 

Она понюхала запах изо рта, приоткрыла правый глаз, куда доктор закапывал дурман, и внимательно осмотрела испещренные красными капиллярами белки. 

- Жить будет.

Мира помогла мне встать с кресла. Она была зла на своего коллегу. По глазам я видел как горел огонь внутри них и вот-вот женщина была готова накинуться на мужчину и разбить ему лицо своими огромными ручищами, так непохожими на обычные женские ручки. Но почему-то все заглохло. Она огрызнулась, выплюнув остатки сигареты на пол и грязно выругавшись в адрес коллеги, потом села на свободное кресло и устало откинула голову назад.

- Будь оно все проклято. Столько лет на этой чертовой посудине и никакого просвета. Год за годом, год за годом я вынуждена смотреть на эти опостылевшие рожи и делать все в моих силах, чтобы этот клоповник внизу не передох раньше времени. Они чудовища. Животные. Свиньи! В них не осталось ничего человеческого. Только выпивка, секс и жажда крови. Ты бы видел что начинает твориться, когда капитан покупает на сутки портовых шлюх для этих дураков. Заводит несколько десятков потрепанных девок на нижние палубы, как беспомощных овец в загон к волкам, и наслаждается с высока, как животные набрасываются на них. Это страшно. Мерзко. Жутко. Ты можешь себе такое представить?! Всего пара десятков женщин на целую когорту мужиков... Грязь и пот, крики и стон. Даже железо пропитывалось той вонью, что исходила от тел моряков, совавших свои члены в давно потерявших свою свежесть проституток. А потом их выносили. Обессиленных. Как половые тряпки после генеральной уборки. Выкидывали у трапа, где их подбирал персонал порта, и забывали. Порой нам требовалось несколько бочек антисептического порошка и какой-то еще дряни, чтобы продезинфицировать нижние палубы и не получить горы трупов во время долгого перелета. Не удивительно, что старик подсел на эту гадость, - Мира посмотрела на ворочавшегося на кресле доктора, - я сама иногда ловлю себя на мысли, что может ну его... попробовать и сразу станет легче. К черту здоровье - оно и так уже никакое, зато мне станет легче. На время,но станет. А там глядишь и конец. Закончится контракт и я порву эту чертову бумажку-договор и сойду на землю, чтобы больше глаза мои не видели этого железного гроба.

Женщина с трудом поднялась на ноги.

- Хочешь увидеть все это?

- Что именно? - я посмотрел на нее.

- На чудовищ.

- Не знаю. А это обязательно?

- До порта еще долго. Ты должен привыкнуть.

Глава 12

XII

Ночью в тюрьме всегда становилось жутко холодно. Даже на верхних этажах, где работали котельные и жар распространялся повсюду, чувствовалось холодное дыхание планеты. Что творилось внизу было даже сложно представить. Не удивительно, что те, кто отбывал срок в самой низине этой планеты-тюрьмы, умирали задолго до того, как их срок подходил к концу. Болезни скашивали практически всех. Мало кому удавалось выжить в подобной обстановке.                                 

- Врачи на корабле так и не сказали остальным кем ты был на самом деле? - спросил офицер, поднося к столу два стеклянных стакана с горячим чаем. Пар извилисто поднимался вверх, приятный аромат желанно ударил в ноздри. Я обхватил обеими ладонями стакан и почувствовал как приятное тепло коснулось моей кожи.