Треверская авантюра(СИ) - Руденко Сергей. Страница 7
Практически одновременно с этим, оба лучника-телохранителя принялись методично забрасывать опасный чердак стрелами, присматривая за двумя другими окнами этажом ниже, да и на всякий случай – вокруг.
Едва не погибший землянин смог удержаться верхом. Однако посчитав, что гарцевать сейчас не ко времени, поступил максимально логично: соскользнул из седла и, прикрывшись надежным боком дорогого аварского мерина 19 и собственным щитом, принялся ждать хоть каких-нибудь итогов.
Жизнь Игорю спас Людвин 20, 25-27-летний телохранитель родом откуда-то с западного побережья. В воинских науках он может и не сильно превосходил некий средний по хирду уровень, но в отличие от большинства своих земляков, действительно отлично держался в седле.
Именно он остался и дальше прикрывать предводителя, когда остальные четверо телохранителей во главе с Дольфом, пришпорили лошадей, пытаясь заблокировать заднюю сторону двухэтажного дома. Разбрасывая и так не рвущихся в первые ряды зрителей, всадники довольно жестко прорвались за ближайший поворот.
В короткий срок улицу покинули, все кто мог. В отличие от обреченных и дальше торчать погонщиков и купцов. Их охрана сгрудилась у подотчетных повозок, но не пыталась вмешаться ни на одной стороне.
И в этот момент, из-за стены щитов высунулась хитрая морда представителя магистрата. Опытный в интригах крысеныш первым сообразил, что попытка стражей порядка отсидеться в такой ситуации, будет слишком уж подозрительной. Тем более что именно их идиот Гайза, по прозвищу «Короткий», и оказался закоперщиков бардака.
Все это Игорь узнал из первых рук, и получил заверение, что «городской магистрат очень сожалеет, и предпримет все необходимые действия».
Вряд ли мелкую чиновную сошку кто-нибудь успел уполномочить на такие заверения, но хевдинг принял предложенные правила, а потому уже через минуту половина стражи принялась наводить порядок, а еще десяток при двух секирах попытался прорубить массивные двери в дом.
Вся эта порча личного имущество сопровождалась громкими заверениями, что злоумышленникам лучше открыть самим, но понимания эта разумная тактика не нашла. Внутрь удалось попасть только минут через двадцать, когда изнутри голосом Дольфа предупредили, что «тут уже никого нет, и они сейчас откроют».
Незадачливые «дверорубы», успевшие еле-еле углубиться сквозь переплетение бронзовых полос и массивных дубовых плашек, с явным облегчением оставили вход в покое. Однако услышав заверение, что заднюю дверь хускарлы нашли открытой, а в доме никого живого, они с заметным энтузиазмом рванули внутрь, озабоченные явно не только расследованием. Или совсем не им.
Иронично хмыкнув, Дольф предположил, что хоть у кого-то сегодня будет удачный день, и некие недотепы кажется слегка разбогатеют.
И правда, даже если кто-то из владельцев имущества не участвовал в нападении или сумел выжить, попробуй, угадай, что взял коварный убийца или убийцы, а что – «благородные защитники».
Чиновник невозмутимо проигнорировал выпад, то ли решив сконцентрироваться на главном, то ли опасаясь пререкаться с разгоряченным воином. Любой из предложенных вариантов, позволивший доходяге избежать неловкой ситуации, давал Игорю повод испытать к этому человеку даже некоторое уважение.
Еще раз, теперь уже заинтересованно оглядев его, он на некоторое время задумался, гоняя по голове промелькнувшую идею. Размышлять на ту же самую тему, бывший журналист продолжал все время, пока Дольф озвучил логичные и вполне ожидаемые наблюдения.
Когда телохранитель замолчал, Игорь еще некоторое время искал какие-нибудь неожиданные знаки на лице представителя магистрата.
Не дождавшись ни слов, ни попытки уйти, он хмыкнул непонятно чем довольный и, понизив голос до минимума, практически в лоб озвучил свое предложение
– И как зовут представителя столь славного города?
– Фуса 21, господин! – пояснил собеседник, снова не проявив ни капли инициативы.
– Ливэ Фуса, среди моих воинов, немало бывавших здесь. Кто-то прожил долгие дни, путешествуя по своим делам, – Игорь точно не знал, но сейчас это было и не важно. – Однако сомневаюсь, что хоть один из них знает эти улицы лучше тебя. Неужто такого достойного фриза не возмутили подлецы, смеющие беззастенчиво резать добрых горожан?
Проявляя прежнюю сдержанность, тот все же с готовность кивнул.
– Совсем недавно я хорошо повоевал за Вратами батавов. И судя по тому, что до сих пор жив, моя удача все еще со мной, – Игорь позволил себе улыбнуться, в ответ на выражения лиц слушателей, явно оценивших шутку. – А вот в чем легче всего убедиться тебе, так это в том, что в моих карманах достаточно серебра, чтобы быть щедрым. Очень-очень щедрым!
С последним уточнением, в поясную сумку Фусы перекочевал кошель, с двумя десятками полновесных гельдов. Сумма вроде не такая уж и «великая», но по большому счету – лишь за намерения. То есть ни за что.
Секунды, что прохиндей держал мешочек в руках, он как-то сумел его полностью оценить, потому что маска чиновника ненадолго треснула, и некоторое время на лице его сияла самая честная, скорее даже – искренняя, – алчность.
* * *
Еще до выхода в поход – в Эверберге, – в одну из дюжин Игорь свел десять хускарлов не моложе сорока. В отдельное подразделение он собрал самых уважаемых воинов, в большинстве своем с опытом службы в других хирдах. При этом определяющим было их умение и готовность возиться в будущем с молодняком и присматривать за порядком в лагере. Куда бы его дружина ни направилась, за обоз всегда необходимо будет кому-то отвечать. Тем более в нынешнем очень дальнем походе.
Возглавил эту смесь военной полиции и учебной роты, его бывший старший десятник Эгир 22. Это позволило сохранить за ним прежний статус, одного из самых главных офицеров, теперь уже хирда.
Племенные ярлы, у которых хватало и других забот, обычно назначали отдельного человека предводителем дружины. Однако учитывая, что кроме казны и хирда у Игоря ничего пока собственно и не было, назначаемую должность «хевдинга» своего хирда, он решил сохранить за собой. Просто часть обязанностей перераспределил между остальными десятниками. Заодно получив возможность понять, кто есть кто, и не ошибся ли он с назначениями.
В импровизированный «военный совет» хирда нового морского ярла, кстати, вошли пятнадцать человек. В большинстве своем это были командиры десяти полноценных штурмовых дюжин и, конечно же, Эгир, руководивший, как своим десятком ветеранов, так и почти полутора сотнями рабов и слуг. Среди последних числилось почти 60 младших сыновей бондов, набранных среди ивингов.
Это были юноши от 14 до 18 лет, не пожелавших «вовремя» жениться, завести семью и остаться на всю жизнь в поле. Их еще только начали обучать для будущей младшей дружины, где юным мужчинам предстояло стать лучниками, арбалетчиками, копьеметателями и возницами боевых колесниц. Правда, и сейчас и в дальнейшем, все это не исключало много ежедневной работы по лагерю.
Следующим «в списке», но далеко не последним по значению, в совете числился Рудольф.
Если раньше «главным телохранителем» он стал как бы само собой, то теперь – с шестью подчиненными, – воин получил и официальное подтверждение должности, и статус старшего десятника. И бойцов в этот отряд подобрали исключительных.
Даже с их общим уровнем умений, любой природный ярл взял бы таких в хирд без колебаний. Большинство слабых бойцов среди оставшихся прикрывать караван, просто не выжили. Но при этом кто-то из телохранителей виртуозно владел секирой, другой – считался признанным мастером-мечником, еще двое – были прирожденными лучниками, и так далее.
Тот же Людвин, сохранивший накануне жизнь своему командиру, считался, например, бесспорным умельцем по части конного боя. Он был способен не хуже какого-нибудь ветерана-степняка, действовать с седла мечом, копьем или дротиком.